Ради тебя (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 59

- Да не имеете же вы в виду!.. - ахнула Тиль.

- Имею, имею, - закивала старуха. - Маменька-то в породу Арьере пошла: смуглая, черноволосая и черноглазая. А братец её, как и сынок, в бабку удались беленькими. Но и это ещё не всё.

- Неужели у моего мужа и его дяди были одинаковые родинки? - скривилась Тильда.

- Про родинки ничего не знаю, - не далась старуха, - а вот то, что у них по шесть пальцев на левой ноге, видала. Махонький такой второй мизинчик сбоку. И только у них, больше ни у кого. Складывай, коли умная. Маменька твоего Амоса от родного брата понесла!

- Да даже если и так!.. Ну ладно, пусть, предположим! Но доказать-то всё равно нельзя!

- Кому нельзя, тому нельзя, - равнодушно пожала плечами ведьма. - Про храмовые книги я уже сказала. Портрет дядьки твоего мужа наверняка у Арьере в галерее до сих пор висит, сравнить можно. Но главное-то в другом. Помнишь, как Амос матушку любил?

- Да вы в своём уме?!

Тиль вскочила со скамейки, неловко дёрнув рукой - не то чтобы ей старуху ударить хотелось, но жест всё равно вышел неловким.

- Ты о чём это подумала? - захихикала ведьма. - Ну, затейница! Я про то говорю, что твой муженёк и тени на маменькино имя упасть не даст, пятнышком не замарает. Поняла?

- Поняла, - пробормотала Тиль. - Только вот что-то радости от этого немного.

- А зря! - хмыкнула старуха, причмокнув губами. - В общем, я сказала, что знала, а там уж сама думай.

***

Доктора Вермена, которого привёз вернувшийся Джермин, Тиль знала пусть и не близко, зато верила ему безоговорочно. Потому что чувства родственников он считал штукой лишней, ничего незначащей, даже мешающей в многотрудном деле исцеления и рубил всю правду, как она есть. А когда эти самые родственники, чувствами отягощённые, после «рубления» правды принимались рыдать, Вермен очень удивлялся.

Только вот Арьере было глубоко плевать на докторские причуды, зато определённость, пусть даже и с самыми мрачными прогнозами, сейчас бы совсем не помешала. Слишком уж мерзко и тягостно осознавать собственную беспомощность. А её Тильда за прошедшую ночь всей душой прочувствовала: у Карта снова начался жар, он бредил, порывался с кровати встать и вроде бы не понимал, где находится. А ещё Крайт постоянно Тиль звал. Пожалуй, это было самым мучительным.

В общем, к тому времени, как доктор приехал, Арьере едва сдерживалась, чтобы хихикать не начать - плакать почему-то совсем не хотелось, а вот идиотские, совершенно ни к чему не относящиеся смешки давились с трудом. И когда врач, наконец, вышел из спальни Карта, Тиль чуть на грудь ему не бросилась. Правда, сумела вовремя остановиться, но руки заломила как трагическая актриса.

- Доктор, прошу, скажите, что с ним! - взмолилась в полном согласии всё с той же трагедией.

Но то ли Вермен не был поклонником актёрства, то ли просто привык к подобным сценам, только с заверениями в том, что всё будет хорошо, он спешить не стал, а крякнул, степенно отёр накрахмаленным платком роскошные усы и уселся за накрытый к чаю стол. Кажется, свежие булочки его интересовали куда больше тильдиных выступлений.

- Да вы присаживайтесь, душа моя, - радушно пригласил доктор густым оперным басом. - Чай - это очень хорошо, это пользительно. Для нервов трепетных барышень особенно. А мы с вами уже встречались, встречались - личико ваше знакомо, да вот не помню где. В пациентках моих не числились, за это поручиться могу, хотя цвет ваших щёчек вполне подходящий.

Лекарь довольно хохотнул, будто булыжники в бочке тряхнул.

- Вы лечили мою подругу, - пробормотала Тиль, комкая под столом край скатерти - очень уж ей хотелось завизжать, а то и попросту обложить весельчака по матери, бабушке и прабабушку припомнить. - У неё тоже чахотка была.

- Ну, последнее уточнение совершенно лишнее, - Вермен заложил угол салфетки за жилет, подтянул к себе плетёнку с выпечкой. - Я эту заразу лучше всех знаю, тридцать лет ей посветил, да-с, душа моя, тридцать! Только вот к чему было ваше «тоже»?

- Я думала, что Джермин ввёл вас в курс дела, - растеряно протянула Арьере.

- А Джермин у нас кто? Врач, светило науки, скрывающееся от общественности? - ни с того ни с сего разозлился доктор, даже булочку раздражённо на тарелку швырнул.

- Нет, Джермин не врач, но...

- Что «но»? Что «но», душа моя? - рокотнул Вермен гневливо. - Какой коновал вам сказал, будто молодой человек, преспокойно дрыхнущий в данный момент наверху, болен чахоткой?

- Местный доктор, - проблеяла Тиль.

- Доктор! - Врач фыркнул так, что его роскошные усы встопорщились, отчего Вермен стал похож на злющего кота. - Местный! Не иначе как аграрных наук, специалист по брюкве и морковке. Вот смотрю я на вас и диву даюсь: вроде бы милая молодая дама, не без интеллекта, глазки перепуганные, но умненькие. Да-с, умненькие! А всякой чуши верите.

- Так у Карта не...

- Что там у вашего Карта, мне пока не ведомо, - проворчал доктор, отрезая от куска масла ломоть, толщиной с палец. - Организм пациента находится в плачевном состоянии - это верно. И жёсткая простуда, так сказать, налицо. Только вот в груди у него хрипы, как в паровом котле. Там такая симфония и не поймёшь: пневмонию мы имеем, чахотку или вовсе какую-нибудь штучку экзотическую.

- Вы хотите сказать...

- Ничего я не хочу сказать, - кажется, даже с удовольствием перебил Вермен, - а говорю прямо: в таком состоянии ставить пациенту диагнозы - это дилетантство. Ди-ле-танс-тво, вы меня поняли?

- Поняла, - уныло согласилась Тиль.

- Что вы поняли, душа моя? - усмехнулся врач. - Ничегошеньки вы не поняли. Гарантий я вам давать не собираюсь, репутацию блюду. Но, скорее всего, кроме дурно залеченной пневмонии у вашего возлюбленного ничегошеньки нет. А докторишку, который вас напугал, повесить на воротах! Вот на вашем месте я прямо сейчас поехал бы, взял его за шкирку и повесил! На воротах! - плотоядно повторил Вермен, откусывая разом больше половины булки. - Чтоб не путал причину со следствием! - закончил совершенно чётко, видимо, заглотав выпечку, как удав. - По началу-то надобно выяснить, почему взялось, откуда, а только потом узнавать, что у нас такое завелось.

Тильде показалось, что она сейчас всё-таки рухнет в обморок. Не рухнет даже, а эдак соскользнёт, словно по ледяной горке: тело стало мягким, податливым, гуттаперчевым, а голова наоборот отяжелела, уши ватой забило. Чужие голоса гудели, как далёкий колокол: «...почему взялось», «...причину со следствием». А ещё она слышала слезливый шепоток Айды: «Бедная девочка! И за что на неё такое то свалилось?» И даже собственный голос примерещился: «...обычная у меня жизнь, как у всех».

И всё закончилось, как покрывало сдёрнули. Столовая оказалась просто столовой, пылинки медленно кружились в столбе солнечного света, бьющего в окно. А голоса врача и старой служанки, обсуждающих преимущество маковой обсыпки перед сахарной, звучали совершенно обыденно и совсем не походили на призрачное гудение.

- Прошу прощения, - промямлила Тильда, неловко выбираясь из-за стола и едва на Айду не наткнувшись. - Я сейчас вернусь.

Арьере почти выбежала на заднее крыльцо, запрокинула голову, упёрла руки в бока, пытаясь отдышаться. Получалось плоховато, корсет давил железным обручем, сердце билось гулко, слишком поспешно, а мысли сбивались комковатой паутиной.

Ведь действительно всё разом свалилось. И все разом. Текла себе жизнь стоялой речкой, ряской зарастала. И вдруг водоворот: события, события, события. И люди, люди, люди. Прошлое, настоящее... Странные возращения, дикие признания, фантастические откровения, непонятные персонажи: нахальные колонисты, загадочные наглецы. Тайники.

Кладов не хватает. И злодея, из-за ширмы дёргающего марионеток.

Причина и следствие. С чего всё началось? Когда мальчишка заставил её горшки бить? Или раньше? Со смерти Берри? Да пожалуй, с этого - с похорон дяди, приезда Карта, разлада с мужем. Тогда пружину и сорвало, и она, расправляясь, виток за витком закрутила ураган. Получается, осталось понять, что её держало. Старый Крайт - это ясно, только как и чем?