Путь небес. Преодолевая бурю - Райт Крис - Страница 44

Затем видения умчались в прошлое до прибытия Третьего легиона, на улицы большого, суматошного и хаотичного улья, полного жизни, грязи и роскоши. Ревюэль увидел стеклянные полы, по которым ходили толпы чиновников с лицами, наполовину скрытыми за поблескивающей аугметикой. Там были писцы, хранители знаний, схолиасты^[27] — все облаченные в пышные меха и богатые шелка Магистерия Ашелье. Лишь на нескольких из них псайкер заметил плотные налобные повязки, украшенные по краям золотом и самоцветами. Их носили Окули — те, кто видел суть Океана, дозволенные мутанты, возникшие еще до пришествия Императора, в кошмаре всеобщего раскола. Ныне их влияние проникло в каждый уголок известного космоса.

На переднем плане возник один из навигаторов, молодой мужчина со старыми глазами. Он был худощавым, со смугло-оливковой кожей и тоже носил бандану, но выкрашенную хной и расшитую сапфирами. Его изображение то размывалось, то вновь попадало в фокус. В руке незнакомец держал длинный посох черного дерева, увенчанный белый камнем.

+Отслеживай,+ Арвида обращался уже не к Вейлу.

Образы сместились, вышли за пределы воспоминаний мейстера и двинулись дальше по следу, оставленному теплом души навигатора. Разум Ревюэля мчался по темным коридорам, проплывая сквозь запертые двери. Ему открывались новые огромные карты, высеченные в мраморе, с вытравленными на камне змеящимися маршрутами и названиями множества планет. Он видел схемы, устройства, слышал громко спорящие голоса. Появлялись и исчезали странные лица — раздутые, с черными глазами, любопытные и злобные.

Арвида смутно понял, что в осязаемой реальности творится какая-то суматоха, но он уже слишком углубился в эфир.

Мужчина с оливковой кожей обернулся. Он улыбался, показывая идеальные после омолаживающих операций зубы. На стене возле него виднелась еще одна звездная карта, выполненная золотой резьбой. Обсидиановый фон опутывала паутина линий, прочерченных рукой самого навигатора. Также в комнате стояли другие люди, в черных одеяниях и масках, скрывающих лица. Ревюэль чувствовал запах благовоний — мускусный, дурманный.

Незнакомец жестикулировал, но трудно было уследить за его движениями. Нить слабела, Арвида уже упускал ее. Псайкер сосредоточился на стене и карте с золотыми символами. Он увидел слова, вырезанные на стилизованной пустоте рунами, древность которых струилась в видении подобно дыму.

+Темное Зеркало,+ отправил Ревюэль, узнав это наречие.

Там были и другие фразы, протянутые цепочкой вдоль варп-маршрута. Арвида разглядел еще несколько золотых линий, что вплетались в единый узор через все слои Океана и тянулись к юной желтой звезде. Конфигурация показалась Тысячному Сыну знакомой, и его бросило в дрожь.

Затем мужчина обернулся вновь и взглянул прямо на Ревюэля. Он еще улыбался, но уже холодно.

+Тебе здесь не место.+

Арвида резко отступил, и видение затянули серые облака. Такое не могло произойти — он ведь наблюдал за событиями прошлого, изучал отражения отражений, застывшие во времени подобно насекомым в янтаре…

Псайкер пошатнулся, чувствуя, как опора — реальная опора — трясется под ногами. Он услышал крик боли, глухой и отдаленный:

— Выпусти меня!

Ревюэлю не удавалось открыть глаза, веки словно бы заварили намертво. Изменения плоти болью отдавались в висках, кровь закипала в груди.

+Брат,+ копьем пронзил трясину неразберихи, заглушил посторонний шум мысленный голос Есугэя. Арвида вцепился в него, как утопающий в кусок доски. +Ты мучаешь его.+

Рядом кто-то вопил. Тысячный Сын пытался всплыть на поверхность, расталкивая скопившиеся вокруг образы. В последний момент, когда они потускнели и уплыли в никуда, Ревюэль заметил тень, что взирала на него из глубины — великана с гривой алых волос, одноглазого, который наугад брел между разрушающимися стенами эфирной магии.

Миг спустя Арвида вырвался, задыхающийся и покрасневший, с мутью перед глазами. Вейл стоял на коленях, визжа от боли. Чернокнижник осознал, что по-прежнему стискивает его кисть, уже раздавленную латной перчаткой. Из бесформенной массы меж керамитовых пальцев хлестала кровь.

Ревюэль тут же разжал хватку, и мейстер повалился на пол, сжимая изуродованную руку. У Арвиды раскалывалась голова, он не мог отдышаться, но все же встал со скамьи. Есугэй, тоже поднявшийся, тревожно смотрел на него.

— Что стряслось? — спросил Таргутай, но Ревюэль не слушал; он привалился к стене и озирался, словно не понимая, где находится.

— Кажется, я видел… — неразборчиво пробормотал Арвида.

Грозовой пророк схватил его за плечи:

— Что? Что ты видел?

Тысячный Сын яростно моргнул и проглотил желчь, подкатившую к горлу. Он осознал, что Изменение отступает, словно пенная волна после прибоя.

Осязаемый мир уплотнялся вокруг. С собой он приносил боль, вонзающуюся подобно шипам в открытые теперь глаза, которые узрели очень многое.

— Что ты видел? — вновь спросил Есугэй, более настойчиво.

Забытый всеми Вейл хныкал в углу.

Поначалу Арвида не мог подобрать слов. Легионеру казалось, что рот просто разорвется, если открыть его. Затем чернокнижник взглянул на покрытое шрамами лицо Таргутая, и на миг ему почудилось, что в ответ на него посмотрел генетический отец, облик которого словно бы накрыл обветренные черты чогорийца.

— Я знаю, — прохрипел Ревюэль, чувствуя вкус крови во рту.

— Что ты знаешь? Скажи мне!

Но даже тогда Арвида не сумел открыть истину. Впрочем, у чернокнижника осталась другая правда, за которой его и посылали.

— Я знаю, где он, — произнес Тысячный Сын, спешно восстанавливая в памяти звездную карту. Он судорожно сглотнул и отбросил все лишние мысли, способные повлиять на его решения. — Тебе нужен этот человек, Ашелье. Я знаю, куда он отправился.

«Стойкость» с привычной грубостью разорвала пелену, рассекая вещество вселенной на куски в каскаде серебряных вспышек. Отголоски жесткого перехода подобно волнам устремились в пустоту, их путь отмечали гейзеры потрескивающего разрядами эфира и хвосты грязного дыма. Колоссальный боевой корабль вернулся в телесное измерение, грозные ряды тяжелых орудий один за другим выскользнули из бездны. Секундами позже возникли другие звездолеты, пронзившие подобно дротикам клубящиеся облака материи у точек возврата в реальность.

Мортарион прошагал к краю командного возвышения на мостике. Перед ним распахнулись варп-ставни иллюминатора величиной с собор, открыв для обзора загруженный трафиком участок космоса. Здесь собрались сотни военных кораблей, несущих на палевых носах «мертвую голову» — символ Четырнадцатого легиона. Как только «Стойкость» подошла ближе, на экранах когигаторов начали вспыхивать идент-руны: «Неукротимая воля», «Коса Жнеца», «Моритатис окуликс»,^[28] «Несгибаемый».

Примарху не нужно было смотреть на значки, чтобы понять, кто ответил на его зов. Он знал по силуэтам все корабли своей армады и заранее отыскал место для собранных здесь великанов. Мортарион подмечал множество деталей: тени от вспомогательных звеньев эскорта, проносящиеся по бокам гигантских космолетов; баркасы, что доставляли припасы с грузовых судов на линкоры; ремонтные челноки в красных цветах Механикум, парящие над исполинскими блоками двигателей и соплами ускорителей.

— Где он? — спросил примарх.

Внизу, в рабочих ячейках и желобах капитанского мостика, трэллы в масках не подняли глаз от консолей. Бойцы Савана, стоявшие у краев тронного возвышения, как всегда, промолчали, глядя перед собой из-под скошенных визоров. Из высоких ржавых жаровен, словно бы охранявших многочисленные посты экипажа, тянулись огромные клубы зеленоватого дыма. Во влажном, липком воздухе висели густые облака пыли.

— Где «Терминус Эст»?

По экранам пробежали очередные строки идент-рун, обозначения вновь прибывших: кораблей, приданных флоту из других легионов; старых космолетов с Барбаруса, поставленных на службу Гвардии Смерти; вспомогательных судов, с которых стерли полковые эмблемы Армии и заменили их «мертвой головой». Здесь собралась необозримая армада, большая часть сил Четырнадцатого, отозванных из сотни различных кампаний. Пока авгуры добавляли их названия к сборному списку, звездолеты продолжали возникать в точках Мандевилля и на всех парах мчаться к рою союзников через реальное пространство.