Побочное действие - "Мадам Тихоня" - Страница 49

Ваас сейчас пользовался другими инструментами. В ход пошёл один из приличного выбора ножей, узкий и наверняка очень острый. Блестя пустыми, будто хрустальными зрачками, главарь рисовался перед объективом, приговаривая:

– Всем интересно? Сидите там, жрёте бутерброды, попкорном давитесь. Крошки, небось, во все стороны. Свиньи… – Он снова впился в своё курево, окутался дымом, осыпая огненный пепел с пальцев. – Свиньи наблюдают, как я режу крысу…

Лезвие коротко чиркнуло по внутренней поверхности плеча, от подмышки до локтя. Ваас на секунду закрыл от Мэл происходящее, но задумку она уловила. Слой кожи отделяют полосой, просунув под край грязные пальцы. Кровавая латка летит на пол, сочатся обнажённые мышцы, а лазутчик, сильный крепкий мужчина, захлёбывается слезами с медным привкусом. И мухи, низко гудя, сразу слетаются на кровь, – они-то откуда в подземелье? Или это гудит в ушах, бурлит в сосудах, когда на столе в сочащуюся рану втирают обычную соль, от чего плоть покрывается язвами и пузырями.

– Могу загнать в мёртвые. С расстояния, без помощи рук, одной мыслью, – Мэл отстранённо поняла, что выдыхает слова рывками, сквозь зубы, с ненавистью пялясь вперёд. На кривые тени пиратов, на жертву, что сложилась бы пополам от спазмов в животе, но мешают путы. На Вааса, с этими тёмными струйками на запястьях, что сплетаются, стекают вниз, собираясь крупными каплями на пальцах. Такой яркий свет. Слишком много деталей.

– В мёртвые и я загнать могу. Никто даже не поймёт, откуда прилетело то, что взорвало их башку, как спелый арбуз.

– Вижу.

«Много чего вижу, – вертелось в голове. – И сына в гробу. И то, как вернуть его хочешь, или просто поговорить». Мэл старательно прикусила язык, чтобы не сказать больше. Только бы он не молчал, этот Алвин, потому что голос его отвлекал от гадкого пиратского спектакля, где царил Ваас. В конце концов, она и сама много кого хотела вернуть. Лэнса. Рича…

– Нет, разговаривать с мёртвыми не умею. Тут с живыми разобраться бы, – Мэл почему-то виновато потупилась. – И копаться у тебя в голове не очень хотела.

Неловкое молчание повисло под низким сводом, только капала вода, непрерывно точила себе ямку в полу. В беззвучном падении было что-то дикое; вдруг стало понятно: вскриков и рваного дыхания тоже не слышно. Монотонный шум заполонял мозг. Становилось всё холоднее, и Мэл плотно обняла себя руками, вцепилась пальцами в локти. Там, снаружи, солнце прожигало землю, выдавливая влагу из всего, чего касалось. Страшно потел Бен, в очередной раз обрабатывал рану тощей пиратки, менял повязку. Сама девчонка уставилась в дощатый полоток, сквозь который светилось небо, и только скулила тихонько, потому что наркоз давно испарился.

Всё это вдруг оказалось слишком близко, и Мэл с изумлением поняла: толстая скала не помеха для чутья, не то что белые стены и обшивка станции. Чувство новое и странное, почти свобода, вот только само слово «свобода» звучало насмешкой среди клеток, в пыточной камере. А в центре увивался Ваас, весь в мелких кровяных брызгах, и ему плевать было, что там, под солнцем, за него чуть не подохла какая-то маленькая дура.

– Вы же ставите нам лайки, да? – ухмылялся тем временем главарь в объектив. Склонялся к шпиону, тело которого всё больше покрывалось багровыми уродливыми буграми, обрывками кожи, кровящими надрезами. Спрашивал прямо в ухо, доверительно, проникновенно:

– Эй, слышишь, мудила? Нам с тобой ставят лайки, визжи погромче!

«Сволочь…» – Мэл кусала губы, но боли не чувствовала. Один из подручных главаря выудил откуда-то снизу витой железный прут. Занёс над мелко дрожащими в путах ногами жертвы. Всего один удар по свёрнутому колену…

– Он сейчас вырубится! – вырвалось само по себе, слишком громко. Ваас распрямился, зашарил глазами по пещере, точно пытаясь понять, кто тут ещё осмелился говорить, а не вопить от боли. Наконец отыскал Мэл, прищурился, будто только узнал.

– А тебе хочется, чтобы не вырубился, да? – оскалился довольно, точно ставя галочку под одной из своих теорий о людской природе. – Чтобы терпел на потеху этим свиньям из Интернета? А они будут жрать и щёлкать, ставить мне лайки…

Он сделал паузу, нахмурился на клетки, лианы, столы, слишком явно накапливая ярость. Помощник с прилипшей к грубой роже ухмылкой опустил прут, не решившись бить без приказа.

– Те, кто ставит лайки, вы слышите? – поводя головой в кадре, как заправский актёр, с новой силой выдохнул Ваас. – Хотите ваше горячо любимое реалити-шоу вживую? О, я бы вам устроил охуенные впечатления на всю жизнь. Оставшуюся. – Он по-обезьяньи тряхнул плечами и коснулся камеры, очевидно, прекращая съёмку. – Хе-хе, недолгую. Ёбаный мир, ёбаные люди…

– Иди сюда! – велел вдруг резко, как собаке, выкатив глаза, в которых мёртво отражался свет ламп. Слишком ярких.

– Иди… добыча, – тихо в спину подогнал Алвин.

Мэл вдруг поняла, что всё это время держалась только за его голос. Неспешный, ровный, холодный, как мерное поскрипывание снега в морозный день. Теперь же тело брело само, кажется, отдельно от сознания, каким-то чудом не запинаясь о каменные обломки. В паре шагов от страшного стола навалилась кровавая вонь с блевотным привкусом прогорклого пота, спиртовых паров, травки, чего-то покрепче.

Шпион тоже курил марихуану, в то невероятно далёкое время, когда стоял на вышке рядом с командиром пиратского отряда снайперов-невидимок. Выпускал колечками сладковатый дым, щурился на бухту в солнечном блеске и даже не думал, что великан с ледяным взглядом его уже подозревает. Ждёт только «ведьму» для подтверждения.

Водоворот из чужих картинок кружил в голове, когда Мэл уставилась лазутчику в лицо. Смотреть было особо не на что, всё уже вздулось отёками, и только один глаз, сплошь красный от лопнувших капилляров, почти без смысла ловил движения вокруг. Ну конечно, шпион ведь ещё должен говорить. О китайцах, заговорах и покушениях. Только сейчас он дёргался, даже когда рядом с ним кто-то тревожил воздух.

– Я бы лайк не поставила, – бросила чуть слышно, с глухой злостью. И застыла, упрямо глядя в никуда перед собой, как солдат в строю.

– Да кто тебя спрашивает? – хохотнул Ваас, вместе с ним как по команде заржали его шавки. Не особенно громко, но сальные взгляды снова прилипли к коже, поползли по плечам, вырезу майки. – Ты же, блядь, миноискатель. Или… не-не, сейчас ты как детектор лжи…

Смешки всё сыпались, правда, сдержанные – никто не решался бесить взбалмошного командира, а тот уже нарезал круги вокруг неподвижной Мэл.

– В общем, дохуя ценный прибор, как считает Хойт. Но знаешь… – он шумно потянул в себя воздух, будто впитывая запах отвращения, которое сам же и вызывал, – я бы отдал тебе должок вот на этом самом столе. Жаль, нельзя.

Мэл вдруг поняла: всё, что здесь происходило, делалось и для неё тоже. Этот странный человек, зверь или кровожадный упырь давно высмотрел: ведьма чувствует чужую боль, ловит вместе с мыслями и воспоминаниями. А может, Мэл сама себя выдала и не однажды – в конце концов, жить ведьмой её никто не учил. Учили только прятать свою природу, раз за разом тыкали носом в «уродство», как в грязь.