Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 65

На обратном пути столкнулся у аэродрома с Завьяловой.

— Ой, а кому эти цветы? — улыбается.

— Тебе, — ответил я, протягивая девушке букет.

— Это вы за мной так ухаживаете? — спросила Лариса, беря цветы в руки.

— Ухаживаю, — согласился я.

— Предупреждаю сразу, я девушка строгая и на постель согласна только после свадьбы. Если вам просто баба нужна, то могу познакомить с теми, кто с удовольствием согласится. Есть у нас и такие. Вон, официантка из лётной столовой при виде вас из трусов выпрыгивает.

— Не надо меня ни с кем знакомить, — отвечаю. — Мне ты нравишься. Можно просто погулять по степи, пока с неба не полило. По календарю уже осень на дворе.

Что за напасть? Что за хромая судьба? Как понравится девчонка, так она в отказ идёт. Еврейское моё счастье.

Вернувшись в расположение, стопорнул вечно занятого инженера полка.

— Вот вы-то мне и нужны, — цапнул я его за рукав.

Озадачил списком на награждение строителей тактического макета Сталинграда.

— Всё просто, товарищ комиссар, — отвечает. — Столяр, скульптор и картограф. Ну… и я.

Засмущался, как красна девица.

— На вас я представление подаю. А кто у нас скульптор?

— Как кто? Завьялова.

— Намолила себе медаль, — засмеялся я.

Потом переговорил с Вороной. Тот подтвердил, что моя задумка сделать нашего татарина орденоносцем правильная и своевременная. Штабом он руководит чётко.

Оставил меня оформлять приятные бумаги. А сам вылетел к Хрущёву — решать вопрос со старыми ''зажатыми'' наградами.

Отправляли на боевую работу штурмовиков мы с начштаба самостоятельно. Звеньями по четыре самолёта. Как одно звено вернулось, выпускаем следующее. Так над районом нашей ответственности штурмовики висят практически постоянно. И люди отдых получают. И пехота заботу чует. Активность нашу в небе подтверждает.

Тыниса отправил с парой механиков рыскать по окрестностям, но найти сбитую Лопатой ''раму'' и снять с нее все пулемёты и боезапас. У меня появилась идея насчёт ''семнадцатого''. Тем более, инженер дал добро на переделку его в двухместный вариант. Думает успеть до прихода нового мотора. Проект он уже на бумаге вычертил. Только вот лишнего авиационного пулемёта у нас нет. Пулемёта, которым бы мог управлять стрелок.

— Будет на чём новому штурману летать, — рассуждал Цалькович. — А то в управлении полка одной машины у нас как раз не хватает.

— А как текущий ремонт?

— Пока, слава богу, в городе по нашим мальчикам ничего крупнее ротного пулемёта не стреляет. Так, что дырки на плоскостях заделываем быстро. Но, думаю, что такое везение долго не продлится. Подтянут фрицы скоро в город ''флаки'' и… Боюсь загадывать.

Попрощался с инженером и сам пошёл встречать гостей, что пылили к нам на дороге. Три грузовика и два прицепа. Это нам от щедрот своих начальство выделило полубатарею 37-миллимитровых зенитных автоматов. Ценит нас теперь начальство. Защищает от налётов.

А в полку прибавилось симпатичных девчат. У зенитчиц даже командир — младший лейтенант Кульметева — баба. Псковитянка с большими коровьими глазами. Уже орёт на нашего полкового интенданта, что-то требует с него. Хорошо не с меня.

— Полк, равняйсь. Под вынос знамени: смирно! — надрывается Ворона, стараясь кричать так, чтобы слышал его весь аэродром.

Нас сегодня награждают. Весь полк. Орденом Александра Невского. И за последние дневные штурмовки города. И за удавшийся на все сто ночной налёт. Ходит слушок, что полк поимеет еще почётное наименование ''Сталинградский''. Но это пока в эфемерных эмпиреях витает. А орден вот он — Хрущёв к знамени собственноручно прицепляет.

Потом и до людей дело дошло.

Ворона и я получили из рук Хрущёва по ордену Александра Невского. Как на знамени.

Зиганшин — ''Отечественную войну'' первой степени.

Цалькович такой же орден, только второй степени.

Летчики все ''Отечественную войну'' второй степени. А ''старики'' еще по ''Красному знамени'', которые им задолжали.

''Темная сила'' и новый штурман полка — медали ''За боевые заслуги''. Последний только, что появился в части, и Ворона решил не нарываться на возможный отказ начальства из-за ордена.

Завьялова получила сразу две медали: 'заслуги'' — за тактический макет и ''За отвагу'' — за ночной налёт на Сталинград.

Тут еще та интрига была. Новый штурман полка капитан Никишин проникся моим положением и вывел меня на периметр на связном У-2. (Тот у нас с двойным управлением — ''летающая парта''). Что-то мышечная память Фрейдсона припомнила, что-то я сам просёк, да и указания инструктора выполнял чётко. Через три для тренировок Никишин допустил меня к самостоятельным полетам на Поликарпове. Подпольно, естественно.

И когда встал вопрос: кто будет бросать ФОТАБы с ''кукурузника'' перед основной бомбардировкой все лётчики пошли в отказ. Отремонтированный ''семнадцатый'' уже оседлал сам Никишин. И штатные лётчики кончились. Парень со связного самолёта в госпиталь угодил с дизентерией — арбузов пережрал. Их нам в последнее время грузовиками возят с окрестных бахчей.

Тут Никишин и заявил на совещании в штабе.

— Я как инструктор по лётной подготовке в прошлом, как в училище, так и запасном полку, считаю, что батальонный комиссар Фрейдсон, несмотря на запреты врачей, вполне может выполнить такое задание. Я принял у него зачёт. Тем более у него имеется богатый опыт ночных полетов, полученный в авиации ПВО.

Так я был включён в боевой расчёт. Ворона долго не раздумывал.

— А бомбардира ты себе сам подбери, — разрешил командир полка.

Я и подобрал. Естественно Завьялову.

— Просто на традиционной нашей вечерней прогулке по степи спросил:

— Ты еще медаль хочешь?

Отвечает дерзко и с вызовом.

— Не купишь меня медалью. Всё равно в постель лягу только после свадьбы. Да и медаль должна быть заслуженной, а не по блату из-под полы полученной.

Мы с ней пока по степи просто гуляем. Разговариваем. Даже не целовались ни разу.

— Если поцелуешь, — ставлю условие, — возьму тебя в ночноё налёт на Сталинград.

— Правда? Не врёшь? — столько энтузиазма да в мирных бы целях.

— Прогулку заканчиваем. Идём подбирать тебе амуницию. Учти, летим без парашютов. С той высоты, на которой полетим, он бесполезен.

— А поцеловать? — обиженный голос Ларисы.

Попрактиковались мы с Ларой пару раз на сбросе цементных бомб на нашем полигоне.

И в закатных сумерках вылетели всем полком.

С земли нас навели чётко. И по радио. И ракетами подсветили.

Мы с Завьяловой не сплоховали. Оба ФОТАБа бросили как надо. Подсветили ярче, чем днём.

А там и весь полк отбомбился ''сотками'' по штабу фашисткой пехотной дивизии.

Галина Блохина вопреки ожиданиям не получила никакой награды. Забыла ее представить пехота. Наводчика представили к ордену ''Красной звезды'' и всё. Радисты-телефонисты прошли как обслуживающий персонал. Хотя сидели в городе в тех же подвалах, что и штабы пехотных батальонов.

Я как вишенку на торт получил выговор от Политуправления фронта за нарушение предписания врачей и самовольный боевой вылет.

Зато с Ларкой мы теперь целовались.

Погода нелётная.

Дожди обложные.

По утрам туманы как молоко.

Местные говорят, что это ненадолго. Будет еще бабье лето с ясным небом. А пока противно и мокро. Тропинки разбились в грязь.

Народ влез в кожу — у кого есть. И все плащ-палатки и плащ-накидки подоставали. Девчата по команде облачились в голубые рейтузы и тут же получили кличку ''голубая дивизия''.

Полк активно готовит свои землянки к зимнему сезону. Печки ладят, трубы. Укрепляют брезентом склады кизяка.

Кизяк — это вам не баранье говно, а стратегический материал — отопление на зиму. Бараний кизяк вони не даёт в отличие от коровяка. Его народ всё лето активно собирал по маршрутам миграции казахов с отарами. Ворона по довоенному опыту распорядился и даже грузовик добытчикам выделял. Особенно тем, кто выскребал полы в старых кошарах. Тот разбитый овечьими копытцами кизяк мочили, мешали с сухой полынью и метелками рогоза. Формовали в кирпичи. Хозвзвод матерился на эту ''говенную страду'', но понимал нужность своей работы.