Город ведьмы (СИ) - Азимова Анна - Страница 51

— Ты так считаешь?

Клод перевел взгляд на Дика.

— Знаешь, это немного пугает, — заметил он.

— Ничего не могу с собой поделать, — развел руками Дик. — Кстати, да, она и есть ведьма.

— Что? — задохнулся Клод.

— Видимо, надо рассказать все с самого начала, — Дик вздохнул и поднялся на ноги. Жестом он указал Клоду на свое место, приглашая сесть, и тот послушался. Сам же Дик принялся расхаживать туда-сюда, заложив руки за спину. — Давай начнем со знакомства, пожалуй.

— Но мы ведь уже знакомы, — возразил Клод.

— Не перебивай.

— Извини.

— Итак, меня зовут Дик, и я маг. Не знаю, потомственный ли, не знаю, самый ли сильный, но мои фокусы ты видел, и они пришлись тебе по душе. Много лет назад твой отец, Жан Мангери, спас мне жизнь, забрав взамен мой глаз и услугу его семье. Услугой этой были лилии, которые так смущали твой ум. Да, те самые лилии, — закивал он в ответ на удивление Клода. — Сначала для тебя, а потом для твоей сестры Клаудии и дочери любимой сестры Жана Мангери, которую назвали Аурелия.

— Так она моя двоюродная сестра, — пораженно выдохнул Клод. — А значит, Филипп тоже мне брат…

— Истинно так, — подтвердил Дик. — Поэтому он так хотел избавиться от тебя — думал, что ты угрожаешь его положению и статусу. Но это еще не все.

По-моему, тогда была очень холодная и суровая зима. Ночью ударили морозы, и все в доме Мангери знали, что хозяйка не доживет до утра, как бы ни топили камины. Хрупкая и болезненная, она вмещала в себе столько упрямства, сколько не снилось всем мулам в этой стране. Несмотря на все уговоры мужа, она решила во что бы то ни стало родить сама, но не учла, что после рождения первого ребенка прошел только год, и организм еще не успел восстановиться. Жан сам принимал роды. На свет вполне благополучно появилась девочка. И спустя два часа мать умерла на руках у мужа.

После похорон Жан места себе не находил. Он разыскал меня и попросил хоть как-нибудь защитить своих детей. Думаю, им двигал страх потерять вас, чем какая-нибудь прозорливость. В тот же день от его сестры пришла горничная и принесла новорожденную девочку: она не могла дышать. Жан спас ее и попросил меня защитить и ее тоже. Конечно, я согласился. Я наложил заклинание, а один мой друг вырастил в своем саду лилии — он всегда был ужасно сентиментален — для каждого из вас.

Как Жан ни старался, но с детьми ладить он не умел. Это знали все, кроме, к сожалению, самих детей. Все усложнилось тем, что маленькая Клаудия оказалась одной из нас — одаренной. Но Жан не хотел об этом слышать и пытался растить девочку такой, как все. Вы с ней были очень дружны в детстве: постоянно придумывали свои игры, пропадали где-нибудь около озера или лазили в сад к Абраму. Вы были как две половинки одного целого — это не мои слова, это Жан так рассказывал о вас. Примерно до трех лет вы были самыми обычными братом и сестрой, но потом все стало резко портиться. Из-за Клаудии.

Случилось то, чего мы боялись, о чем предупреждали твоего отца: девочка оказалась слишком сильна, чтобы рядить ее в простое платье. Сначала передох весь скот, потом начали болеть люди, которые ей не нравились. В доме постоянно что-то разбивалось и рушилось, слуги были напуганы, впрочем, как и сам Жан. Только ты, Клод, будто ничего не замечал, и по-прежнему всюду таскался за сестрой. Но скоро отец решил ее изолировать, чтобы она не повлияла на тебя, и запер дома в одной из спален. Однако сердобольные слуги помогли девочке сбежать. Ты помнишь этот день, Клод? Помнишь, как вы вызвали дух из зеркала?

Клаудия сорвала в тот день цветок — ту самую лилию, которая защищала ее жизнь. Довольно глупая затея, согласись, связать такую хрупкую жизнь с такой хрупкой вещью, как цветок. Я всегда считал это пустой тратой времени и сил, но разве меня кто-то спрашивал?

Итак, цветок был сорван, хотя тогда я бы вряд ли посчитал это трагедией. Но затем оказалось, что лилия была и своеобразным заземлением для силы Клаи — без цветка она стала угрозой и для семьи, и для себя самой. Не знаю, лукавил ли Жан, когда говорил, что не хотел отпускать дочь, но ей требовался постоянный контроль, которого он дать не мог. Клаудию увезли в Тремолу, которая еще не стала городом мертвых, в надежде обуздать под присмотром Абрама — моего друга. Никто не мог знать, что в нее может вселиться дух ведьмы и положить начало эпидемии. По стечении обстоятельств та девочка, Аурелия, тоже оказалась в Тремоле и стала одной из жертв лихорадки из-за связи с семейством де Монтрев. И вот так круг замкнулся, в котором осталось последнее звено — ты.

— Но почему я не помню всего этого? — ужаснулся Клод. — Я словно жил в другом мире все это время.

— Твоя память немного изменена, Клод, для твоего же блага. Дело в том, что Клаудия хотела тебя убить.

Тучи стягивались к западу и связывали небо в узел. Света почти не проникало сквозь серый панцирь, а все краски будто стекли на землю. Все вокруг казалось иссушенным и истощенным. И абсолютно безжизненным. Абрам быстрыми шагами, не свойственными его фигуре и возрасту, разрывал чинное безмолвие узких улиц. В час перед рассветом, когда сам мир замирает на долю мгновения, он спешил домой, чтобы сделать и рассказать все то, что не смог много лет назад.

Не доходя несколько метров до дома, навстречу ему вышел какой-то старик с женщиной. Сворачивать с дороги они не собирались, и Абрам едва успел с ними разминуться.

— Извините! — крикнул он вдогонку, развернувшись к паре, и едва не налетел спиной на молодую девушку, которая мягко обогнула Абрама со стороны. На долю секунды ему показалось, что часть девушки просто расплылась в воздухе.

— Прошу прощения, — пропела она, а Абрам удивленно кивнул. Чем ближе он подходил к дому, тем больше становилось людей, будто они только-только расходились с какого-то приема.

Издалека хижину вполне можно было принять за необитаемое строение: крыша давно покосилась, стены почти полностью заросли плющом, окна без намека на занавески смотрели на улицу пустыми глазницами. Входная дверь испещрилась трещинами, и порой Абрам думал, что каждая засечка на ней — напоминание о каждом неверном шаге, им сделанным. Тяжело вздохнув и собравшись с мыслями, он толкнул дверь и вошел в темное нутро дома.

К потолку клубами поднимался белый пар, в котором отчетливо различались запахи трав и горелого мяса. Пар наполнил дома почти до краев, угрожая разорвать хрупкие стены хижины своим напором. Пару вдохов спустя запахи стали казаться тошнотворными, а пар как будто переполнил изнутри все тело. Абрам почувствовал, что задыхается. Из последних сил он за пару быстрых движений миновал коридор и оказался в комнате. Здесь все было по-прежнему и дышать было куда проще. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза и с наслаждением вздохнул полной грудью.

С соседней полки что-то упало с громким стуком.

— Кто здесь? — встрепенулся старик, открывая глаза и осматриваясь. Перед ним стояла белесая фигура, неестественно вытянутая за счет того, что сама была соткана из того самого пара.

— Извините, — сказала она и уплыла в соседнюю комнату.

Изумленный Абрам последовал за ней. На сердце повисло дурное предчувствие, и, распахивая дверь в спальню своей приемной дочери, он уже знал, что там увидит.

Вся мебель была сдвинута к стене в бесформенную кучу, а посреди комнаты на полу громоздился котел, из которого и валил тот самый пар. Из пара то и дело формировались фигуры людей, которые подплывали к хозяйке, восседавшей чуть поодаль в одном из кресел Абрама, получали приказ и вылетали в дальнее окно. Среди них были мужчины, женщины, дети — едва ли не половина жителей Тремолы, унесенных в разное время черной лихорадкой. Абрам застыл на пороге, переводя взгляд с котла на фигуру в кресле и обратно.

— Не стой на пороге, проходи, — отозвалась Клаудия из недр своего импровизированного трона.

Абрам прикрыл дверь за спиной, прошел мимо котла и сел с другой стороны от него, в кресло напротив. Фигуры, возникающие из пара, начали тормозить и путаться, к кому подплыть в первую очередь, и раздраженная Клаудия вскоре подняла руку, прекращая поток фантомов. Негромкий гул, стоявший до этого в комнате, смолк, и Абрам откинулся на спинку кресла, чувствуя себя, наконец, более-менее уютно.