Алтайские сказки - Гарф Анна Львовна - Страница 6

Так остался раб Диту-Биту в белом аиле совсем один. В правой руке у него золотая чойчойка. Эту чойчойку Диту до краев аракой налил, самому старому старику поднес. Самой старой старухе вторую чойчойку подал. А третью налил молодой девице Чайнеш.

Нарядный бурундук

Жил на Алтае старый большой медведь. Его любимая еда — кедровый орех. Брал он орехи только с одного кедра. Толстый кедр, в шесть обхватов. Ветки частые. Хвоя шелковая. Сквозь нее никогда дождь не каплет. Издали посмотришь — будто десять кедров из одного корня выросло. Это дерево старый большой медведь от зверей и людей заботливо охранял. Хорошо жилось медведю подле широкого кедра.

Но вот однажды пришел медведь, а у толстого кедра орехов нет. Ходил медведь вокруг, глазам своим не верил. Уцепился за ветви — будто свинец к пояснице привязан.

«Долго не евши, разве так отяжелеешь? Видно, состарился я».

Согнулись ветви кедра от тяжести медведя, чуть-чуть не треснули. На вершину кедра вскарабкался старик, каждую веточку осмотрел. Нет орехов.

На другой год пришел медведь — орехов всё нет. На третий год — опять пусто.

Посмотрел большой медведь на свою бурую мохнатую шерсть: как огнем опаленная, пожелтела.

«Э-э-э, ма-а-аш, как я похудел!»

Двинулся медведь сквозь частый лес искать себе пропитания. Бурную реку перебродил, каменными россыпями шагал, по зеленой шелковой мураве ступал. Сколько зверей встречалось ему, даже глазом не повел.

— Брык-брык, сык-сык! — вдруг закричал бурундук, испугавшись большого медведя.

Медведь остановился. Поднял переднюю лапу, шагнуть хотел и, не опустив ее, не дыша, остановился…

«Э-э-э… ма-а-аш, как же я забыл?.. Бурундук очень старательный хозяин. Он на три года вперед запасается. Погоди, погоди, погоди! Надо нору его раскопать: у него закрома никогда пустыми не стоят».

И пошел нюхать. И нашел. Не легко старому твердую землю копать. Вот корень. Зубами грызть — зубы не берут. Лапами тащить — силы нет. Медведь размахнулся: рраз! — сосна упала. Медведь размахнулся: два! — береза повалилась. Услыхал эту возню бурундук и ум потерял. Сердце изо рта выскочить хочет. Передними лапами рот зажал, из глаз слезы ключом бьют. «Такого большого медведя заметив, зачем я крикнул? Рот мой, разорвись!»

Кое-как на дне норы, в сторонке, выцарапал бурундук ямку и спрятался туда. Медведь наконец-то перегрыз корень, просунул лапу — один орех нашел. «Э-э-э… ма-а-аш, сказал же я: бурундук — запасливый хозяин».

Морда медведя посветлела. От радости слеза блеснула. Дальше полез лапой — еще больше орехов нашел. Обрадовался медведь:

«Э-э-э… ма-а-аш, еще поживу, видно! Этого милого бурундука как же я поблагодарю? Чем отдарю?»

Отощавший желудок медведя наполнился. Утомленное тело легким стало. Шерсть светится, как золотая. Большой медведь оглянулся, себя пощупал: бурундуку подарить нечего. «Стыд будет мне, если, чужую пищу съев, спасибо не скажу. Где же этот милый бурундук?»

Посмотрел кругом — бурундука не видит.

Медведь заглянул в норку, увидел ямку, хвост бурундука над ней торчком стоит.

— Э-э-э… ма-а-аш… Хозяин-то, оказывается, здесь. Благодарю! Пусть ваши закрома пустыми не стоят. Вы такой добрый, будьте всегда счастливым. Позвольте вашу честную лапу от души пожать!

Протянул медведь бурундуку правую руку, но бурундук медвежьего языка не понимает. Увидав над собой черную лапу, закричал:

— Брык-брык, сык-сык! — и скок из норы.

А медведь левой лапой его подхватил.

— Благодарю вас, маленький, — говорит: — голодного меня вы накормили, усталому мне отдых дали. Нестареющим, крепким будьте. Небеднеющим — богатым желаю вам быть.

Бурундук слов медведя не может понять, он по-медвежьему разговаривать никогда не учился. Освободиться, бежать хочет, медвежью жесткую ладонь тонкими коготками скребет, а у медведя ладонь даже не чешется.

— Э-э-э, ма-а-аш, где вы росли — моих слов не понимаете? Я вам говорю спа-си-и-бо! Сколько раз повторяю, а вы не отвечаете. Улыбнитесь хоть немножко. Я же вас благодарю. Спасибо вам говорю!

Замолчал медведь, А бурундук думает: «Кончил со мной медведь разговаривать, теперь есть начнет».

Рванулся из последних сил.

— Э-э-э, ма-а-аш, не хотите слов понимать?

Поднял правую лапу и погладил бурундука с головы до хвоста. От пяти черных медвежьих когтей заструились на спине бурундука пять черных красивых полос. Вот с тех пор и носит потомство бурундука нарядную шубу — медвежий подарок.

Лиса-сваха

На холмистой горе спала красная лиса. Много ли, мало спала — не помнит. Проснулась, ушами повела — пустой живот к ребрам прилип.

— О-ой, как я голодна-а-а!..

От голода забыла страх и смело побежала на опушку леса, к ветхому аилу.

«Около человека всегда есть чем поживиться. Курица ли, кость ли — мне все равно, лишь бы еда».

Так думала лисица, рыская вокруг аила. Однако ни кости, ни копыта ей не удалось найти.

«Вот жадные люди! Неужто все объедки оставляют в доме?»

Лиса сунула морду в щель и увидела: костер в этом аиле покрыт пеплом в сто слоев. У потухшего очага, положив под голову обгорелую плаху, лежит молодой человек. Жив или умер — неизвестно. Когда лиса дернула его за ухо, он поднял голову. Глаза его на утренние звезды были похожи.

— Ух, какой парень! — вздохнула лиса. — Я таких еще никогда не видывала. Зачем ты валяешься у остывшей золы? Почему не идешь сватать единственную дочь Караты-хана?

— Потому что меня зовут Яланаш — Без-рубахи. На мне в самом деле никогда рубахи не было. Видишь, овчина висит на голых плечах?

— Что же ты тут делаешь, Яланаш?

— Лежу, смерти жду. Я уж десять дней ничего не ел.

— A-а! Однако я вовремя пришла. Теперь, я думаю, самое подходящее тебе дело — породниться с Караты-ханом. Тогда уже голодным не останешься.

Яланаш взял из-под головы обгорелую плаху и бросил в лису.

— Смеешься!

Лиса подпрыгнула, и плаха задела только ее левую заднюю лапу.

Прихрамывая, побежала лиса к Караты-хану.

— Великий хан! Яланаш просит ваш большой котел. Он этим котлом хочет масло мерить.

— Ты — глупая лиса, — отвечает Караты-хан. — У Яла-наша ни одной коровы нет. Капли молока ему негде взять. Откуда же у него масло?

— Солнцем клянусь, не знаю, великий хан, но масла у Яланаша так много, что из аила на камни течет. Я поскользнулась, чуть ногу не сломала. Видите, хромая теперь.

Караты-хан, усмехаясь, подал лисе самый большой котел. С этим котлом лиса обежала все стойбища, все кочевья:

— Подайте немного масла голодной лисе!

Кто ложку, кто пол-ложки дал; так понемногу лиса собрала полный котел и принесла Яланашу.

— Караты-хан послал тебе в подарок котел масла. Твое лицо ему понравилось.

С голоду Яланаш съел сразу половину масла из котла. Остальное лиса отнесла Караты-хану.

— Спасибо, великий хан, вот ваш котел.

— А чье в котле масло?

— Верно, Яланаш позабыл. Уж мы мерили, мерили — надоело нам это. Ему лень было вылить остаток из котла.

Караты-хан так долго смотрел в котел, будто там было не масло, а луна.

— Кхе, кхе… — забеспокоилась лиса. — Кхе, великий хан, Яланаш у вас весы просит. Ему надо деньги свешать.

— Глупая лиса, кто взвешивает деньги? Их считать надо, а не вешать.

— Ох, великий хан! Мы уже пять дней, пять ночей считаем, никак не можем сосчитать. У меня от этого счета ум из головы выскочил. Сам Яланаш тоже без ума сидит.