Путь небес. Преодолевая бурю - Райт Крис - Страница 42

Консул по-прежнему оглядывал все вокруг с воодушевлением экскурсанта. С потолка на цепях свисали некие глянцевые объекты, которые извивались и тряслись в ярком свете медицинских люменов.

— А тебе известно, что наш командующий узнал нужные ему координаты?

— Он прислал мне сообщение, — кивнул апотекарий.

— И все корабли, с которыми ему удалось связаться, уже в варпе. Треть легиона, только представь.

— Как там Придворный Клинок?

Азаэль устало взглянул на Фон Кальду:

— Эйдолон еще увлечен им.

Легионеры вошли в длинную комнату с низким потолком. Ее ребристые железные стены в форме эллипсов усеивали шипы, обращенные внутрь. Из-за тускло-красных решеток струился горячий воздух.

— Командующего всегда увлекает новое, — добавил Коненос. — Это пройдет.

Над фильтровальными сетками в полу поднимались завитки дыма, скрученные наподобие кишок. Спереди доносились странные шумы, уже не отголоски воплей измученных людей, но нечто вроде лая или сиплого звериного рыка.

— Ты знаешь его лучше всех, — заметил апотекарий. — Но, возможно, разумнее не делать поспешных выводов. Многое поменялось с тех пор, как нами руководил примарх.

Оркестратор направился к округлой двери в дальней стене. Люк, окольцованный железом, покрывали кемосские руны старинного образца. Как только Азаэль подступил к открывающему механизму, Фон Кальда потянул его обратно.

— Будь осторожен, брат.

Коненос не отрывал взгляд от входа.

— Почему? Что там, внутри?

Апотекарий шагнул к внешнему замку.

— Мои владения, — ровно ответил он.

Его спутник поднял взгляд, затем опустил, изучая загадочную комнату.

— У любого странствия есть направление, — задумчиво проговорил Азаэль. — Решение принято. Мы улучшим себя. Мы испытаем все, что возможно испытать. Мы пострадали из-за этого решения, и другие будут страдать из-за него.

Фон Кальда молчал, но в атмосфере узкого отсека повисло предчувствие насилия, подобное мускусному запаху страха. Ладонь апотекария чуть придвинулась к кобуре болт-пистолета.

Оркестратор снова подошел к люку.

— Я желал бы закрепить взятое направление. Когда придет время расплаты, я не буду ни о чем сожалеть. Так вот, брат, здесь ты искажаешь не только плоть. Ты искажаешь миры. Ты разрываешь пелену.

Советник напрягся, обдумывая, успеет ли выхватить оружие.

— Я ничего не делаю без при…

— Тише. — Обернувшись, Коненос приложил палец к губам Фон Кальды. — Мы с тобой мыслим одинаково. Правда. Покажи, чего ты добился.

Апотекарий помедлил. Даже сейчас, после всех распоряжений примарха на эту тему, существовали риски. Древние запреты не желали умирать, а в легионе, познавшем вкус измены, ее стоило ждать и от боевых братьев.

Наконец он убрал руку от кобуры и потянулся к замку.

— Не оступись, — сказал Фон Кальда. — И гляди, куда смотришь.

Он ввел код доступа, и стальные засовы выскочили из пазов. Люк распахнулся, с шипением воздуха выровнялось давление.

За порогом висел густой лиловый туман, от которого шел насыщенный составной запах. Глухой лай постепенно сменился низким посвистывающим сипом. Дети Императора зашли внутрь, и на несколько мгновений даже улучшенное зрение подвело их в сумраке отсека.

Когда дымка рассеялась, Коненос увидел круглое помещение, стены которого покрывали руны бурого цвета. Перед воинами находилась яма с бронзовыми краями, огражденная толстым бронестеклом — такое же использовалось в огромных колбах для тел из апотекариона. На дне углубления метровым слоем лежали трупы, из окровавленной, истерзанной плоти торчали обломки костей.

На груде мертвецов сидело нечто, почти неуловимое для взгляда, — ложное отражение, заблудившийся пучок лунного света. Лишь когда оно шевельнулось, в поле зрения Азаэля мелькнули отдельные образы: голова, увенчанная шипами; полностью черные глаза; пухлые губы, меж которых метался язык длиной в человеческую руку. Тело создания попеременно казалось то женским, то мужским. Стоило легионерам подойти к стеклу, как чудовище размытым пятном ринулось на преграду.

— О, прелестно, — довольно кивнул оркестратор. — Где ты его достал?

Фон Кальда чуть отступил. Время от времени он еще сомневался, разумно ли продолжать работу.

— Оно еще не готово. Никто из них не готов.

Коненос лукаво улыбнулся апотекарию:

— Говорят, среди нас есть такие, кто пока не принял просвещение. Они придерживаются старых обычаев. Не видят всех благ усовершенствования. — Азаэль наклонился к бронестеклу, и в тенях раздался звук, средний между хихиканьем и пощелкиванием клешни краба. — А тут — наше будущее, наши союзники. Вот почему ты занялся этим, верно?

Советника тошнило, как и всегда возле существ, которых он призвал и пленил. Их эфемерную суть удавалось удерживать здесь лишь постоянными жертвоприношениями.

— Карио в большом фаворе…

Метнувшись к апотекарию, Коненос стиснул его лицо латными перчатками. Азаэль придвинулся ближе, и Фон Кальда ощутил сладость его дыхания.

— Вот и ответ на твои вопросы. Придворный Клинок так же проклят, как и мы, — он слышит те же самые шепоты. Твои старания могут даже подстегнуть их, и тогда я порадуюсь. — Оркестратор снова взглянул на извивающиеся тени, сияя розовыми глазами. — Забудь о выведении новых слуг. Здесь твоя главная работа.

Тварь из ямы бросилась на Коненоса с чем-то вроде почти реального бича, нанося яростный удар сверху вниз. Или толстое бронестекло, или мистические символы на темной бронзе сдержали атаку.

— Это приказ Рассеченной Души?

— Раньше ты не ждал позволения. — Азаэль облизнул потрескавшиеся губы. — Со временем он устанет от мечника, но наше время ограничено, поэтому заставь свои создания подчиняться. Я хочу, чтобы они были с нами, когда флот начнет следующую битву.

Выпустив апотекария, Коненос снова подошел к барьеру. Нечто внутри почуяло его, и в полумраке сверкнула фиолетовым блеском пара миндалевидных глаз, более крупных, чем у человека, и жестоких. Зачарованный консул наблюдал за движениями существа.

— Они подобны заразе, — выдохнул Азаэль. — Пора нам ускорить эпидемию.

Глава тринадцатая

Перед тем как пойти к тому смертному, Вейлу, Есугэй отозвал Арвиду в сторону.

— Тебе нехорошо, брат? — спросил грозовой пророк с явным беспокойством на татуированном лице.

Ревюэль почти улыбнулся. Ему постоянно было нехорошо. Изменение плоти бурлило под кожей, хотя самообладание и пребывание в глубокой пустоте помогали. Иногда шипение в ушах ослабевало, как и чудовищный жар в крови, но лишь ненадолго. Псайкер неизбежно ухудшал положение, применяя свой дар, но именно для применения дара его и держали в легионе. Каждый раз, когда Шрамы обращались к его талантам, боль становилась сильнее.

Если из-за нее Тысяча Сынов зашли дальше, чем следовало, если из-за этого на Просперо затем явились Космические Волки, то Ревюэль понемногу начинал понимать собратьев. Магнус всегда потакал своим детям и пошел бы на все, чтобы избавить их от подобных страданий.

Смертная казнь за это преступление, как и за остальные проступки, была жестким приговором, но и вселенная не отличалась мягкостью, а Тысяча Сынов играли с гибелью со времен основания легиона.

— Не хуже обычного, — ответил Арвида чогорийцу.

— Мы можем все отменить.

— Ты не обратился бы ко мне ради кого-то неважного. Кто он?

Таргутай посмотрел на Ревюэля, словно говоря: «Хотел бы я знать».

— На Эревайле мы не добились успеха. Человек, спасенный там, — единственная ниточка к тому, кто нужен нам. Вейл знает его, но не знает, где он. Правда, они годами работали вместе. Возможно, там удастся что-то найти.

При этих словах Есугэя у чернокнижника упало сердце. Да, шансы имелись, но цена окажется высокой. Из всех умений Арвиды прорицание возможного будущего по тусклым отпечаткам прошлого давалось ему тяжелее всего. Ради этого требовалось очень глубоко погрузиться в разлагающие водовороты Великого Океана.