Печать Раннагарра (СИ) - Снежная Александра - Страница 37

Но не смог…

Поднялся, вытерся подолом ее же платья, затянул ремень и ушел. И чем дальше уходил, тем сильнее становилась боль. Она топила его мозг, плющила, как молот раскаленный метал о наковальню, впечатывая в него образ ее тонкого неподвижного тела в белом, испачканном кровью платье, лежащего на черном камне.

И ее взгляд.

Потухший, неживой, устремленный сквозь него в бесконечную даль пространства. Куда-то за грань света и тьмы, за невидимую черту общепринятого понимания добра и зла.

Он ненавидел себя. За собственную мерзость и бессилие, за то, что он — непобедимый воин — не смог защитить свою семью, и все его умения и сила не могли оживить и вернуть ему жену и ребенка. Ненавидел себя за то, что он был жив, а они мертвы, за то, что выместил чудовищную боль и гнев на невесте Райверена, виноватой лишь в том, что подвернулась ему под руку в минуту приступа неконтролируемой ярости. Он отомстил — бесчеловечно, жестоко, безумно, но не получил и капли облегчения или удовлетворения от акта совершенного возмездия, лишь отравил свою душу еще большим ядом.

Касс сполз по стене, сжимая зубы, царапая руками пол, срывая о камни ногти, а потом взвыл от дикой боли, пожиравшей его сердце. Оно коченело, овеянное стылым дыханием смерти, превращалось в холодный, злой камень, и некому было согреть его жарким огнем животворящей любви и всепрощающей нежности. Он страдал, замерзал… Огненное сердце дракона, отверженное своей винн эль корро, медленно и мучительно умирало от безответной любви.

Стены, ступени и весь мир вокруг расплывались от накатывающих на глаза слез. Ли, задыхаясь от царящего в ее голове и сердце хаоса, мчалась, не разбирая дороги, не понимая, куда, почему и от кого бежит. Она врезалась в кого-то на полном ходу, и когда чьи-то руки отрезвляюще-жестко схватили ее за плечи, то по привычке замахнулась сжатым кулаком, собираясь ударить.

— Э-э-э, — успевший уклониться в сторону Дэррэк, ловко поймав руку Ли, заломил ее девушке за спину и, силой удерживая гневно пыхтящую охотницу, недовольно пробурчал:

— Извини, Колючка, но мой гордый профиль еще не забыл встречу с твоим упрямым лбом, а кулак окончательно испортит мою красивую физиономию. И за что ты меня так не любишь?

— Это ты… — растеряно сосредотачивая взгляд на лице Дэррэка, потянула Оливия.

— А ты думала кто? — внимательно осмотрел девушку мужчина. — Ты где была? — вскинулся он. Лихорадочно сверкающие глаза девушки, пунцовые щеки и губы внезапно натолкнули его на тревожные мысли.

Ли затравлено оглянулась в ту сторону, откуда прибежала, и Дэррэк, проследив за ее взглядом, изумленно изломил брови.

— Так вот кого он играл… — порывисто выдохнул он. Мужчина грустно склонил голову, задумчиво разглядывая пол под своими ногами.

— «Кого играл»? — слова Дэррэка показались Оливии непонятными и странными.

— Касс играет души, — очнувшись от оцепенения пояснил он. — Такими, какими их видит его сущность. Это подарок Ори. Удивительно, что он снова может это делать. Я думал, он разбил все свои скрипки после ее смерти.

— Ори? — осторожно переспросила Ли.

Дэррэк неловко замолчал, после чего тихо произнес:

— Ее звали Эория — первую жену Касса. Это она научила брата превращать его необузданные эмоции в музыку. Когда сущность нелюдей выходит из-под контроля и та часть, что принадлежит эгрэгорам, берет над ними верх, тогда находиться рядом с ними становится опасно для жизни. Поэтому слуги вот уже несколько лет прячутся в подвале, когда Касс в ярости или гневе, опасаясь попасть под его горячую руку. Сегодня впервые за последние три года он вместо того, чтобы разгромить дом, играл то, что чувствовал. Он играл себя и… тебя, Оливия.

— Меня?! — Ли почему-то не поверила, что та выворачивающая наизнанку душу музыка могла иметь к ней хоть какое-то отношение.

Синие глаза Дэррэка лучисто заискрились, и он мягко и печально усмехнулся, с какой-то невероятной теплотой разглядывая жену брата.

— Порывистая, словно вольный ветер, обжигающая, как огонь, прямая и несгибаемая, будто каменный утес. Имя этому сокрушительному шторму чувств — Оливия. Я не мог ошибиться, Колючка. Это была ты, — немного помолчав, мужчина, больше утверждая, чем спрашивая, произнес:

— Ты ведь только что была рядом с ним? Это от него ты бежала? — Оливия неловко поежилась, пряча от Дэррэка взгляд, но ему уже не нужен был ее ответ, он и так все понял. — Почему ты хочешь поехать с ним? Зачем тебе это нужно? — внезапно поинтересовался он.

Ли пожала плечами, не зная, что ему сказать. Да и о чем можно было говорить, если она сама не знала, зачем ей это нужно.

— Я не знаю, — качнула головой она. — Но так велит мне мое сердце.

— Сердце? — заинтересованно заглянул в лицо девушки Дэррэк — И ты всегда его слушаешь?

— Всегда, — гордо подняла голову Оливия.

Дэррэк понимающе улыбнулся. Голос его прозвучал хрипло, мягко и немного насмешливо:

— Все же ты удивительная, колючка Оливия. И еще… невероятно красивая, когда надеваешь платье.

Непривыкшая к комплиментам такого рода, Ли совершенно смутилась, нервно проведя ладонями по бедрам, словно пыталась разгладить невидимые складки.

— Тебе что-то от меня нужно? — подозрительно поинтересовалась она.

Мужчина весело рассмеялся и, склонив голову клевому плечу, задорно хмыкнул:

— И что же ты везде подвох видишь, Колючка? Скажи своему сердцу, что я позабочусь о Лэйне, пусть не волнуется.

Удивленно подняв на брата Ястреба глаза, охотница благодарно вздохнула:

— Спасибо. Я буду тебе очень признательна.

Немного помедлив, она, молча обойдя мужчину, медленно побрела дальше по коридору, уже не испытывая потребности куда-то бежать без оглядки.

— Ли! — окликнул ее Дэррэк и, дождавшись, когда девушка повернется, неловко помявшись, попросил:

— Ты присматривай там за ним. Я заметил, что его парни тебя слушаются…

Тихо вздохнув, Оливия кивнула головой, коротко пообещав:

— Хорошо.

— Спасибо, — шепнул Дэррэк.

— Не за что, — стремительно развернувшись, Оливия быстро пошагала к себе в комнату, а глядящий ей в спину Дэррэк грустно усмехнулся.

— Есть, за что, Оливия. Есть, за что…

Ворочаясь в кровати, Ли долго не могла заснуть. Закрывая глаза, она видела пляшущий смычок и слышала музыку, только сейчас понимая, что и вправду была ее частью. Она вместе с ней парила под облаками, разбивалась морскими брызгами о берег, возрождалась из пепла и расцветала горьким цветом вишни по весне. И если Ястреб действительно играл ее душу, то почувствовал он ее очень чутко и тонко. Ни отнять, ни добавить.

И она тоже чувствовала… почему-то чувствовала его смятение, отчаяние, рвущиеся, словно струны, нервы, и боль. Только лучше бы не чувствовала, потому что в ее душе теперь царила абсолютная путаница и сумятица, разобраться с которой у Ли просто не было сил. Не существовало больше абсолютно белого и черного: все смешалось в размытую палитру полутонов и оттенков, между которыми не было четких границ. Жизненные ориентиры разбились в один день вместе с разъедающей душу ненавистью о незыблемую стену правды.

Понимая, что пришлось пережить герцогу, Оливия испытывала к нему жалость: простую бабью жалость, для которой едино равны были брошенный в реку слепой котенок или убитый горем взрослый мужчина, но вспоминая то, как он поступил с ней, Ли чувствовала горькую обиду и боль. Жалость, обида и боль сплетались в один сплошной клубок, и охотница не понимала, чего в нем больше и в какую сторону ей теперь идти.

Наверное, поэтому она и увязалась за Ястребом следом, потому что бороться и сражаться для нее было проще и понятней, чем рыться и разбираться в своих чувствах. Вся ее жизнь была бесконечной борьбой с самой собой и терзавшими ее душу демонами. Только с оружием в руках, в движении и преодолении трудностей она ощущала себя самодостаточной, уверенной и сильной.