Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 69

Карта прилагалась.

Разведданные в блокноте прилагались.

Снимок аэрофотосъемки прилагался.

Не каждый раз так снабжают разведданными. Видно действительно командование фронта припёрло к стенке.

— Передайте Никите Сергеевичу, — гляжу прямо в глаза курьеру, — что мне всё понятно. Приказ будет выполнен.

Медвежонок козыряет и, опустив на глаза очки-консервы, выходит из землянки в начинающуюся пургу.

Особист бегло просмотрел бумаги.

— Что делать будешь, комиссар? — озабочено спрашивает.

Несмотря, что с 30 октября 1942 года я уже не комиссар полка, а всего лишь заместитель командира полка по политической части, замполит, все титулуют меня по-прежнему. Так короче. К тому же я всё ещё ношу политическое звание. Бумаги на переаттестацию поданы в политуправление фронта, но там не торопятся что-то. Ходит глухой слух, что воинские звания будут присваивать нам на один ранг ниже, чем были политические. Так, что, скорее всего, стану я снова капитаном ВВС. Вряд ли майором. Я и батальонным комиссаром-то всего четвёртый месяц хожу. Но есть мреющая впереди возможность стать командиром полка даже в капитанском чине. Есть прецеденты.

— Выполнять приказ. Что же еще? — отвечаю полковому ''молчи-молчу''. — Итак бойцы… Обедать и отдыхать. Через два часа вылет. Инженеру полка подготовить все боеготовые самолёты к вылету. Поварам выдать летчикам по сто пятьдесят грамм копчёной конской колбасы сверх нормы. Калории им понадобятся сегодня.

Два часа прошло быстро. Иду по аэродрому с назначенным мне в полёт воздушным стрелком молчаливым сибиряком Иониным, в полной готовности к вылету. Мандраж пробивает. Даже не предбоевой, адреналиновый. А от осознания того, что летун я пока еще аховый. Не подвести бы мне ребят.

Пурга как началась, так и закончилась. Вновь по аэродрому позёмка метёт.

На стоянке самолетов встретил смущённого старшего техника первой эскадрильи. Техников у нас уже четверной комплект, если считать их к лётчикам.

— Что случилось, Михалыч? — спрашиваю. — Не дай бог, какой самолёт вылететь не сможет. Всю оставшуюся жизнь буду тебя дрючить в извращенной форме.

— Да она сама, товарищ батальонный комиссар, — разводит техник руками. — Я ее и так и эдак, а она не вылазит. Наотрез. Пробовал силой ее вытащить, так она меня и по матушке послала и в лоб кулаком дала. Чёрт, а не девка. Или казачки они все такие?

— А точнее выражаться можешь? — начал я раздражаться.

— Та Лариска ваша залезла в самолет и заявляет, что с вами полетит. А я, что могу сделать? В списках она числится как воздушный стрелок. Право имеет и авторитет. Все же из всех стрелков в полку самолеты подбила только она.

Подошел к самолёту с номером ''17'' на борту. Точно. Сидит в кабине стрелка и улыбается мне. Счастливой такой улыбкой.

— Михалыч, отойди, пожалуйста, у нас тут интимный разговор намечается. Не могу же я перед тобой женщину материть. — Прошу я техника.

— А за что меня материть? — возмущается звонкий голос жены из самолёта.

Михалыч со стрелком отошли, а я забрался на крыло. Как же неудобно лазить в унтах и меховом комбинезоне.

Посмотрел в бездонные синие глаза любимой.

— Зачем ты устроила этот скандал? — спросил с укоризной.

— Лучше поцелуй меня и садись в кабину, — отвечает. — Вылет скоро. Докладываю: к ''илюше'' подвесили две бомбы-сотки, четыре эРеСа и полный боекомплект к пушкам и пулемётам. А у меня это не первый боевой вылет. Вот.

На что-то надо было решаться. Близко никто не подходил, но наши выяснения семейных отношений на самолёте пялился уже весь аэродром.

— Вылезай. Сегодня не твоя очередь помирать, — голос мой дал хрипотцу. — Что за капризы?

— Милый, куда иголка, туда и нитка. Куда ты, туда и я. Я всегда рядом. И не возражай. А стрелок я отличный, сам знаешь. Даже сбитый ''мессер'' есть. — Говорит серьёзно, без кокетства.

— Лара, сегодня особое задание. Мы в огонь идём. Можем все не вернуться.

Девушка улыбнулась, сводя меня этой улыбкой с ума. И выдала.

— В сказках любящие друг друга по настоящему умирают в один и тот же день. Я или погибну вместе с тобой или просто тихо скончаюсь в тот же день на аэродроме от тоски. Без тебя мне жизни нет.

Подбежал Михалыч.

— Комиссар, закругляйся и прогревай мотор, а то звено без тебя улетит. Лопата так сказал.

— Ну, бог с тобой, Золотая рыбка, — полез я в кабину.

Включил движок на прогрев. Серебристый круг пропеллера стал прозрачным.

Лариса перегнулась через бронеспинку, и, перекрикивая рев двигателя, потребовала.

— Поцелуй меня, Арик, потом будет некогда.

Поцеловались. Захотелось схватить ее в охапку закружить, повалить на койку и не вылезать оттуда суток двое. А надо лететь к фрицам в тыл.

Зеленая ракета. Пора.

Первым взлетает звено Лопаты.

Я за ними. Я замыкающий, потому как стрелок с пулемётом на заднюю полусферу только у меня. У них у всех одноместные штурмовики.

Выстроились ромбом, как звёзды на петлицах у генерала-армии, и полетали на запад штурмовать эту проклятую железнодорожную станцию, обходя сам Сталинград, вернее его руины, с юга.

Мотор ровно гудел. Лариса счастливо и весело за моей спиной пела.

Приказ мы не выполнили.

Не смогли.

Разве, что дырок наловили на плоскостях.

Эшелоны на станции сильно оборонялись зенитной артиллерией. Было там этих стволов натыкано как бы не втрое от обычного.

Так эти гадские эшелоны и стоят невредимыми. А вокруг станции обломки шести ''илов'' наших предшественников.

Эресами мы промахнулись. Влепили их в землю слишком близко. От нас близко, а от цистерн далеко. Не рассчитали. Не тренировались так стрелять.

Бомбы тоже ушли в сторону. Всё же бомбить на кабрировании никто из нас не умел. А бомбы, как оказалось, совсем по-другому летят, нежели бросать их с пикирования. По совсем другой траектории. Перелетели наши бомбы станцию. В степи рванули. Лишь несколько грузовиков, что за бензином приехали, зацепило.

Делать второй заход — из пулеметов-пушек популять — всех гарантированно тут и положить, а задание так и не выполнить. Это ещё истребители немецкие не прилетели, а то, что их вызвали по наши души — как пить дать. Вопрос времени.

— Лопата, веди ребят домой. Нас не жди, — приказал ведущему звена.

— Комиссар… — захрипела рация, но я был непреклонен.

— Лопата, я кому сказал: уводи домой ''желторотиков''. Это приказ!

А сам развернул ''ил'' обратно к невредимой станции.

— Ваня, сохрани полк, — добавил я ему пожелание вдогон. — Теперь ты старший.

Я вдруг ясно разом вспомнил: кто я такой. Всего лишь обычный инженер и зовут меня Юра. В честь Юрия Гагарина — первого космонавта Земли. Давно уже я на пенсии. Очень мирный человек. Даже в армии служить не довелось. Институт, аспирантура…

Мне исполнилось 70 лет без года, когда я шел в Москве по Тверской улице в рядах ''Бессмертного полка'' в День Победы. Нес в руках сдвоенный портрет отца и матери. Ветеранов войны. Сапёров-штурмовиков.

Рядом шли мои взрослые внуки. Сын не смог — был в заграничной командировке.

Старший внук нёс на плечах мою правнучку, очень гордившейся своей георгиевской ленточкой. Она по малолетству никак не могла понять: почему такую красоту нельзя вплетать ей в косички.

Жара в этом мае была аномальная, и мне стало плохо. Я упал на горячий асфальт, и кто-то мне совал под язык мятную таблетку валидола.