Названная женой (СИ) - Зима Ольга - Страница 10

— Нис, ты таскаешь меня, как щенка!

Царевич уже пропал, не сказав ни слова.

Гвенн обернулась на шорох: Лайхан склонилась в глубоком поклоне, как и три русалки за ее спиной.

— Приветствую вас, моя царевна. Надеюсь, вам понравится это место, предназначенное для отдохновения тела и услады души.

Гвенн огляделась: они находились словно внутри бутона каменной кувшинки из пяти сомкнутых лепестков. Стена — овальная, гладкая, со сложным рисунком из разноцветного перламутра — переливалась от теплого розового до нежно-салатового. Бурлящие ключи наполняли темно-синей водой неглубокую чашу с круглыми голышами. Гвенн опустила руку — жидкость мягко обволокла ее кисть, согрела пальцы.

— Почему вода с водой не смешивается?

— Айстром — лечебная и более тяжелая, — пояснила Лайхан медовым голосом. — Обновляет кожу, заживляет раны, успокаивает дух.

Одна из русалок потянула пояс царевны, другая распустила прическу, третья попросила снять жемчуг. Гвенн удержала ожерелье, но Лайхан покачала головой:

— Моя госпожа, жемчуг холоден, когда одинок, он любит тепло тела. Даже за день ношения уже сияет по-особому. Однако айстром он не любит, может загрустить и помутнеть. Думаю, вы хотели бы сберечь подарок царевича?

Гвенн позволила снять ожерелье и погрузилась в глубокую чашу. Синяя вода оказалась ласковой и нестрашной.

— Не знаешь, куда Нис направился? — вырвалось у Гвенн.

— Царевич Нис и наш царь Айджиан в глубине моря, — ответила Лайхан. — Идут волны, — и больше ничего не добавила. То ли не знала, то ли не могла сказать. Но «идут волны» прозвучало пугающе.

Гвенн, балуясь, постучала по сапфировой поверхности. Темно-синие шарики, вылетавшие из-под ее ладони, плавно опускались вниз.

— Странно, что в этой вашей воде можно дышать.

— Четыре раза в год Айджиан, Балор Второй, благословляет колодец, наполняя жизнью морскую воду. Иначе нам пришлось бы всплывать каждые полчаса. И ши-саа, и бен-варра, и селки.

— О! Между нами есть общее! — Гвенн окинула русалку взглядом и вздёрнула бровь. — Про соблазнительных сирен ходит столько разных слухов. Меня всегда интересовало, у вас есть?..

— У селки всё в нужных местах, — без улыбки ответила русалка. — Только прикрыто получше, чем у других.

— Тогда почему нет полукровок? Полуакул или полутюленей?

— Подобные связи почти всегда бесплодны. Хотя, — улыбнулась уголком рта Лайхан, — и возможны. Только дети рождаются либо в отца, либо в мать.

— Добрачные отношения, как я поняла… — помедлила Гвенн, вспомнив Темстиале.

— Значат меньше, чем прошлогодний лед, — закончила Лайхан. — Шалить можно со всеми, кроме касаток и китов. Слишком большие у них… вы понимаете меня, царевна. Дельфины — приставучие создания, особенно по весне. Так и норовят подкрасться сзади к бедной девушке.

Царевна смеялась до слёз. И эта русалка казалась ей чопорной и строгой?!

— Мне кажется, к тебе так просто не подкрасться!

— Если я сама того не захочу, — Лайхан улыбнулась тёмно-синими губами и вытащила из прически длинную острую шпильку, которая вполне могла бы стать оружием в опытной руке. — Нам, бедным девушкам, нужно уметь защищать себя!

— А ругательству какому-нибудь научишь?

— Уж лучше от меня, — вздохнула русалка. — «Лети ты Бездне в пасть» или «чтоб ты попал под Великий шторм».

— А это что значит? — Гвенн скрестила руки на груди, положив ладони на плечи, как делала сама Лайхан при виде царевича — и зашипела от боли.

— «Я принадлежу вам полностью», — пояснила Лайхан.

Протянула питье Гвенн, жестом подозвала одну из помощниц, и та принялась растирать спину царевны чем-то душистым и теплым.

Затем Лайхан достала из сумки две восьмигранные баночки, уже привычно для взгляда Гвенн отделанные перламутром, и замерла над ними в раздумье.

— Моя царевна, можно попробовать ускорить восстановление, но жечь будет сильно.

— Чем быстрее, тем лучше, — решила Гвенн: исцеление ши будто замерло под водой.

Лайхан нанесла жирную чёрную мазь на ожог, приговаривая тихо, и рука запылала, как на жаровне. Жгучие волны накатывали снова и снова. Гвенн стиснула зубы, прикрыла глаза, удерживая муку, не давая ей вырваться ни стоном, ни слезами. Но боль внезапно напомнила: Гвенн — заложница мира между двумя народами. И только благородство Ниса спасает её от роли коронованной постельной игрушки.

Гвенн с тоской оглядела стены, вдруг побледневшие и растерявшие все краски. Ей показалось, что она находится не в чудесном бутоне, а в мешке, завязанном наглухо.

— Бичи Балора… — негромко произнесла Лайхан. — След не должен быть таким сильным. Вероятно, это из-за того, что вы из другого мира. Или никак не хотите принять свою участь.

Гвенн улеглась поудобнее на гладком камне, решив не отвечать ничего. Спину и ноги тут же продолжили разминать сильные руки русалок.

— Продолжай, ши-саа Лайхан. Как мне приветствовать морских обитателей?

— Можно многое показать жестами. Мы его называем: «язык сердца».

Лайхан коснулась сомкнутыми пальцами лба и груди:

— «Мой разум и моё сердце открыты для тебя». Царевне достаточно кивка в знак приветствия. Кланяться следует разве морскому царю, Нису или в знак особого уважения.

— И давно ты знаешь Ниса?

— Давно, моя госпожа, — улыбнулась Лайхан. — И пусть я не вскармливала его грудью, для меня он как сын. Я потеряла своего…

— Мне жаль, — выдохнула Гвенн.

— Почти не болит, — положила русалка руку на грудь, однако тень пробежала по красивому лицу, а белые, со слабым золотым оттенком глаза показались Гвенн не такими холодными, как раньше. — Муж обвинил меня в смерти ребенка и развёлся со мной. Тогда я решила пожить в гостеприимной ко всем Океании. Наш царь как раз подыскивал няньку для сына. Нис плакал ночи напролет, а засыпал, как оказалось, лишь у меня на руках. Вот так я осталась в столице.

— Сколько тебе лет? Ты очень красивая и кажешься совсем молодой.

— Благодарю за добрые слова, моя царевна. Я бы давно умерла, если бы не жила подле Айджиана и Ниса. Они щедро делятся магией и силой.

— Какой он был, Нис? — заинтересовалась Гвенн.

— Нис рос совершенно неугомонным ребёнком, — золотые глаза русалки затуманились. — Айджиан нашел благого младенца на берегу моря…

— И с чего это Нис посинел? — хмыкнула Гвенн.

— Думается, от любви, — улыбнулась русалка. — Наш царь принял его в свой род. Айджиан бесконечно любит его, как не каждый отец любит родное дитя. И я тоже… но не все так относятся к царевичу. Что он дитя Проклятия, добрые царедворцы рассказали ему в самое неподходящее время, и Дом Волка стал ему ненавистен. Его позабыла земная мать и бросил отец-волк…

— Вот уж неправда! — вскинулась Гвенн. — Отец никогда не бросил бы его! Да он на все бы пошел ради сына!

Повела плечами, и русалка, разминавшая спину, отплыла. Гвенн уселась поудобнее, обхватив колени руками.

— Отец даже имя сменил от горя!

— До нас мало что доносится из вашего мира, — опустила глаза Лайхан. — Возможно, мои суждения ошибочны.

— Ну о Проклятии-то вам известно?

— О да. Хоть и пострадали мы от него менее прочих.

— Так расскажите мне, что знаете!

— Эта история давно стала легендой. Король Дома Волка и всего Благого двора, звавшийся тогда Мидиром, полюбил земную красавицу Этайн. Похитил ее у мужа и не смог вернуть, и девять лет прожил с ней в любви и согласии. Но когда она должна была родить, признался в обмане. Этайн прокляла любовь и магию Нижнего мира. Потом связи между мирами оборвались.

— Маленького Ниса выкрали друиды, и мой отец думал, что он умер. Прошло две тысячи лет, Майлгуир встретил Мэренн, нашу мать, и родились мы с Деем, — нараспев закончила Гвенн. — Жаль, что Нис и Дей встретились лишь в поединке.

— Но как вы с Нисом обручились?

— Смутные дела творились тогда в Черном замке. Друиды хозяйничали как дома. Наш король оставил свою волю Джареду: «Вручаю первенцу дома Волка воспитанницу дома Волка», но имен не вписал. Джаред обнародовал этот документ, когда старейшины засомневались в согласии отца на брак Дея.