Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 13

Он оглядел шоколадно-вишневый, почти черный шар-многогранник. Шар сверкал своими поверхностями, но, надо понимать, «не работал» – просто огромный драгоценный камень.

– Э́йргедд, – сказала девушка, указав на граненую сферу.

– Такую штуку я уже видел, – кивнул Марк. – Гессех ее зажигал своей железякой, – он указал на посох.

– Гессех? – девушка отозвалась так заинтересованно, что даже перестала жевать. – Ка ойм ки́стенгге эйсе́нг?

– Если ты его знаешь, не удивлюсь. Я понял – он тут у вас какая-то шишка. Еще этот Гиттах, в белом – тот вообще...

– Гиттах?! – девушка пронзила горячим золотом взгляда. – Сто ойм ки́стенгге-сте эйсе́нг?!

– Надо учить язык, – Марк сцепил зубы. – Теперь обязательно... Блин.

Девушка дожевала свою половину, отошла и подобрала посох. Колокольчик сверкнул и звякнул. Она накинула черную ткань на сверкание зайчиков в волосах – солнце наверху словно выключили. Черный конверт-мешок, черный клобук (даже не прорезан для глаз), стержень-посох, сверкающий колокольчик – зрелище, мягко говоря, опять же, дикое. В разгаре ясного дня, после этих десяти волшебных минут – особенно.

– Таахе́йнгес!

Она повернулась на запад, вышла из-под ажурной арки, и двинулась черным пятном по сверкающему полотну дороги.

Часа через три впереди появился новый параллелепипед с шаром – очередной перекресток. Сооружение приближалось, и вскоре определились размеры – раза в полтора больше чем предыдущие. Шоколадно-вишневый камень пари́л над дорогой, сверкая гранями в солнечном свете; было ясно, что он «не работает» также (очевидно, их следовало «включать» – жезлом и заклинанием, или чем-то еще).

Сооружение вырастало, пронзая дистанцию разноцветными искрами обязательного узора; однако ожидаемый перпендикуляр дороги не появлялся. Полотно проходило раму параллелепипеда ничем не пересекаясь; площадка под многогранником была, соответственно размерам, больше.

Они приближались, и вскоре причина стала понятна – метров за пятьдесят до арки, куда вливалось сверкающее полотно дороги, местность резко падала вниз, образуя провал глубиной метров сорок. Ближний склон пади был очень крутой, противоположный – больше пологий, градусов сорок; дорога переносилась через провал стандартным мостом, каких Марк видел уже штук десять.

Едва он подумал – для чего, в таком случае, здесь воздвигнуто сооружение, оформлявшее перекрестки (и, как минимум, исполнявшие информационные функции), – как стало понятно, что собственно перекресток никуда не девался. По дну ущелья, вдоль ленты реки внизу, стремилась спица перпендикулярной «трассы». Параллелепипед, протягиваясь дальше под мост, вонзался опорами в землю по сторонам нижней дороги – оформляя таким образом этот двухуровневый перекресток.

Остановившись в начале моста, Марк выглянул вниз и попытался найти какой-нибудь спуск, сообщавший бы уровни между собой. Ничего подобного не наблюдалось. Под мостом, над нижней дорогой, над такой же площадкой, висел такой же сверкающий многогранник.

Они прошли дальше и миновали первую арку. Грани параллелепипедов представляли собой огромные уголки; у ближних – северо-восточной и юго-восточной – внутри профиля, по углам площадки, обнаружились квадратные отверстия, стороной метра три. Марк подошел к правому и заглянул. Колонна падала вниз и, также охватив профилем квадрат нижней площадки, исчезала в земле.

Он поднял взгляд на дорогу. С севера к перекрестку приближалась процессия, аналогичная той которая наблюдалась утром, по дороге вдоль кислотной реки. Вереница облаченных в свои рубища «низших» – мужчины и женщины, старики и старухи, дети – бредут как сонная в полдне отара овец гуськом по тропе.

Каждые сорок-пятьдесят метров – всадник; сверкает на солнце упряжь, слепит радужный огонь шлемов. Цепочка колющих глаз многоцветных огней тянулась под горизонт, словно разметка некой взлетно-посадочной полосы. Сейчас, увидев их много и сразу, Марк отметил насколько сильно они отражают-переломляют свет; оставалось гадать – какой в этом был смысл (понятно, что не для красоты).

Эйнгхенне, как видно, поняла, что он задержался; колокольчик умолк, она обернулась.

– Эгха́рг-ттеэ нойре́нгерг, – она указала посохом вдоль южного луча дороги. – Ведхе́сс эгго́гест тахе́нтсе. Таахе́йнгес!

Повернулась на запад и зашагала дальше – колокольчик зазвучал снова. Процессия уже достигла моста. Марк перебежал к противоположному парапету, и долго наблюдал как вереница этих понурых, безучастных, каких-то бесчувственно-деревянных людей вытягивалась из-под арки.

– Кажется, я понимаю куда их ведут, – он отвернулся и поспешил за черной фигурой.

Мост закончился, влившись в новую плоскость холмов. Бесконечные часы пустой дороги и девственного ландшафта уже несколько утомляли. Глаза, хотя наслаждались формой и цветом всего окружающего, от однообразия начали уставать, все сильнее стала ощущаться дрема. Вдруг впереди на дороге сверкнула радугой точка. Так и есть – еще один всадник. Бросая жгучие искры, точка близилась. Всадник был копией Гессеха, когда Марк увидел того в первый раз, первым утром. (Интересно – как далеко дотуда сейчас? Объем пройденных с того дня расстояний никак не складывался в какое-то целое – бесконечная прямизна дорог сбивала.)

– У них, надо думать, тоже какая-то униформа, – Марк хмыкнул.

– Таахе́йте тте́йтеммдетт, – прозвучал голос Эйнгхенне из-под черного клобука.

Она остановилась, выставив перед собой посох. Марк вдруг сообразил, что Эйнгхенне все это время шла вслепую. Он вспомнил пару моментов когда она отклонялась от прямой, сходила к желобу, и затем, словно получив от посоха некий сигнал, правила курс и возвращалась к центру дороги. Очевидно, посох служил для нее навигатором.

– Отт та́хенгде, – она указала им вдоль дороги вперед. – Гааре́йнгет, – мягко ударила по сверкающему полотну – колокольчик весело звякнул.

– А куда я пойду? – догадался Марк. – Это во-первых. Во-вторых, теперь я от тебя не отстану.

– Таахе́йнгес, – снова сказала Эйнгхенне и снова указала посохом вдоль дороги.

Колокольчик продолжил звон; они продолжили путь. Всадник впереди приближался; вскоре его можно было разглядеть в деталях – на пару секунд даже почудилось, что это был Гессех. Когда между ними осталось метров двадцать пять – тридцать, всадник спрыгнул с коня, взял его под уздцы и отошел к обочине. Он замер, спрятавшись за конем и выглянув из-под гнедой шеи; в лице и во взгляде читалась напряженная настороженность. Марк отметил, что человек – так же как Гессех тогда, в городе, – держит руку под фибулой на плаще. Ясно, что у этого там свой жезл, и он будет им защищаться. Только вот от чего? От черного человека, понятно, – только от чего именно? Что за напасть для местных? (Черт, как плохо не знать языков!..)

Ускорив шаг, Марк поспешил за Эйнгхенне. Они почти приблизились к всаднику, с бледным лицом наблюдающим за ними из-за коня. Человек смотрел больше не на Эйнгхенне, в ее черном мешке с ее посохом-колокольчиком, а на Марка – на одежду, на сумку, на обувь. Было понятно, что все это он видит первый раз в жизни, и все это нарушает привычную для него картину явлений.

Марк, чуть задержавшись у всадника, собрался сделать пару последних шагов, чтобы поравняться с девушкой. Этих «резких движений», как видно, нервы всадника уже не выдержали. Он вскрикнул и выдернул руку из-под плаща; в руке багрово-золотой молнией вспыхнул жезл. Затем произошло то что Марк уже видел и знал чем заканчивается. С жезла сорвался огонь и с треском собрался в горящую сферу. Сфера вспухла сверкающим облаком и взорвалась, поглотив собой метров тридцать пространства.

Когда граница огня коснулась Эйнгхенне, ее посох вспыхнул в ответ таким же пламенем. Искристая сфера обтекла Эйнгхенне мерцающим коконом и растворилась в сиянии предвечернего солнца. Девушка остановилась и замерла; Марк обернулся на всадника и замер также. Человек, проорав нечто нечленораздельное, бросился вон по дороге. Отбежав метров на двадцать, он остановился, крикнул – конь ступил с места и порысил к нему; затем запрыгнул в седло, вонзил шпоры и сорвался в карьер.