Жестокий принц - Блэк Холли - Страница 20

— Так ее можно расспросить кое о чем? — интересуется Морагна. — О том, о чем спрашивать не принято? И она ответит? Не смутится?

— А с чего бы ей смущаться, если она среди друзей? — Никасия щурится, как кошка, которая только что съела сметану и готова подремать на солнышке.

— Кого из нас ты больше всего хотела бы поцеловать? — спрашивает Флоссфлауэр, придвигаясь поближе. До сих пор мы едва перебросились парой слов, и теперь я рада, что она хочет подружиться.

— Я бы хотела поцеловать вас всех. — Они покатываются со смеху, а я смотрю на звезды и улыбаюсь.

— Ты носишь слишком много одежды, — замечает Никасия и, глядя на мои юбки, неодобрительно качает головой. — И они уже испачкались. Их нужно снять.

А ведь правда, как это я не замечала, что платье такое тяжелое. Представляю себя совершенно голой в лунном свете, с серебристой, как листья над нами, кожей.

Я поднимаюсь. Все вокруг как будто немного скособочилось. Начинаю стягивать одежды.

— Ты права. — Меня охватывает радость. Платье соскальзывает и разливается под ногами мелкой лужицей. Белье на мне обычное, из мира людей — черный бюстгальтер и трусики в зеленый горошек.

Все смотрят на меня как-то странно, словно никогда такого белья не видели. А еще все вокруг сияет и блестит, так что, если смотреть долго, начинает болеть голова.

Какое мягкое у меня тело, как покачиваются груди, вот если бы не мозоли на руках... Под ногами теплая земля, мягкая трава щекочет голые подошвы.

— Я — красивая, да? — Мне интересно знать мнение Никасии.

— Нет, — отрезает она, бросая взгляд на Валериана, и поднимает что-то с земли. — Ты совсем не такая, как мы. — Слышать такое неприятно, но я не удивлена. Рядом с ними любая покажется бледной тенью, смазанным отражением отражения.

Валериан показывает на висящие у меня на шее бусы: высушенные красные ягоды, нанизанные на длинную серебряную цепочку.

— Это тоже надо снять.

Я заговорщически ему киваю.

— Ты прав, они мне больше ни к чему.

Никасия улыбается и протягивает руку с какой-то золотистой штукой. Присмотревшись, вижу, что это грязные, растоптанные остатки яблока.

— Давай оближи мне ладони. Ты ведь не против, да? Только сделай это, стоя на коленях.

По кружку одноклассников ветерком проносятся хихиканья и ахи. Они хотят, чтобы я сделала это. А я хочу, чтобы они были довольны и счастливы. Так же довольны и счастливы, как я. И меня

снова манит и влечет вкус яблока. Ползу к Никасии и тут...

— Нет, — передо мной встает Кардан, и его звенящий голос звучит немного неровно. Другие расступаются, дают ему пройти. Он сбрасывает мягкий кожаный сапог и выставляет вперед бледную ногу. — Джуд подползет сюда и поцелует мою ногу. Она сказала, что хочет поцеловать нас всех. Как-никак ее принц все же я.

Снова смеюсь. Даже не знаю, почему я раньше не смеялась так часто. Все такое чудесное, такое удивительное.

Смотрю на Кардана и вижу — с ним что-то не так. В его глазах пламя гнева, желания и, может быть, даже стыда. Мгновением позже он моргает, и на лицо возвращается обычное выражение холодной самоуверенности.

— Ну? Побыстрее, — торопит он. — Поцелуй ногу и скажи, какой я великий и как ты мной восхищаешься.

— Хватит, — резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. — Я отведу ее домой.

— Неужели? — Кардан вскидывает брови. — Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.

— Мне не нравится, когда ты такой, — понизив голос, говорит Локк.

Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно невозможным.

Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови.

— Приятной прогулки.

Локк уводит меня с лужайки, прихватывая по пути чье-то одеяло, которое набрасывает мне на плечи. Фейри провожают нас взглядами. Мы выходим из рощи. Я спотыкаюсь, и Локк поддерживает меня. Некоторые из наставников отворачиваются, чтобы не встречаться со мной взглядом.

Посасываю уколотый палец и чувствую себя как-то странно. Голова все еще кружится, но уже не так, как раньше. Что-то не так, и секундой позже я понимаю, что именно. В человеческой крови есть соль.

Меня начинает тошнить. Оглядываюсь. Смотрю на Кардана, смеющегося вместе с Валерианом и Никасией. На его руке повисла Морагна. Одна из преподавательниц, жилистая эльфийка с восточного острова, пытается начать лекцию.

Ненавижу их всех. Ненавижу всей душой. Какое-то мгновение во мне живет только ненависть, только ярость, в пламени которой сгорают все прочие мысли. Трясущимися руками затягиваю вокруг себя одеяло и уступаю Локку, который ведет меня в лес.

— Я у тебя в долгу, — говорю ему, немного успокоившись. — За то, что увел оттуда.

Он окидывает меня оценивающим взглядом, и я снова ловлю себя на том, что восхищаюсь его красотой, мягкими, окаймляющими лицо локонами. Как лее неловко быть с ним наедине, зная, что он видел меня в нижнем белье, ползающей по земле, но стыд отступает перед злостью.

Локк качает головой.

— Ты ничего не должна мне, Джуд. Особенно сегодня.

— Как ты можешь их терпеть? — Я поворачиваюсь к нему, хотя он единственный, кого не касается моя злость. — Они же отвратительны. Они... чудовища.

Он не отвечает. Мы идем дальше и выходим на усыпанную яблоками тропинку. Поддаю одно с такой силой, что оно врезается в вяз и отлетает в сторону.

— Быть с ними приятно. Можно брать все, что хочешь, позволять себе все, даже самое ужасное. С ними безопасно.

— Потому что тебя они не трогают?

Он снова не отвечает.

На границе владений Мадока я останавливаюсь.

— Дальше пойду одна. — Я пытаюсь улыбнуться, но удержать улыбку на лице не получается.

— Подожди. — Он делает шаг ко мне. — Хочу увидеть тебя еще.

Приятный был бы сюрприз, но раздражение все же сильнее. Я стою перед ним, завернувшись в чужое одеяло, под которым купленное в торговом центре белье. От меня несет землей, и я только что выставила себя полной дурой.

— Почему?

Он смотрит на меня так, словно видит нечто совершенно другое. Под его напряженным, проницательным взглядом я невольно выпрямляюсь.

— Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать.

Комплимент или нет — не знаю, но, пожалуй, я его приму.

Локк берет мою руку — ту самую, которую уколол булавкой Кардан, — и целует кончики пальцев.

— До завтра, — говорит он с поклоном.

И вот в таком виде — укрывшись чужим одеялом, в сапогах и дешевом нижнем белье из супермаркета — я в одиночку направляюсь домой.

 — Скажи мне, кто это сделал, — снова и снова требует Мадок, но я отмалчиваюсь.

Он расхаживает по комнате, подробно излагая, как найдет ответственных и что с ними сделает: вырвет сердца, отрубит головы и разложит их на крыше нашего дома как предупреждение другим.

Понимаю, что угрожает он не мне, но кричит-то все равно на меня. И никакой страх не позволяет забыть, что как бы хорошо ни играл Мадок роль отца, именно он убил моих родителей.

Я ничего не говорю. Думаю об Ориане, боявшейся, что мы с Тарин своим поведением причиним неудобства ее мужу. А может быть, ее больше беспокоила его реакция, если что-то случится. Отрезать головы Валериану и Никасии — очень плохая политика, а наказать Кардана — деяние на грани измены.

В конце концов решаю положить этому конец.

— Я сама во всем виновата. Увидела яблоко, решила, что хорошее, и съела.

— Как можно быть такой глупой! — Ориана оборачивается и смотрит на меня так, словно вовсе и не удивлена, а я только лишь подтвердила ее худшие опасения. — Уж тебе ли не знать, как важно быть осторожной.