Манускрипт (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 73

- Может быть, чаю с молотым женьшенем? - отвлёк меня от чтения голос профессора.

- Что? Чаю? Пожалуй, можно.

Втягивая в себя ароматную жидкость, я продолжил увлекательное чтение. Далее по сюжету на след библиотекарей во время очередной диверсии напала Служба шариатской безопасности, а поскольку дело происходило неподалёку от университета, в котором трудился Лукаш, то они втроём - третьей на этот раз была Инга - туда и ломанулись. Охранка - за ними. Сумев заблокировать двери и выиграть какое-то время, Лукаш решает, что настало время отправляться в прошлое. Вот только в отсутствие Карла кто-то должен будет не только запустить процесс, но и отслеживать его до контрольной точки. А из всех троих необходимым набором знаний обладал только Лукаш. Таким образом, находясь в цейтноте, он предлагает отправиться в прошлое Гектору. Мол, терять тебе всё равно нечего, по шариатскому суду нам всем грозит смертная казнь, Бог тебе в помощь в выполнении нашего дела и так далее. Набравшись смелости, перед тем, как ему в вену загонят мутную субстанцию и упакуют в опутанный проводами пенал, Гек целует Ингу, признаётся ей в двух словах в своих чувствах и отдаётся в руки Лукаша. Дальше инъекция и забвение...

'Путешествие в прошлое напоминало полёт по светящемуся тоннелю. А затем я ощутил себя лежащим на чём-то мягком, и как чьи-то заботливые руки прикладывают к моему лбу прохладный компресс - смоченную водой тряпицу. Открыв глаза, я увидел перед собой смуглое женское лицо, которая выглядела взволнованной, но в следующее мгновение улыбнулась и что-то произнесла. Язык показался мне смутно знакомым, и хотя сказанного я не понял, смыл, однако уловил.

Чтобы не задерживаться на деталях, расскажу, что у Лукаша, вероятно, случился какой-то сбой, и меня закинуло не на три века назад, а на два тысячелетия с лишним. И самое невероятное - моим древним предком был не кто иной, как Сиддхартха Гаутама! Тот самый, известный и как Будда Шакьямуни, основатель буддизма. И это было, к сожалению, всё, что я о нём знал.

Когда я очнулся, Сиддхартхе было 15 лет, и он болел малярией. Но то ли смена сознания сыграла свою роль, то ли болезнь уже шла на спад, однако моё тело быстро пошло на поправку. А незнание языка и вообще местных обычаев окружающими было списано на потерю памяти. Так что мне пришлось заново со всеми знакомиться.

Матери у меня не было, Махамайя умерла на седьмой день после моих родов. Рождён я был на севере в роще Лумбини. В соответствии с традицией шакьев, для родов царица отправилась в дом своих родителей, но до них не доехала - все случилось в дороге. Пришлось остановиться в роще и рожать прямо под деревом ашока. Наверное, организм матери не выдержал в силу возраста, так как ей уже шёл пятый десяток. Они с отцом двадцать лет ждали появления наследника, и вот дождались...

Так что мать мне заменила её младшая сестра - Праджапати. Та самая женщина, которая делала мне компресс. К этому моменту она успела не только стать женой моего отца, но и родить ему сына Нанда и дочь Сундара.

Отца моего звали Шуддходана. Он был главой племени шакьев со столицей в Капилаваттху, где мы ныне и пребывали. Городишко так себе, не чета той же Праге, но зато у нас имелись пусть и не поражающие воображения, но самые настоящие дворцы. В одном из них наша семья сейчас и обитала.

А вообще вчерашнему дитя технократии на первых порах пришлось нелегко. В том числе и из-за невозможности нормально общаться - язык мне пришлось учить заново. Да и друзей не было, поскольку отец мне запрещал покидать пределы дворца. Играть же с младшими родственниками мне было неинтересно. При этом моим воспитанием он практически не занимался, передоверив это занятие слуге по имени Чанна. Тот воспитывал меня в духе воина, поскольку в нашем воинственном роду это было в порядке вещей. Но, опять же, в пределах треклятого дворца!

Время шло, за год пребывания в прошлом я подрос, возмужал, и тут выяснилось, что мне пора жениться. В 16 лет! Конечно, гормоны брали своё, при взгляде на симпатичных служанок я чувствовал под льняным дхоти приятное возбуждение. Однако же жениться в 16... Мне предложили выбрать жену, однако я заявил отцу, что не хочу так рано жениться, но взгляд его был полон мольбы, и тогда я сказал: 'Меня не интересует род жены, лишь бы она была добродетельной'. После чего перечислил все достоинства женщин и сказал, что только такую девушку возьму в жёны.

Шуддходана послал гонцов на поиски, и выяснилось, что этими качествами обладает моя двоюродная сестра Яшодхара. Правда, её отец, суровый кшатрий, хотя и уважал раджу, но посмел выразить сомнение. Мол, юноша вырос в неге и навряд ли искусен в состязаниях и искусствах.

Через неделю прошли состязания, на которые помериться друг с другом силой и отвагой собрались 500 шакийских юношей. Было объявлено, что Яшодхара станет женой победителя во всех видах единоборств - в сражении на мечах, борьбе, стрельбе из лука, езде на слонах и даже письме и приготовлении благовонных палочек. Так что в итоге Яшодхара стала моей женой.

В первую брачную ночь мы оба лишились невинности. Для меня это было открытием в обеих жизнях, поскольку и в прошлой к 19 годам я не успел завести себе подругу, а мастурбация не даёт той полноты ощущений, какие испытываешь в соитии с женщиной.

Через несколько лет у нас на свет появился сын, которого мы назвали Рахула. К тому времени моя прошлая жизнь уже казалась мне сном, лишь иногда во сне приходил лицо Инги, которая молча смотрела на меня, а я после этого просыпался с лицом, мокрым от слёз.

Отец давал мне всё, что только можно пожелать, но я чувствовал внутри себя какую-то неудовлетворённость. Возможно, ещё и оттого, что мне запрещалось покидать дворец. И с годами это чувство росло, вызывая беспокойство не только у меня, но и у моих родных. Только когда мне исполнилось 30 лет, в сопровождении сильно постаревшего Чанны я наконец-то выбрался из дворца и увидел три вещи, которые произвели на меня неизгладимое впечатление: нищего старика, больного человека и разлагающийся труп. Я понял, что мой удел - поиски путей избавления человечества от страданий. А когда я встретил отшельника, который ничего не имел, но был счастлив, то решил отправиться в странствие'.

В общем, дальше Гектор, ставший Гаутамой, описывал свою жизнь в кратком изложении, так как чувствовал скрип Колеса сансары-бхавачакры, которое он сам же и нарисовал в момент просветления под деревом бодхи, и ему хотелось успеть изложить свою биографию пусть даже в сжатом виде, потому что его учение давно уже размножено в бесчисленных свитках. Успеть рассказать, как долго он странствовал, проводя годы в аскетизме и медитациях, как обрёл великую мудрость и знание, решив, наконец, дилемму с освобождением человека от страданий, то есть дав ему возможность войти в нирвану ещё при земной жизни, и как передал свои знания ученикам.

'И теперь, на пороге очередного перерождения, - заключал автор манускрипта, - я оборачиваюсь назад и спрашиваю себя: 'Всё ли ты сделал для того, чтобы облегчить жизнь людей хотя бы на толику?' И отвечаю себе: 'Да, Гектор, ты сделал всё, что мог, может быть, в следующей жизни ты сделаешь ещё больше'.

Указательным и большим пальцами левой руки я потёр глаза и положил стопку листов на стол. Однако, минуло уже больше трёх часов. Как время-то летит...

- И что вы обо всём этом думаете, мистер Бёрд? - вывел меня из задумчивости голос Рикмана.

- Что я думаю? Я думаю, что об этом манускрипте и его содержимом посторонним людям знать не нужно. Только вы и я.

- Но... Но позвольте!

Профессор аж подпрыгнул в своём кресле, а его взъерошенные волосы, казалось, и вовсе встали торчком. Негодующе потрясая своим переводом, он воскликнул:

- Позвольте, мистер Бёрд, мы не вправе скрывать от научной общественности это открытие! Это же мировая сенсация! Если мы умолчим - это станет преступлением перед историей!..

Я дождался, когда его запал иссякнет, после чего спокойно сказал: