Ради тебя (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 25

- Ты считаешь меня слишком маленькой? - скорее по привычке, чем на самом деле возмутилась Тильда.

- Если бы, - не слишком приятно хмыкнул Карт, а потом повторил, - если бы. В этом-то и проблема.

И резко поднялся, выдернув руку - у Тиль даже в шее что-то хрустнуло.

- В чём проблема? - пробормотала она, вконец перестав понимать, что происходит.

Ей показалось: кузен так и не ответит, слишком уж целеустремлённо к двери шёл. Но на пороге он всё же притормозил, посмотрел через плечо.

- Всё было бы гораздо проще, считай я тебя маленькой, - сказал и вышел, аккуратно, даже чересчур аккуратно прикрыв за собой дверь.

7 глава

Можно ли придумать занятие приятнее, чем качаться в гамаке эдак лениво, никуда не торопясь, растягивая каждое движение - и-и раз, и-и-и два. Да ещё когда солнышко не припекает, а ласково, будто губами касается скул, лба, по волосам гладит. И не жарко совсем, нахал-ветер играет оборками юбок, щекочет щиколотки. Невесть зачем прихваченная книга лежит позабытой, на тарелочке белеет откушенным боком чудом сохранившееся с осени яблоко. Красота, кто понимает.

Тиль, видимо, всё-таки что-то понимала, потому что хорошо ей было. А стало бы ещё лучше, не лезь в голову суетливые как мыши, растерянные мысли. Самая очумелая, мельтешащая от одного виска к другому, думалась примерно так: «А с чего начать-то?».

В романах, тех самых, которые в газетах печатались «с продолжением», всё казалось совсем несложным: главное, бегай побольше, а направление бега значения, в общем-то, не имеет. Рано или поздно, но наткнёшься на старушку, видавшую, что гнусный убийца вылез из окна спальни госпожи. И с ботинок преступника непременно посыплется особая рыжая глина. Из чего следует, что мерзавец, отнявший жизнь у ни в чём не повинной женщины - это мастер Корптон, живущий на Садовой улице, потому как такая глина только там и есть. Да и сыщик мастера Корптона с самого начала подозревал - но вот печаль! ­- улик против него не нашёл. А тут разом и старушка и глина. У Тиль же не было ни зоркой бабки, ни редкой почвы, ни даже Корптона. Да и с преступлением не всё ясно, может, оно и не случилось вовсе, а дядюшка шантажом никогда не собирался промышлять.

Вторая мысль не металась, а просто бегала, да и то с прохладцей, с ленцой: «Что же дальше делать?». Госпожа Арьере осознавала: ответа она ни сегодня, ни завтра не получит. Возможно, через месяц вопрос по-прежнему останется вопросом. Вполне допустимо, и лет через десять ничего не изменится, только сама мысль превратится из «Что мне делать?» в «Что надо было делать?» Мало, что ли, людей с подобным живут.

А вот третья мышка-мысль, была совсем новой, потому и маленькой ещё, ошалело крутилась на месте, будто пытаясь собственный хвост поймать. Породил её чужой разговор, вернее, обрывок фразы. Просто когда Тиль в сад шла, услышала голос служанки. «...Неужто она ему вот так и спустила? - возмутилась Айда, а следом что-то вроде тряпки шлёпнуло. Наверное, старушка в сердцах по столу полотенцем ударила. - Вот если б тебе вздумалось меня у алтаря бросить, так в жизни бы не простила, хоть вот что делай!»

Ну и родилась думка-мышонок, удивлённый такой, обескураженный: «А я на самом деле его простила?» Почему-то раньше - и тогда, и потом, и сейчас - Тиль так и не додумалась: она, вообще-то не только опозорена, но ещё и оскорблена. Боль была, да ещё какая! Поселилась клыкастым зверьком в желудке, порой когтя так, что и не вздохнуть. Иногда лишь свернувшись калачиком, подтянув колени к самой груди, удавалось её утихомирить. Так вот, боль имелась, растерянность тоже, недоумение, злость даже. И, конечно, осознание собственной вины. А вот оскорблённой себя почувствовать - это на самом деле в голову не приходило, потому не нужно было решать, прощать или нет.

Теперь же от всего этого одно недоумение и осталось, какое уж тут прощение?

Свет загородила тень - Тиль это и с закрытыми глазами почувствовала, прохладней стало. Но смотреть, кто там ей мешает солнечные ванны принимать, не спешила. А зачем, если и так понятно?

- Представляешь, Айда мою маму помнит, - протянула задумчиво, лениво отталкиваясь ногой.

- А почему бы её не помнить? - Крайт сел прямо на землю - прошлогодние листья, уже прикрытые пробившейся травой, но ещё не превратившиеся в труху, зашуршали; скрипнула о кору яблони толстая кожа лётной куртки. - Лет тридцать ведь прошло, а то и меньше. Даже старики ещё живы.

- С чего лет тридцать прошло?

- Как твои родители отсюда уехали.

- А ведь точно, - Тильда сдвинула шляпку на кончик носа, но почувствовать себя прозорливым сыщиком это не помогло. Наоборот, в голове появился новый суетливо-растерянный жилец: ведь папа с мамой и впрямь тут жили, может, даже вот в этом особняке, где она всё детство провела! По крайней мере, отец-то точно здесь вырос. - Карт, а как ты думаешь, кто такая «неуберёга»?

- Не знаю, - с готовностью откликнулся кузен. - Из местного, наверное. Может, что-то вроде «враспать».

- А что такое враспать?

- Сопеть или пыхтеть.

- «Как правило, у самой загадочной тайны весьма банальная разгадка», - процитировала Тильда того самого газетного сыщика, который никак не желал ей на выручку прийти. - А ещё один мудрый сказал: «Чем дольше живу, тем больше понимаю, как мало я знаю».

- Это, кажется, кто-то из лекарей.

- Возможно, - Тиль села, поправив шляпу. - Кадетов всегда образовывали лучше, чем юных дев. Карт, а отчего умер твой отец? Только не спрашивай, почему меня это вдруг заинтересовало.

Крайт, на самом деле сидящий на траве, подогнув под себя одну ногу, а колено другой едва не к подбородку задрав, в общем, раскорячившийся самым непристойным образом, вздрагивать не стал, отворачиваться тоже. Да он даже взгляда не отвёл, только посмотрел долго, но непонятно.

- Шею сломал, - ответил, наконец.

- Как? - ахнула Тиль.

- А как это бывает? Напился и упал с лестницы, - пояснил кузен невозмутимо.

- Почему?

- Почему напился или почему упал? - уточнил Карт. - Упал, потому что в собственных ногах спьяну запутался. А напился, потому что застал мою матушку и старину Берри в весьма компрометирующей ситуации.

- Дядю?!

- Его, - кивнул Крайт усмехнувшись. - Ну что ты на меня так таращишься? В постели он их застукал. Думаю, что объяснить это внезапным приступом лунатизма у них не получилось. Да и вряд ли бы дядя оправдываться стал. Моего отца он и в медяк не оценивал.

- Но дядя же старый! - прежде чем язык прикусить, выпалила Тиль первое, что на ум пришло.

- Во-первых, не такой уж он и старый был, всего лет сорок или чуть больше. А, во-вторых, если вспомнить всё, что моя дражайшая маменька отцу наговорила, Берри отличался... мужественностью.

- А ты не слишком с осуждением спешишь? - негромко спросила Тильда, снова оттолкнувшись, заставляя гамак качнуться. - Мы же не знаем, что там случилось на самом деле. Может, между ними любовь стряслась?

- Да плевал я на их чувства, - равнодушно, размеренно даже отозвался кузен. - А вот то, что она меня Берри на воспитание всучила, никогда не прощу.

- Почему? Разве он плохо о тебе заботился?

- Хорошо, - Карт сплюнул травинку, а показалось, что он слова выплюнул. - Хорошо он обо мне заботился, даже слишком. Любовник моей собственной матери! Небо! Тиль, ты хоть понимаешь, как это: твой опекун - хахаль твоей же маменьки и, между прочим, родной брат отца, из-за которого папаша пил так, что лестницы замечать перестал?

- Не кричи, пожалуйста, - почти шёпотом попросила Арьере, оробев, да и было с чего - Крайта в таком бешенстве ей видеть ещё не приходилось. - И она же это сделала ради тебя.

- Лучше бы она ради меня свидания в лесу устраивала, - рыкнул кузен, нервно проведя пятернёй по волосам. - Или мужиков выбирала тщательнее. Извини, я... Мне надо... В общем, если понадоблюсь, буду в доме.

Тильда в ответ кивнула, тихонько покачивая гамак.