Стрелок (СИ) - Михеев Михаил Александрович - Страница 46

Спохватившись, Александр пошарил вокруг себя – нет, бинокля не было. Пашка уволок, не подумал, небось, что наблюдателю такой инструмент нужнее. Пес с ним, обойдемся своей оптикой.

Еще минут пять Александр наблюдал за происходящим. Судя по тому, как тщательно, не пропуская ни одной избы шерстили деревню полицаи и как они лезли и в сараи, и в конюшни, и вообще в любые строения, жителей деревни собирались уничтожить поголовно. Смотреть на это не слишком хотелось, важнее было убраться куда подальше. Опустив винтовку, Александр бросил на деревню прощальный взгляд и начал аккуратно, чтобы никто даже случайно не заметил, отползать. Вот только… только было какое-то чувство дискомфорта, словно он что-то упустил. А вот что, было уже непонятно, и это раздражало. Все же Александр привык доверять интуиции, и отмахиваться от собственных ощущений было не в его правилах. Матюгнувшись про себя, он еще раз посмотрел на деревню. Внимательно посмотрел, стараясь ничего не упустить, и выматерился, теперь уже вслух.

Возле крайней избы был очень хорошо различим силуэт Павла, который пытался незамеченным пройти вглубь деревни. Мальчишка, щенок… Именно эти слова вертелись в голове Александра, а руки уже привычно наводили винтовку. Все, остановить процесс он уже не мог, оставалось только прикрыть напарника. И не дай Бог, хоть одна пуля в него попадет – бронежилет остановит очередь из автомата, но пуля из немецкой винтовки проткнет эту жалкую защиту насквозь. Маузер – не Мосинка, но в данном случае разница в характеристиках не играет роли, а три десятка винтовок превратят Павла в дуршлаг. Если он, Александр, позволит им это.

Павел не успел – двери за последними из сельчан уже закрыли, накинули засов и, для верности, приперли то ли короткими бревнами, то ли кольями. Даже обложили вокруг соломой и облили из железных канистр то ли бензином, то ли керосином издали не понять. А вот поджечь не успели – первый, кто взял в руки факел и направился к конюшне, первым и умер, быстро и безболезненно. Пуля вошла ему в затылок и вынесла мозги вместе с лицом. Правда, Александр этого уже не видел. У него не было времени отвлекаться на ерунду – он стрелял.

Первая цель, после факельщика, естественно – тот мужик с автоматом. Из всей компании он выглядел самым опасным, да и оружие у него было скорострельное. Он рефлекторно повернулся в сторону, откуда прилетела пуля – скорее всего, тело сработало независимо от сознания. Не самая плохая привычка, но в данном случае абсолютно бесполезная, потому что пуля отшвырнула его, ударив в грудь, а не в спину, только и всего. Умер он сразу или нет – уже неважно, потому что рядом с ним, с пулей в животе, рухнул офицер. Еще один выстрел, и удобно стоявший полицай хватается рукой за пробитое горло. Между пальцами фонтанчики крови – внезапно обострившимся зрением, Александр видел это, несмотря на расстояние, четко и ясно. Пятая пуля разворотила бедро его товарищу. Или подельнику? Неважно. Мужик рухнул, зажимая рану – все, не боец.

Короткая, почти незаметная пауза – сменить обойму. Полицаи разбегаются, как тараканы. Большие такие, черные тараканы, некоторые даже не четвереньках. И двое, то ли от большого ума, то ли из каких-то иных соображений, бросаются к лежащему на земле, так и не погасшему факелу.

И падают, практически одновременно и еще до того, как снайпер прицелился.

Павел, высунувшись из-за избы, лупил по полицаям короткими, скупыми очередями. Точно и расчетливо. Так, как учили. "Моя школа", удовлетворенно, но как-то отстраненно, не отрываясь от прицела, подумал Александр, расстреливая вторую обойму. Увы, обнаружив свое присутствие, напарник подставился под огонь, и полицаи теперь били по обнаруженной цели. Только вот не по самой для них опасной, но этого они еще не поняли, и времени на понимание им никто давать не собирался.

В общем, диверсанты справились. Александр даже не ожидал, но у них получилось, и победить, и остаться в живых обоим. Даже очень быстро победить – ну да тут надо сказать спасибо паршивой подготовке врага. Все же тут были не кадровые фрицы, а набранные с бору по сосенке ублюдки, умеющие, в лучшем случае, целиться и нажимать на курок, но не воевать. Если, конечно, не считать войной такие вот зачистки…

Когда Александр подошел к месту побоища, он только присвистнул – крови было, пожалуй, даже больше, чем возле подорванного эшелона, а рядом, на обрубке бревна, сидел Павел и бодро улыбался.

– Цел? – спросил Александр, и, дождавшись утвердительного кивка, без дальнейших разговоров заехал напарнику в зубы. – Ты что творишь, идиот?

– Сашка, ты чего?…

– Меня зовут Александр, – медленно и раздельно, сквозь зубы прорычал экс-киллер. – Сашки на рынках шестерят да в кабаках пиво разносят. Ты какого хрена сюда полез?

Злость и раздражение на глазах сменялись усталостью, и бить лицо напарнику уже не хотелось совершенно. Тот, очевидно, тоже почувствовал, что его зубам ничего не грозит, поэтому сплюнул кровь из разбитой губы, и сердито буркнул:

– А что, ждать, пока их тут всех пожгут?

– Дурак, – Александр присел рядом, оперевшись на винтовку. – А если бы мы не справились? Если бы я не успел – что бы ты делал? Лежал и разлагался?

– Так ведь успел же…

– А если бы просто плюнул и не стал связываться?

– А вот ни фига, – Павел сплюнул тягучую, подкрашенную в красный цвет слюну, и злорадно ухмыльнулся. – Во-первых, тебе было бы сложно допереть ящик одному. А во-вторых, помнишь, что ты мне сказал? Ну, тогда, на Карибах? Своего надо вытаскивать, даже если потребуется идти по лезвию. Так что я в тебе не сомневался.

– Дурак, – устало махнул рукой Александр и несколько секунд мрачно смотрел на постапокалиптический пейзаж, достойный кисти Васнецова. – Ты точно цел?

Как оказалось, не совсем. Две пули бронежилет все же словил. Одна прошла вскользь, не пробив защиту, вторая пробила, но попала очень удачно. Для Павла удачно, разумеется – содрала кожу на боку, и этим все ограничилось. Даже крови почти не было. Еще раз высказав напарнику все, что думает о его умственных способностях, Александр устало помассировал виски и поинтересовался: напарник хоть раненых-то добил? Поинтересовался между делом, уверенный, что уж этим-то Павел озаботился, и матерно выругался, узнав, что тот даже не подумал доделать работу.

К счастью, ничего страшного не произошло. Среди полицаев живых оказалось всего трое, и все они маскировались под убитых. Двое просто без сознания валялись, а третий, тот самый, которому в начале боя разворотило бедро, показывал чудеса самообладания, ухитрившись и терпеть боль, и зажимать рану, и при этом молча лежать, со стороны ничем не отличаясь от трупа. Впрочем, когда он заметил, что победители зачищают поле боя, достреливая раненых, и направляются к нему, то попытался добраться до своего оружия. Движения полицая, правда, были рваными и замедленными, поэтому Павел, находившийся совсем рядом, вне его поля зрения, просто двинул лежащего ногой в простреленное бедро. Полицай только взвыл и закатил глаза, потеряв сознание. Александр, глядя на это, лишь поморщился – на месте напарника он бы просто выстрелил, а этот умник еще и перевязывать этот будущий труп взялся. Вон, тратит на него стерильный бинт. На кой, спрашивается?

Кроме полицая, живым оказался и офицер. Пуля в живот – это при нынешнем развитии медицины, точнее, ее полном отсутствии в этих местах, чаще всего смертельно. Но пуля в живот редко убивает сразу, и фриц еще жил – лежал, скрючившись, медленно истекая кровью. Раненый был без сознания, даже не застонал, когда Александр пнул его в бок, Однако, когда он поднял свой ТТ, Павел перехватил его руку:

– Оставь.

– Почему? – сказать, что Александр был удивлен, значит, ничего не сказать. Павел лишь ухмыльнулся в ответ:

– А я с ним поговорить хочу. И вон с тем хмырем – тоже.

– С одноногим?

– Ну да. Понимаешь, он ведь выругался, когда потянулся за винтовкой.

– И что?

– Я в детстве жил во Львове. Недолго, года два, с родителями. Потом им… пришлось уехать.