Город ведьмы (СИ) - Азимова Анна - Страница 35

Выходя из комнаты Люси, Клод постарался как можно бесшумнее закрыть за собой дверь, но это уже было ни к чему: девочка сладко спала. Пройдя пару шагов, он вдруг остановился, будто наткнулся на стену: ему в голову пришла странная мысль заглянуть в комнату Мари. Осторожно приоткрыв дверь, Клод заглянул внутрь: девушка крепко спала, как и ее сестра. Не было похоже, что ее разбудил крик Люси или сам призрак. Пожав плечами, Клод спустился вниз, но на кухне уже никого не было — только огарок свечи тускло освещал чистый стол.

Спать Клод не пошел, решив дождаться рассвета на кухне. Отчего-то ему хотелось ускользнуть из дома незамеченным, пока все спят. Он и сам плохо отдавал себе отчет в этом чувстве: то ли ему хотелось освободиться от хлопот с девочками, то ли его угнетало общество мрачного Абрама и тайна Лиса, связавшая их, то ли хотелось вернуться в город при свете дня и обнаружить, что вся встреча с доктором Мернье ему просто привиделась в дурном сне, а то ли он просто скучал по незатейливой работе портретиста. Первые лучи солнца застали Клода сидящим на одном из стульев около самого окна. Возле ног стоял открытый этюдник, а на коленях лежали наброски портрета Мари, зарисовки города и черновики вывески для булочника. Все его тело было напряжено, будто в ожидании удара. Но едва само светило показалось из-за горизонта, на кухне уже никого не было.

Бодрым шагом Клод шел к Тремоле, стараясь не сильно размахивать этюдником. Утро было тихое и ясное, и в душе расцветало почти забытое им ощущение радости, словно тревоги и страхи остались позади. Словно он шел навстречу иной, куда более счастливой жизни, а прошлое навсегда осталось где-то далеко позади. Легкой походкой он пересек мост и вошел в город, но стоило ему пройти пару домов, как сердце снова наполнилось беспокойством.

Только ступив на разноцветную брусчатку площади, Клод понял, что поселило в нем тревогу: город стал практически безлюден. Утро уже было в разгаре — самое время для череды повозок с товарами и продуктами на торговлю, но их не было. Не сновали туда-сюда босые мальчишки, не ругались торговцы, не перекликались приветливыми голосами мелодии дверных колокольчиков. Только старик-аккордеонист слегка клевал носом и наигрывал какую-то грустную сонную мелодию да из-за поворота появилась сгорбленная старуха, непривычно громко шаркающая через каждый шаг. Клод раньше никогда ее не видел и смотрел с интересом, как она медленно приближается к башне с часами. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, будто его толкнули в спину, Клод поспешил к старухе.

— Доброе утро! — поздоровался он, не доходя до нее нескольких шагов.

Но вместо приветствия старуха испуганно оглянулась, заметила Клода и сначала замерла на месте, а потом начала медленно пятиться назад. Лицо ее исказилось то ли от муки, то ли от ужаса. Клод протянул к ней руку:

— Что с Вами? Я могу помочь?

Но старуха лишь испуганно замахала руками и стала пятиться еще быстрее.

— Что Вы делаете? — возмущенно спросил кто-то за спиной. Клод повернулся и увидел высокого юношу, которого пару раз замечал в лавке булочника.

— Я просто хотел помочь…

— Разве непонятно, что она боится… Ох! — шумно выдохнул юноша, вглядевшись в лицо Клода. — Быть не может…

И не говоря больше ни слова, он развернулся и пустился прочь. Клод смотрел ему вслед в недоумении, позабыв и про старуху, и про полусонного аккордеониста, и про причину своего визита в город этим утром. Обескураженный, он прошел через арку по направлению к рынку и замер: здесь ничего не было. Ни шумных продавцов, ни скрипучих телег, ни лотков с продуктами и тканями — ничего, даже мелкие лавки были закрыты наглухо. Большая площадь выглядела осиротевшей и опустошенной. Клод выронил свой этюдник и поспешил пройти обратно под арку, будто этот ритуал развеет какое-то темное колдовство. Но стоило ему выйти из-под тени свода, воздух вокруг наполнился ужасным скрежетом и дребезжанием. Клод зажал ладонями уши, но звуки лишь немного приглушились.

В панике он осматривал все вокруг, пока, наконец, не понял, что звуки исходили от часов на башне — они били пять. Пораженный Клод уставился на циферблат во все глаза — солнце уже высоко поднялось, сейчас никак не могло быть меньше девяти! Разве могут самые главные часы отстать на четыре часа?

Но додумать эту мысль ему не дали: откуда-то из глубины переулков навстречу ему стремилась чья-то фигура. Ее то и дело швыряло в сторону, пару раз она чуть не упала, но вот дома остались позади, и солнце осветило высокую фигуру женщины. Она полубезумными глазами озиралась по сторонам, как затравленный зверь, пытаясь найти убежище, но паника брала верх, и она продолжала бежать, пока не остановилась у самого подножия башни. На фоне белого кирпича ее темная фигура была больше похожа на тень. Что-то в ней притягивало и пугало Клода. Он сделал пару шагов к ней и замер, узнав в женщине Манон, жену больного, которого накануне они осматривали вместе с Густавом. Манон заломила руки и испустила истошный вопль.

— Помогите! — закричала она. — Эмиль!

Остальное было не разобрать, и вскоре слова перешли в один сплошной крик, от которого кровь леденела в жилах. Едва опомнившись, Клод поспешил к ней. То ли от страха, то ли так упала тень, но ему показалось, что руки Манон стремительно чернеют, а сама она медленно оседает на брусчатку, не переставая при этом кричать. В последний момент Клод подхватил ее на руки — она уже затихла, только тело била частая крупная дрожь. По щекам струился пот, а чернота уже разлилась по груди, подбиралась к горлу.

— Манон! — позвал ее Клод. — Держитесь, Манон, пожалуйста!

— Эмиль, — прошептала она потрескавшимися губами. — Подожди меня…

Последние слова она сказала на выдохе и умолкла. Клод понял все сразу, еще когда увидел ее фигуру в переулке, но принять никак не мог. Он щупал пульс на запястье, сонной артерии, слушал сердце, хотя прекрасно знал, что пульса уже нет. Манон полностью почернела, продолжая лежать в его руках с открытыми глазами и открытым ртом, будто удивляясь происходящему.

— Манон! — позвал Клод, хотя слезы уже наполнили его глаза, а боль — сердце. Он тряс тело несчастной женщины, будто это могло ее вернуть. — Манон…

Ему показалось, что прошло лишь несколько мгновений, но стоило ему поднять голову, как он увидел вокруг себя толпу. Люди перешептывались, некоторые женщины в ужасе зажимали рот руками, сдерживая крики, кто-то плакал.

— Манон! — крикнул кто-то из толпы. — Что ты сделал с Манон?

— Я… — начал было Клод и запнулся: слова застревали где-то в горле. — Я…

— Он убил ее!

— Это же черная лихорадка!

— Это все он виноват! Я так и знал! Он принес лихорадку в город!

— Убийца!

— Нет, послушайте, — Клод поднял руку, пытаясь обратить на себя внимание, но его слабый голос тонул в нарастающем реве толпы.

— Он привел с собой Лиса! Это все из-за него!

— Да, коротышка Винс предупреждал нас….

— Это ты принес нам лихорадку! — тыкнула в Клода толстым пальцем какая-то женщина с заплывшим синяком под глазом.

Чьи-то руки вырвали у Клода тело Манон и уволокли куда-то в толпу. Кольцо сжималось вокруг него все плотнее, Клод отползал к башне, пока не уперся спиной в кирпичную кладку.

— Постойте, — продолжал протестовать он, но его никто не слушал. — Погодите же…

Из глубины толпы ввысь взвился камень и ударил в стену рядом с головой Клода. Приняв его за сигнал к действию, люди из толпы похватали камни и обрушили целый дождь из булыжников на голову бедного художника. Тот вовремя успел закрыть голову руками, тихо молясь про себя, чтобы кости остались целы, но вскоре понял, что впору прощаться с жизнью. Град все не прекращался, вместе с камнями сыпались проклятия, и Клоду уже пришло в голову просто отдаться на растерзание толпы.

Громкое ржание будто заморозило все вокруг. Люди замерли с занесенными камнями в руках и застывшими словами на устах. Все разом обернулись на звук и увидели тучную фигуру Абрама верхом на вороном жеребце, нетерпеливо гарцующем в паре метров от них.