Поверь в мечту. Она может исполниться (СИ) - "eva-satis" - Страница 1

Василий Перышкин предавался скорби и тоске. Отчаянно и самозабвенно, полностью отдаваясь этому ответственному и нелегкому делу. Он горевал по ушедшим близким, по утраченной молодости, по несбывшимся мечтам, не пытаясь искать просвет в череде черных будней. Душа Василия, закаленная выпавшими на его нелегкую долю испытаниями, рыдала, обливаясь горючими слезами, но он, как истинный мужчина, не позволил ни одной капле прорваться на волю.

Несомненно, знавшие его не один год друзья обозначили бы его состояние просто и до обидного банально: «Васян забухал». Но, друзей, как известно, не выбирают. И этот факт тоже изрядно удручал Василия. Однако перед некоторыми обстоятельствами его жизни мужчина был бессилен. Как-то: мелкий провинциальный городишко, в котором он имел счастье родиться, нескладный папа - тихий алкоголик, смиренно спившийся в тридцать пять лет, неохватная мама, полжизни проработавшая шпалоукладчицей на железной дороге, а после перестройки громогласно командующая грузчиками на продуктовом складе, жена, с укором провожающая взглядом каждую рюмку и ведущая бесконечный неравный бой с лишними килограммами, упорно не желающая принять простую и грустную правду жизни — меньше жрать.

Бесспорно, кто-то может и возразить, мол, сам виноват, люди — творцы своей жизни. Да кто бы спорил! Конечно же, творцы! И Василий творил в меру своих сил.

Правда, сперва ему, ещё школьнику, пришлось сотворить из себя главу семьи, потому как его отец, всю жизнь успешно прикидывающийся тенью своей жены, так же успешно уснул пьяным в сугробе, не дойдя до дома каких-то три шага. Увы, найденная работа несколько отрицательно сказалась на посещении школы, но Василий-таки поднатужился и закончил её, пусть и пройдя одиннадцатый класс дважды. Зато с поступлением и учебой в ПТУ обошлось без проблем. Тем более, спрос на работяг никогда не уменьшался.

Затем Василий успешно сотворил из себя локомотив, что пёр на себе заметно сдавшую мать и подросшую сестру, вечно требующую внимания и нарядов.

Не успев передохнуть и насладиться мнимой свободой после того, как сдал сестру с рук на руки крепкому мужичонке, сам как-то подозрительно быстро обзавелся женой. И пёр на себе не только ставшую к старости склочной и мнительной мать, так и жену, за каких-то полгода превратившуюся из сверкающей Феи в неряшливую Золушку, а затем и в тыкву.

И как-то очень быстро пролетело полжизни, выдулось в трубу, улетело к чертям под хвост, слизнулось коровой и просто утекло сквозь пальцы. И в свои тридцать пять он трудился слесарем-сантехником в местном ЖКХ, имел таких же друзей-тружеников, жену, соревнующуюся габаритами с матерью, бывшей шпалоукладчицей, обзавелся шикарной, но малогабаритной трехкомнатной квартирой и собственноручно собранным УАЗиком. А также ревностно скрываемыми от друзей очками и неплохой библиотекой. О, да. Именно библиотекой. Тщательно и с любовью оборудованной в утеплённом гараже, с неплохим, хоть и стареньким кожаным креслом, торшером с зеленым плафоном и низеньким столиком, где притулилась скромная, но качественная кофеварка и простенький псевдо-фарфоровый кофейный сервиз. И пусть всё это богатство скрывалось от любопытных глаз сложенными стопками старыми покрышками. Только тут, наедине с самим собой и любимыми книгами, он мог расслабиться. Ибо Василий был философом. И мечтателем. Даже сейчас, разменяв четвертый десяток, он изредка позволял себе мечтать.

К слову сказать, родился он под другой фамилией. Но, раздери его гром, разве может нормальный мужик смириться с уничижающей фамилией Пердышкин? К сожалению, всё, что он, тогда ещё школьник, смог выторговать у матери, это её согласие убрать из фамилии одну букву. Только одну! И очевидно же, что именно букве «д», так порочащей их славное имя, было сказано «прощай». В общем и целом, да, внушительному мужику под два метра ростом носить фамилию Перышкин тоже несколько странно. Но всяко лучше, чем тоже самое, но с буквой «д».

В жизни Василия, несомненно, были достижения, но большей частью столь неказистые и обыденные, что бахвалиться ими было глупо. К примеру, разве можно хвалиться тем, что он любит и умеет готовить? Ведь, если предать огласке сей факт, то это уронит тень на его жену - в таком случае получается, что она плохо готовит, раз её стряпня сподвигла мужика готовить себе самому. Или же книги… Отчего-то его друзья были твердо уверены, что настоящему мужику ничего тяжелее газеты в жизни не нужно. И то, для того, чтобы селедку порезать или муху прихлопнуть. Ну, на крайний случай, посмотреть расписание телепередач, уточнить, когда ближайший матч по хоккею. Ещё Василий искренне любил работать руками. Смастерить и покрасить лавочку перед подъездом, собрать мебель на кухню из подручных средств, перебрать движок на соседском Жигуленке, отживающем свой век… Так, себе — руки занять, другим — польза. Но разве всё это стоит глупых слов? Нет, конечно же. Так, рутина… То ли дело обсудить последний матч или недалекое решение городской главы, спланировать ближайшую рыбалку, благо, лед в этом году лёг рано, или же перетереть достижения родного автопрома, соревнуясь в остроумии.

А вот тем, что действительно наполняло его сердце радостью, поделиться было не с кем. Ибо была в жизни Василия еще одна тайная страсть. Вернее, даже не страсть, а увлечение. Но всё равно тщательно скрываемое. И это не книги, нет. Он — о стыд и ужас! — не мог остаться равнодушным к мужской суровой красоте. Но, справедливо опасаясь за свою жизнь и здоровье, так и не посмел признаться в том родителям, когда понял это, будучи школьником. Тогда он, вынужденный сидеть с мелкой ещё сестрой, смотрел с ней мультик про Ариэль. И всё бы хорошо, если бы он облизывался на юную русалочку. Так нет, он запал на мелкого и тонкого хвостатого парнишку, её дружка, с задорным чубчиком и потрясающей улыбкой. Потом ему нравился сосед, вернувшийся из армии, накачанный, уверенный в себе, крутой и сильный. Затем он надолго залип на одном известном футболисте… В общем, это было не то, о чем судачат мужики за бутылкой пиваса.

Потом он сам вымахал под два метра, став и сильным, и крутым. Но не смог запретить себе смотреть. Благо, в его родном городе смотреть особо было не на кого, и он мог не опасаться, что его заподозрят в чём-то предосудительном. А покупка спортивных журналов не предполагала никакого криминала.

Нет, он уважал жену, ценил соседей и стариков, помогал, если требовалась помощь. Но свою страсть он пронёс через годы, так и оставшуюся тайной. Да, где теперь мечты о том волшебном мальчике-тритоне? И где Василий…

Холодный ветер царапнул льдинкой щетинистую щеку, нагло забираясь под полы куртки. Одинокий фонарь мерно поскрипывал, покачиваясь и играя с тенями. Тоска с новой силой сдавила горло.

Ноябрь уже на дворе… Не время, ох, не время умирать… Но разве его кто спросил? Нет… Месяц назад ушла из жизни мама - просто уснула и не проснулась, а вчера он схоронил жену. Острый аппендицит, не довезли. Всё банально и грустно. Детей своих у них так и не получилось, приемных брать жена не хотела… Так что возвращаться в квартиру, полную скорбящих и плачущих людей, категорически не хотелось.

Одинокая слеза похолодила скулу и сорвалась куда-то вниз, в стылую речушку, ещё не взявшуюся льдом. Спохватившись, мужчина потёр лицо, выпрямляясь. Пора было возвращаться домой. Сестра, приехавшая помочь с похоронами, будет переживать.

Неловко поправив распахнувшуюся куртку, Василий чертыхнулся: телефон вывалился из кармана и, глухо звякнув об поручень моста, шлепнулся на кучу грязного снега у самого бережка.

Осторожно ступая по обледенелым камням, мужчина спустился к воде. При ближайшем рассмотрении оказалось, что до телефона просто так не дотянуться — он упал на хрупкий лед в метре от берега. Мочить ноги в ледяной воде — не выход, так недолго и вслед за женой отправиться, подхватив воспаление легких. А подходящей длинной палки поблизости не было видно.

На середине реки какая-то рыбина громко хлестнула хвостом, пуская круги по воде. Василий, удивленно заозиравшись, отметил про себя, что надо будет непременно запомнить это место и вернуться, когда река достаточно замерзнет.