Последняя ночь у Извилистой реки - Ирвинг Джон - Страница 19

– Это я им обязательно скажу, уж будь уверен, – пробурчала Мэй.

Она буравила повара глазами, но он не желал смотреть на нее. Когда они вышли из кухни, Мэй бросила ему:

– Стряпун, я слишком большая, чтобы не обращать на меня внимания.

– Скажи спасибо, Мэй, что я не обращаю на тебя внимания, – ответил повар.

Повар не ожидал увидеть среди рабочих, занятых погрузкой, Кетчума. Даже с покалеченной рукой Кетчум оставался более умелым сплавщиком, чем кто-либо другой.

– Докторишка велел мне не мочить повязку, – объяснил Кетчум.

– А почему ты думаешь, что на сплаве ты бы ее намочил? Не помню, чтобы ты падал на бревнах.

– Мне, Стряпун, вчерашнего хватило.

На работах не обошлось без происшествий. Лошадь повредила ногу. С тракторной лебедки сорвало трос. Один из франкоканадцев, работавших на ряжах, лишился пальца.

– Пятница, – сказал Доминик, словно этим объяснялись все нелепые происшествия, случившиеся за день. – Кстати, для тех, кто соблюдает пятницу, мы привезли суп из турецкого гороха.

Кетчум заметил напряженность в жестах и голосе своего друга.

– Стряпун, у тебя что-то случилось?

– Крошка с Мэй решили подшутить надо мной.

Доминик рассказал ему все, что было на кухне, включая и язвительное замечание насчет Джейн.

– Ты лучше расскажи об этом Джейн, – предложил Кетчум. – Если она узнает, Мэй долго будет не до деток с внучатами.

– Вот потому я и не хочу ей рассказывать.

– А видела бы Джейн, как Крошка прижимает твои руки к своим титькам, она бы и этой курице вломила как следует.

Доминик Бачагалупо это знал. Мир был опасным местом. Повара не интересовало, сколько счетов ежеминутно сводилось в мире. В юности Кетчум лихо расправлялся со своими обидчиками. Он и сейчас это может. И раздумывать особо не станет.

– Сегодня на ужин будет фаршированный цыпленок и картофельная запеканка, – сообщил повар.

Рослый сплавщик тоскливо вздохнул.

– У меня вечером свидание, – сказал он. – Не судьба мне сегодня есть фаршированного цыпленка.

– Свидание? – поморщился повар.

Он никогда не считал встречи Кетчума с «женщинами из танцзала» свиданиями. С недавних пор сплавщик стал захаживать к Пам Норме Шесть. Одному Богу известно, сколько они могли выпить вдвоем! После спасения Пам Доминик испытывал к ней определенную симпатию, однако с ее стороны ответной симпатии не было. Возможно, Пам даже сожалела, что ее спасли.

– Ты все еще встречаешься с Пам? – спросил повар у своего изрядно пьющего друга.

Кетчуму почему-то не хотелось говорить об этом.

– Стряпун, а это плохо, что Мэй знает про вас с Джейн. Тебе бы не мешало подсуетиться.

Доминик не ответил. Он повернулся, чтобы посмотреть, чем заняты подсобницы. В ванигане имелась портативная газовая плита, и потому суп и жаркое никому не придется есть остывшими. На раскладном столе уже были расставлены большие миски с поварешками. Каждый рабочий заходил в ваниган со своей миской и ложкой.

– Что-то ты очень спокоен, Стряпун, – продолжал Кетчум. – Если Мэй знает про Джейн, знает и Крошка. А если знает Крошка, знают и все кухонные тетки. Даже я знаю, но меня ваши дела не касаются.

– Спасибо за предостережение, – отстраненно ответил Доминик.

– Я тебе что втолковать пытаюсь? Вся штука в том, как скоро про вас узнает констебль Карл.

Кетчум опустил на плечо друга руку в гипсовом панцире.

– Взгляни на меня, Стряпун. – Здоровой рукой Кетчум потрогал шрам на лбу. – Моя голова прочнее твоей. Думаю, тебе лучше, чтобы этот Ковбой ничего не знал про вас с Джейн.

Доминику захотелось переменить тему, и он чуть не спросил друга, с кем тот встречается. Но на самом деле повар не жаждал знать, кого трахает Кетчум. Особенно если это не Пам Норма Шесть.

Джейн все чаще и чаще возвращалась домой совсем поздно, когда констебль Карл уже отрубался после вечерней дозы спиртного. И на работу она уезжала рано, а он еще спал. Опасность, конечно, существовала, но только в те вечера, когда посудомойка возвращалась раньше обычного. Однако даже такой непросыхающий выпивоха, как Карл, рано или поздно мог догадаться про их отношения. Или кто-нибудь из подсобниц проболтается мужу. В отличие от сплавщиков и лесорубов рабочие лесопилки не очень-то благоволили повару и Джейн.

– Я понял твой намек, – сказал Кетчуму повар.

– Дерьмово это, Стряпун. А Дэнни знает про ваши отношения?

– Я собирался ему рассказать.

– Собирался, – передразнил его Кетчум. – Объяснить тебе разницу, что бывает, когда ты собирался надеть презерватив и когда ты его все-таки надел?

– Я понял твой намек, – повторил Доминик.

– Значит, в воскресенье, в девять утра, – сказал Кетчум.

Скорее всего, «свидание» Кетчума растянется на две ночи подряд. Тут уж пахнет настоящей попойкой.

В Извилистом бывали вечера, которые повар охотно бы скрыл от глаз и ушей своего сына, – субботние вечера. Время, когда почти весь поселок словно сходил с ума и погружался в буйное пьянство, а мужская часть была готова волочиться за каждой женской особью и отчаянно лупить друг друга, если особей не хватало. Для глуши, где люди постоянно живут в соседстве с опасной рекой и занимаются опасной работой, субботние сумасшествия были чем-то вроде индульгенции, заслуженной пятью днями тяжелого труда. Призывать их вести себя осмотрительнее – занятие глупое и бесполезное.

Доминик Бачагалупо, трезвенник и вдовец, не участвовал в общем сумасбродстве и не таскался за женщинами, однако терпимо и сочувственно относился к поведению жителей Извилистого, неистово разрушавших собственное здоровье каждый субботний вечер. Правда, к Кетчуму он был суровее, чем к любому другому пьянице и искателю непотребств. Кетчума он считал умнее и опытнее прочих и потому не столь снисходительно относился к выходкам своего друга. Но смышленый двенадцатилетний мальчишка (а Дэнни был смышленым и вдобавок наблюдательным) понимал: отцовская нетерпимость к сумасбродствам Кетчума имеет и еще какую-то причину. И если Индианка Джейн не выгораживала Кетчума перед отцом, юный Дэнни стремился его защитить.

Субботним вечером тело Эйнджела, наверное, уже достигло плотины Покойницы. Поскольку человеческие тела плывут на большей глубине, нежели бревна, изуродованное тело подростка, скорее всего, миновало канатные заграждения. В таком случае тело незадачливого канадца вода будет кружить (по часовой стрелке или против) и прибьет его либо к правому, либо к левому краю главной плотины: там, где водосливы. А живой и здоровый Дэнни Бачагалупо в это время помогал отцу вытирать столы после ужина. Подсобницы уехали домой. Джейн отскребала последние кастрюли и сковородки, ожидая, когда стиральная машина выстирает и отполощет полотенца, которые она потом запихнет в сушилку.

На субботний ужин в столовую приходили целыми семьями. Некоторые главы семейств успевали хорошо приложиться и за ужином скандалили со своими женами. Те из жен, кому требовалась разрядка, выплескивали злость и досаду на детей. Кого-то из рабочих вырвало прямо в умывальной. Под самый конец ужина в столовую явились двое пьяных сплавщиков и потребовали, чтобы их накормили. Спагетти с фрикадельками (их повар готовил преимущественно для детей) успели остыть и затвердеть. Репутацией своей повар дорожил, а потому сварил запоздалым гостям макаронные перья, добавив к ним немного сыра рикотта и гораздо больше своей извечной петрушки.

– А ведь вкусно, черт бы тебя подрал! – заявил один из пьянчуг.

– Стряпун, как эта штука называется? – спросил другой.

– Prezzemolo, – ответил Доминик.

Итальянское слово, произнесенное важно и торжественно, подействовало на сплавщиков не хуже очередной порции пива. Повар заставил их повторять это слово, пока они не научились произносить его правильно, с ударением на втором слоге.

Джейн сердито морщилась. Ничего экзотического в этом слове не было – так по-итальянски называлась обыкновенная петрушка.