Подземелье призраков Аккермана - Лобусова Ирина - Страница 15

Говорили они долго. Грек энергично размахивал руками, словно от чего-то открещиваясь. Таня уже потеряла терпение, как вдруг Чекан вернулся к столику.

— Знает хозяин за этого типа, — он выглядел довольным, — писатель, говорит. В газетах писал раньше.

— Точно, — кивнула Таня, пока все сходилось.

— Раньше писал, — Чекан заговорщицки понизил голос, — а теперь за царскую охранку работает. Царский белый шпион.

Это был крутой поворот, хотя Таня и ждала чего-то подобного.

— Откуда хозяин знает, что шпион? — прямо спросила она.

— Так тот с другими шпионами здеся встречался, значит, сам такой же, — пожал плечами Чекан, — грек всех в лицо знает. Должность такая, служба, за уши разговоры наматывать.

— И давно он сюда ходил?

— Не, пару раз всего был. А вот после друга твоего пропал. Не появлялся здесь больше. Так сказал хозяин.

— Значит, больше двух недель, — Таня задумалась. — А с кем встречался, с кем говорил, кто его искал?

— Да никто его не искал, — Чекан пожал плечами, — хозяин сказал, никто не спрашивал. Как исчез — так сквозь землю, и делов...

— А как найти того, с кем писатель говорил? — нашлась Таня.

— Это денег будет стоить, — прищурился Чекан.

— За деньги так за деньги. Скажи хозяину.

Чекан вновь направился к стойке. В этот раз разговор был более коротким. Грек живо сграбастал деньги, полученные от Тани, и что-то быстро заговорил.

— Есть тут одна дыра поблизости, — вернулся за столик Чекан, — так, ночлежка, для свинот понастроено. Но шпион, шо писатель с ним говорил, комнату снимал. Люди видели за то, как через туда приходил, значит, жил там.

— Ты знаешь его имя? — оживилась Таня.

— Хозяин говорит, турок он, в порту работает, кличут Башмачник Азиз.

— Почему Башмачник? — удивилась она.

— Башмаки ремонтирует. Подработка такая. Говорит, убитые до новых так допустит, шо и не отличишь! Старый он, под 60 будет. Низкорослый, руки в мозолях, а ноги кривые. И вроде, офицером в царской армии служил.

— Турок? В царской армии? — подозрительно спросила Таня.

— Ну так а шо? То давно было, до войны. Вот, грек адрес написал, — Чекан протянул Тане записку. На грязноватой, покрытой жирными пятнами бумаге было написано корявыми буквами «Комнаты Падкова». И название переулка — за Таможенной площадью.

— Там этот Азиз живет, — сказал Чекан, — он с писакой тем часто разговаривал за здесь, как свои встречались. Грек так сказал.

Шпионские игры... Тане страшно не понравилось услышанное. Во что пытался втянуть Володю этот человек? Чекан словно прочитал ее мысли.

— Пахнет тут плохо, — поморщился он, — если белый шпион замешан, крышка твоему другу. Либо пришили, либо того, на цугундере вже... И не достать...

— Нет его ни там, ни там... — Таня покачала головой.

— А ты проверь, — Чекан прищурился, — знаешь, как большевики людей прячут? Ни за что не найдешь! И, слышь, того, ты ночью в дыру ту ночлежную не ходи. За милую душу пришьют.

Таня с наслаждением выбралась на свежий воздух, зажав в ладони драгоценный адрес Башмачника Азиза. В ушах ее все еще стояли прощальные слова Чекана о том, как прячут людей большевики.

Но Японец сказал, что в ЧК Володи не было, а ему можно было верить. У Тани были основания прислушаться к этим словам.

В мае 1919 года руководителем Одесской ЧК стал Станислав Реденс, ярый большевик с огромным опытом подполья и партийной кличкой Стах. Это был молодой, удачливый авантюрист, склонный к насилию и жестокости. Он установил в ЧК свои собственные кровавые порядки, о которых в городе стали говорить тайком, опасливым шепотом. Новые порядки и правила погрузили Одессу в пучину беспросветного страха, удачно поддерживаемого Реденсом в своих собственных интересах.

Так он быстро втерся в доверие к авторитетам криминального мира, обложив налогом воюющие между собой группировки. И очень быстро нашел общий язык с королем преступного мира Одессы — Мишкой Япончиком.

К огромному удивлению всех, Реденс, отличав­шийся невероятной жестокостью по отношению к врагам революции и ко всем «буржу­аз­но-контр­революционным элементам», покровительственно относился к Японцу и к его бандитскому воинству. Между ними завязалось нечто вроде дружбы. И в любых конфликтах Реденс всегда становился на сторону Мишки.

В Одессе быстро узнали, что Япончик находится в дружеских отношениях с новым начальником Одесской ЧК, таких дружеских, что они даже выпивают вместе. Таня не сомневалась, что по поручению Японца Володю искал именно Реденс. И если бы Сосновский был похищен чекистами, Реденс живо его нашел бы. Но Японец сказал, что в застенках ЧК Володи нет. И Таня знала, что этой информации можно доверять.

Сладковатый, тошнотворный запах опиума ударил в ноздри, и Таня с ностальгией вдруг вспомнила то время, когда вместе с Володей в опиумной курильне возле порта они охотились за убийцей Людоедом. Тогда там был устроен настоящий притон по выколачиванию денег у богачей, желающих получить вечную молодость. Предприятие достигло высокого уровня и процветало, пока в дело не вмешался Людоед... Сейчас Таня с горечью вспомнила чувство охотничьего азарта и дух авантюризма, и те невероятные приключения захватывающей логической игры, связавшие ее с Володей.

Страшно было думать о том, что все это осталось в прошлом. А в лабиринт портовых притонов ее привел не дух авантюризма, не поиск убийцы, а отчаянная попытка схватиться с жестокой судьбой.

Стоя в переулке, насквозь пропахшем опиумом, гашишем и тому подобной дрянью, Таня испытывала нечто вроде тоски. Эта тоска была похожа на хищного зверя, вскормленного ее собственным сердцем. Теперь предстояло подкормить его, погладить по шерсти, задобрить чем угодно, чтобы он не сожрал ее живьем.

Меблированные комнаты «Подкова» находились в самом грязном припортовом месте и представляли собой настоящий притон, который, похоже, был отвратительнее притонов Слободки и Молдаванки. Жили здесь в основном портовые рабочие самых низших сословий, согласные на самый грязный, отвратительный труд, либо сезонные, заезжие авантюристы, прибывшие в Одессу в попытках отыскать быстрое денежное счастье, но вместо этого оставившие свое здоровье (а бывало и жизнь) в грязных лабиринтах порта.

Все как один наркоманы и пропойцы, они были настоящим отребьем, стоящим в стороне даже от одесского криминального мира, потому что опустились до степени, опасной для самых последних воров. Даже воры низшего звена, промышляющие мелкими, ничтожными кражами, знали, что там, где опиум, гашиш, кокаин или что-то подобное, всегда стоит предательство. А потому с опаской относились к обитателям портовых трущоб, покупающим опиум или другие зелья у китайцев. Любители наркотических грез жили в своем собственном мире, зарабатывая деньги любым способом только для того, чтобы потратить их на свое зелье. Селились они в определенных районах порта, создавая свою собственную зону обитания. Комнаты «Подкова» как раз и были именно таким местом.

Стоя на другой стороне переулка, напротив этой жалкой гостиницы, с фасада которой давно слезла штукатурка, Таня внимательно наблюдала. И на первом, и на втором этаже в окнах не было стекол, и щели были заткнуты грязными тряпками. На дверях, вросших в землю от старости, дежурил настоящий вышибала, по всей видимости, знавший обитателей трущобы в лицо. В нем Таня опознала одного типа с Молдаванки. Когда-то он был в банде Калины, авторитета с Привоза, но по пьянке сорвал налет, да не просто сорвал, а загремел в полицейский участок, потащив за собой нескольких товарищей. В участке он, правда, не раскололся, но из-за него на заметку в полиции были поставлены многие члены банды.

За такое позорное поведение ему больше не было места в криминальном мире. И когда после годичного тюремного заключения за мелкое воровство бандит был выпущен на волю, Калина выгнал его из банды и с территории Молдаванки, которая близко примыкала к Привозу.

Таня помнила, как Калина рассказывал об этом Корню, она присутствовала при этом, а также при том моменте, когда Калина выгнал незадачливого бандита. И если Таня хорошо его запомнила, то точно так же хорошо он знал в лицо Таню. А значит, проникнуть внутрь гостиницы незамеченной не было никакой возможности.