Следы на пути твоем (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 41

— Лизбет, замолчи немедленно! — вдова смущенно отвела взгляд, но затем снова повернулась к Виллему. — Видимо, она права в том, господин лекарь, что мне давно стоило поблагодарить вас. Ваши снадобья и правда замечательны. Неучтиво было не сказать вам об этом раньше.

— Я рад служить вам, достопочтенная… Кхм… Вам и другим жителям нашего славного города, разумеется.

Лизбет откровенно хихикнула. Кажется, вся эта сцена, по оценке лекаря — весьма неловкая, — приводила ее в полнейший восторг. Да и Гвидо, как краем глаза заметил его опекун, равнодушным не оставался — сиял, будто начищенный флорин.

Торжеству сводников, однако же, было не суждено длиться долго: выходящая из храма толпа заставила собеседников потесниться, а затем вдова, склонив голову на прощание, и вовсе пошла прочь с церковного двора.

— Мастер, позвольте к отцу сходить? — Гвидо мотнул головой в сторону кладбища.

— Да, — машинально ответил Виллем. Затем спохватился: — С тобой пойти?

— Можно я один?

— Можно, иди, я подожду.

Виллем прислонился плечом к церковной ограде, не замечая, как рассеянный взгляд устремляется вдоль улочки, по которой, казалось, все еще скользили две женские тени.

Хорошо с ней… Спокойно как-то на сердце. Тепло и почти радостно. Да и женщина достойная, стать и благородство — в каждом жесте, слове, чуть ли не в строгих складках подола темного верхнего платья, в элегантном, сдержанном омоньере при поясе… И богобоязненная, подолгу остается после Мессы, чтобы помолиться… За душу супруга, наверняка… И скромная, лишний раз ресниц не поднимет… Определенно, ее мужу повезло с ней…

— Мастер, я готов… Мастер?.. — подошедший Гвидо проследил направление его взгляда, и на его печальном после кладбища лице мелькнула озорная улыбка. — Мастер, вы о ней думаете, да?..

— Что? О ком?

Виллем, мысленно обругав себя, постарался придать своему лицу возможно более серьезное выражение и изгнать мечтательную дымку из глаз.

— О вдове ван Кларент же!..

— Не болтай глупостей. Пошли домой, мне еще к паре пациентов зайти надо.

Парень послушно двинулся за опекуном, но тему исчерпанной не считал.

— Она хорошая, вдова. Помните, она нас пирогами угощала? Когда я только с вами жить начал. Вкусные были!.. Нет разве?

— Может быть. И да, это было очень благородно с ее стороны.

— Она вам — пироги, вы ей — мазь для рук… — глубокомысленно продолжал мальчишка. — Мастер, а если вы свободны и она тоже…

— То что? — резко бросил Виллем.

— Ну не знаю… — Гвидо наконец заметил его раздражение, смутился. — Я ведь ни про что плохое не говорю, мастер. Я про… про честный брак. С венчанием, перед Богом и людьми. Мне кажется, она бы согласилась.

Виллем еще раз искоса взглянул на него. Гнев, невесть с чего вскипевший, так же быстро сошел на нет. Мальчишка, конечно, дерзит и сует нос в то, что его совершенно не касается — но, пожалуй, злиться на него — пустое. Не говоря уж о том, что раздражение только подстегнет глупый детский энтузиазм. Тут надо тоньше…

— Ладно, убедил.

Подросток даже споткнулся, услышав эти слова опекуна.

— В смысле — как — убедил? — опешил он.

— Очень просто. Ты прав: она свободна, я свободен, мы еще не стары, равны по статусу… Венчание, перед Богом и людьми, все как положено… А ты, как стукнет тебе четырнадцать, женишься на Лизбет. Ну, чтоб для полного счастья.

— Что?!

Виллем с трудом подавил улыбку.

— А что? — стараясь оставаться серьезным, продолжил он развивать свою мысль. — Она хорошая девушка, порядочная, работящая, с детства в услужении… Чем тебе не партия?[3]

— Она же толстая, мастер! И у нее веснушки! — в голосе подростка отчетливо слышались панические нотки.

— Не толстая, а дородная, — не моргнув глазом, парировал лекарь. — А веснушки, так и быть, выведем. Я средство хорошее знаю. Так что, договорились?

— Нет!

— Нет? — Виллем приостановился, пристально взглянул на подопечного. — А раз нет, то будь добр, оставь эти замашки старой сводни. Неймется — так окати бедра колодезной водой. И не лезь, куда не звали. Понял меня?

— Понял, мастер. Простите.

— Вот так-то лучше. Ладно, идем, вечереет, а завтра праздник. Подготовиться бы надо.

***

Праздник вполз в дом Виллема на следующее утро в виде густого запаха жареного мяса: очевидно, соседи лекаря прямо с утра принялись готовить барашка на вертеле.

Гвидо, которого аромат бесцеремнонно разбудил, заворочался, затем, выбравшись из постели, добрался до двери в кладовую: пост закончился, и от мыслей о чем-нибудь мясном желудок будто в пляс пускался.

Осмотр запасов, однако же, заставил подростка приуныть. Мастер Виллем, конечно, хороший человек, но с ведением хозяйства у него из рук вон плохо. Да и когда ему?.. Вон, с утра ушел, к ночи явился, какая еще готовка да хождение по лавкам…

Шорох в приемной лекаря, однако, явно говорил о том, что по крайней мере сегодня мастер Виллем с утра никуда не ушел. Гвидо прислушался — голосов не было слышно. Значит, опекун один. Наверно, снова рукописью своей занялся. Она интересная, про травы. Мастер несколько раз зачитывал отрывки. И как ему это удается?.. Вон, в монастырях братья только чужие тексты переписывают, и то — труд почетный… А он и вовсе — сам из головы придумывает… Умный он…

Только вот с хозяйством не ладит.

Это следовало исправить.

Подросток перехватил поудобнее костыль и приоткрыл дверь в приемную.

— Мастер?

Виллем действительно обнаружился у конторки, целиком погруженным в работу. На голос подопечного, однако же, оглянулся, приветливо кивнул.

— Доброго утра, Гвидо. Хорошо спал?

— Угу, по Божьей милости. Мастер, надо бы к мяснику сходить. Праздник, а у нас в кладовке ветер гуляет.

Лицо опекуна со всей очевидностью намекало, что ради спокойного времяпрепровождения со своей рукописью он готов смириться с прискорбной скудостью их запасов. Впрочем, ни на что другое Гвидо, уже успевший узнать его достаточно хорошо, и не надеялся.

— Я схожу, мастер? — попросил он. — К вечеру ужин мясной сделаю. Только денег дайте, мясник в долг не отпускает.

— А справишься? Ярмарка сегодня, народу много будет… — он помолчал, затем хитро взглянул на подопечного: — Или ты ради ярмарки и выбираешься?

— И ничего не ради ярмарки! — насупился подросток. — Просто есть хочется, а у вас кроме муки и сухарей нет ничего. Хотя… Там, наверно, акробаты приехали… И огнеглотатели… Я бы посмотрел. Или нельзя?

— Можно. И даже нужно, я бы сказал, — ответил лекарь. — Тебе не помешает развлечься. Вот, возьми.

Из шкатулки, стоящей при конторке, были вынуты несколько монет, сразу перекочевавшие в протянутую ладонь подростка.

— Этого много, мастер Виллем, — Гвидо внимательно осмотрел предложенное, отложил два медных соля. — Розарда за глаза хватит на хороший кусок баранины.

— Бери, — опекун уже снова заскрипел пером. — Купи себе что-нибудь. Что приглянется.

— Правда можно? Что захочу?

— Угу. В пределах разумного, понятное дело.

— Спасибо, мастер!

Вряд ли опекун передумает и потребует вернуть лишние монеты. Однако Гвидо постарался оказаться на улице как можно скорее.

***

Ярмарка в Хасселте не могла сравниться по размаху и богатству с подобными мероприятиями в более крупных городах вроде Льежа, не говоря уж про Брюгге. В праздники, однако, в город подтягивались крестьяне из соседних деревень. Они пополняли торговые ряды своими нехитрыми товарами, а на площади разворачивались представления музыкантов, жонглеров, акробатов и фокусников, которые по каким-то причинам не обосновались в городах побольше. Толчея и льющаяся отовсюду более или менее приятная музыка дополняли картину праздника.

Гвидо добрался до рыночной площади, когда солнце поднялось уже высоко. Народ валил валом, и подростку пришлось даже несколько раз нырять в соседние с площадью узкие улочки, чтобы отдышаться и хотя бы с минимальным комфортом добраться до чего-нибудь интересного.