Внутренний суслик (СИ) - "Inndiliya" - Страница 78

«Ну коне-е-ечно! — протянул злобный Василий, косплея уточку. — Не ищи меня, распусти слух о том, что я поправляю здоровье за границей, и акции не пошатнутся — охуеть какой чудесный выход на пару месяцев!»

«Вась! — миролюбиво протянул я. — Может, хватит злиться? Ты хоть меня пожалей, а? Ну жопа, но ведь не «жопа-жопа» — выкрутимся, Васят, не впервой, зато будем с тобой вдвоем, и никто не будет нас ненавидеть. Только ты и я, Вась. Ну, не дуйся!»

Василий демонстративно передернул плечами, так и оставаясь статуей, и только кончик драной метелки хвоста нервно дернулся.

Вернувшись мыслями к последним дням, проведенным со свекрами, я, как драгоценности, перебирал мгновения общения с Мари и Севи. Как менялось лицо о-папы мужа, когда он гладил Бубочку, особенно в те редкие моменты, когда фасолинка толкалась — еще слабо, но уже понятно было, что это не съеденные за завтраком фрукты. Как он говорил, что любит меня, и даже когда я вспомню все, что было «до беременности», как обтекаемо и необидно называл Мари мою измену сыну, то это не изменит меня и прошлым я уже никогда не стану. Потому что память не то же самое, что личность. Моя личность изменилась и стремительно развивается. И чтобы я не боялся делиться с ним самым-самым страшным, потому что он будет тем человеком, который ночью с фонариком поможет закапывать труп, если я кого-то случайно или намеренно убью.

Свекр все пытался меня расшевелить, вывести на откровенный разговор, допытываясь, почему я такой тревожный, предлагая в своей манере ненавязчиво, как обычно, ласково и мудро то сменить обстановку в комнате, заметив, что я не люблю розовое, то заводил разговор, что Бубочке нужен новый дом — у него и место присмотрено на окраине города чудесное, и архитектор знакомый очень толковый есть, и построят его как раз к рождению малыша. А разговоров про мою мрачную книгу, которая, наверное, и ввергает меня в такое состояние, вообще было много — каждый день по нескольку раз. Но у меня всегда наготове были другие, встречные предложения, которыми я не отвечал ни да, ни нет, губки бантиком не ставил, черное-белое не носил, и всячески увиливал от таких бесед, выскальзывая то в туалет, то отдать распоряжения Хирси, то за кисленьким, то полежать, потому что «затошнило»…

— Эй, Николя! — выдернул из воспоминаний голос альфы, который тут негласно был за главного.

«Тебя зовут, придурок», — буркнул Васятка, привлекая мое внимание.

Это с его легкой лапы я взял себе это имя, когда он в очередной раз на реплику Мари съязвил:

«Давай-давай, мой Коля-Бок недоделанный, отвращай от себя свекра, пусть ненавидит тебя уже сейчас…».

«Вот! Спасибо, Васятка! Буду Коля Боков. Или, еще лучше — Николя Боку! Чудесное имя!»

— Спишь, что ли? — Колтон потряс меня за плечо. — Сейчас заедем в одно кафе, айда с нами, потом ночью жратвы не будет, а здесь нормально кормят, не отравимся.

Колтон встретил меня рядом с трейлером, когда я сбежал с празднования дня города прямо из-под носа у Тори, с одним рюкзаком за плечами, переодевшись в туалетной кабинке, напялив черный парик, очки, желтый комбинезон из джинсовой ткани, сменив летний белый костюм и удобные кеды. Это просто чудо, что Люсий мне помог — после нашей вечерней переписки, в которой я попрощался с ним, написав, что возможно длительное время не буду выходить на связь, он через пару часов, глубокой ночью прислал эсэмэску, в которой сообщал, что его знакомый по школе, учитель физики, которого зовут Колтон, едет с группой таких же вовлеченных хиппи на фестиваль бардовской песни, и у них есть свободное место в трейлере. Они могут подхватить меня рядом с вокзалом в районе трех часов дня. Он товарищ надежный, в обиду не даст. Про меня сказал только, что беременный, еду в ту сторону, и чтобы я не проговорился. Я ведь так и не определился, куда лучше поехать. Решил, что попутешествую пока, а там определюсь на месте, если понравится городок, задержусь подольше.

Деньги у меня были. Так смешно получилось — Тори позвонил вечером за пару дней до приезда и после обычной болтовни — чем занимался весь день и как поживает Бубочка — спросил, почему я у него ничего не прошу.

— Ну, почему же, — усмехнулся я, — минет в лесу просил. Заметь, я просил дать, а не сделать, и то ты не дал, а мне десять раз повторять не надо.

—… ты и с девятого понимаешь, помню, — усмехнулся Тори. — Завтра тебе привезут карту на твое имя, я открыл счет и положил немного денег на булавки. После госзаказа дела пошли в гору, так что на золотые булавки и даже платиновые тебе хватит.

Денег на первое время должно было хватить, а все сомнительные метания, имею ли я на них право — я отмел напрочь, и снял их все с карты подчистую, пока добирался до вокзала в одном из банкоматов, чтобы потом нельзя было отследить меня, в каком городе я юзаю эту карту.

Когда я приметил раскрашенный разноцветный фургон с хиппарями возле вокзала и колоритного альфача с синим ирокезом, в рубашке с черепами, увешанного браслетами, я впервые за весь день улыбнулся и выдохнул радостно. Сердце билось, как заячий хвост, рюкзак оттягивал плечи, я нервно поправлял парик, волнуясь, что он свалится или перекосится в самый неподходящий момент.

— Николя, — протянул я руку альфе. — А вы Колтон? Люсий говорил, что вы преподаватель… — нервно трещал я, не в силах остановиться и скрыть мандраж, озираясь, нет ли поблизости Тори, Альдиса, или кого-то из знакомых, и с трудом сопоставляя ирокез альфы со статусом учителя в школе.

— Ага, Колтон. Пойдем в трейлер, познакомлю с друзьями. Меня так достают детишечки в течение учебного года, что два раза в год я меняю имидж и езжу отдыхать и отрываться на бардовские сходняки и сбросить напряжение, — он мягко улыбнулся и снял с плеч рюкзак, потянув за лямку. — Ого! Тяжелый… Не стоит тебе носить такие тяжести в таком положении. И что у тебя там?

«В рюкзаке моем сало и спички и Тургенева восемь томов, — хотелось процитировать мне, но Василий злобно шикнул, и я просто мило улыбнулся, пожав плечами».

Руки непроизвольно дернулись, цепляясь за лямку рюкзака — там было все, что я решил взять с собой в новую жизнь, но тут же выпустили его, понимая, что мое поведение может показаться странным. Я был на взводе, на адреналине, и описать мои чувства не взялся бы ни один писатель — они менялись полярностью с плюса на минус, как на американских горках.

В придорожном кафе было немноголюдно, и нам специально сдвинули три стола, чтобы вся компания села вместе. Кормили, и правда, вкусно, но мне кусок не лез в горло от переживаний. Мы ехали всего четыре часа, и мне казалось, что этого времени недостаточно, чтобы останавливаться. Я все время одергивал себя, взывая к логике, что Тори не может меня найти — это не поезд, не самолет, где нужен паспорт или другой документ, который у меня лежал на дне рюкзака на имя Милоша Лайонеша — совсем без документов пускаться в дорогу было глупо. Найти меня было практически невозможно, но сердце ёкало каждый раз, когда нас обгоняла большая черная легковушка, похожая на машину Тори.

«Жри давай, скотина! Деньги уплОчены. Нех разбрасываться продуктами, — зло шипел Васятка. — О себе не думаешь, так Бубочку покорми — аленьким цветочком сыт не будешь».

Вася был прав. И я стал живо заталкивать в рот салат, механически пережевывая и проглатывая, не чувствуя вкуса — когда и как в следующий раз доведется поесть, было неизвестно.

Колтон хмыкнул, увидев, что я все-таки взялся за еду, и придвинул тарелку с бутербродами с рыбой:

— Угощайся. Я пробовал, не отравишься.

У меня потекли слюнки — рыбу я очень любил — и вцепился зубами в бутер, запивая его сладким соком.

«Таисий! Мать твою! А расплачиваться чем будешь? — Василий зло упер руки в бока. — Ты в незнакомой компании, чужой альфа просто так тебя кормить будет? Чем ты думаешь, дурище?»

Я замер с откушенным куском во рту, испуганно уставившись на Колтона.

— Что? — Колтон приподнял брови, отвлекаясь от разговора с рядом сидящим бетой, с ярко-алой челкой через все лицо — они как раз планировали, кто следующий сядет за руль, а кому можно выпить пива.