Железный марш - Мысловский Алексей - Страница 17

— Стало быть, снова поработали профессионалы. Что же они искали, неужто эту пудреницу?

— Думаю, именно ее. И не забывайте: убит Аленушкин был в тот самый вечер.

— Загадка за загадкой, — нахмурился Алексей Михайлович. И, помолчав, продолжал думать вслух: — Что же он такое замыслил? Почему нервничал? Кого опасался?.. Постой, постой, ты говоришь, что из Питера он как будто еще куда-то собирался ехать?! Эх, знать бы куда? Это могло бы хоть что-нибудь прояснить…

Виталька самодовольно усмехнулся. Свой последний, и единственный, козырь он предусмотрительно приберег напоследок.

— А вот куда, — сказал он и, раскрыв «дипломат», протянул Рощину неиспользованный железнодорожный билет.

— СВ… 25 февраля… Москва… — вслух прочитал тот.

Собеседники выразительно переглянулись.

— Где ты его откопал? — не веря своим глазам, удивился Алексей Михайлович.

— Это не я. Это Варвара Степановна… Уезжая от нее, Аленушкин так торопился, что забыл на столе книгу. Воспоминания современников об Анри Руссо. — Рощин нетерпеливо кивнул. Он и сам любил картины этого гениального самоучки. — Мать нашла ее и поставила на полку. А недели две назад решила почитать. Открыла — а там вместо закладки этот самый билет. Видать, тот, кто у нее в квартире шмонал, книжками не очень-то интересовался. Зато она сразу смекнула, что это важная находка. Умная старушка. Одно слово — из бывших…

— А вот это уже серьезно, — продолжая изучать билет, произнес Рощин. — И наводит на определенные мысли. — На лице его появилась одобрительная улыбка. — Ну вот, а ты говоришь, полный облом. Ай да Калашников. Ай да сукин сын…

Увлеченные разговором собеседники не заметили, что вскоре после того, как они покинули кафе, у ограды сквера тихо припарковался вишневый «жигуль» с затемненными стеклами. Как не заметили они и того, что сидевший в его сумрачном салоне мужчина все это время, прикрываясь газетой, держал в руке направленную на них забавную игрушку, в которой только специалист мог бы узнать новейшую модель миниатюрного дистанционного микрофона.

Им было шестнадцать. Возраст Ромео и Джульетты. Возраст первой любви. Эта любовь пришла к ним случайно — последствием такой же случайной встречи, оказавшейся для обоих роковой.

На первый взгляд между ними не было ничего общего. Она — дочь генерала. Девочка из той особой социальной среды, где будущее ребенка предначертано самим фактом его принадлежности к элите. А он — он даже толком не знал, кем был его отец. Мать, женщина легкомысленная и непутевая, попросту об отце не рассказывала. Лишь однажды мимоходом обмолвилась, что встретила его в Ялте во время отпуска. И что был он якобы иностранец… Сама она много лет проработала диспетчером в троллейбусном парке на Кутузовском. Жизнь вела беспорядочную и сына воспитала кое-как. Соответственно и будущее его изначально было непредсказуемым и туманным.

Встретились они во дворе того огромного сталинского дома возле Триумфальной арки, где она тогда жила вместе с отцом, по соседству с упомянутым троллейбусным парком. Был поздний майский вечер. Она возвращалась от подруги домой. Шла, как обычно, одна, ибо никогда и никого не боялась. В то время у них во дворе регулярно собирались рокеры. Целая орда моторизованных хулиганов, одним своим видом способных навести ужас на всякого добропорядочного гражданина. Соседи пытались с ними бороться: трусливо поругивали из окон, вызывали милицию. А тем все как с гуся вода… Свернув в темный двор, она вскоре наткнулась на стену из сгрудившихся мотоциклов, хозяева которых, заметив ее, сразу притихли, точно выбирая, что бы такое сотворить с этой запоздавшей и одинокой девчонкой? Другая бы на ее месте непременно бросилась наутек, наивно полагая, что сумеет убежать от мотоцикла. Но она поступила иначе. Она невозмутимо и уверенно прошла сквозь их железный строй, даже не повернув головы. И они ошалели от такой неожиданной смелости. Только один, спохватившись, развязно выкрикнул ей вослед:

— Девушка, вы е…..я хотите?

На что она, опять-таки не повернув головы, презрительно бросила:

— Конечно, хочу… Но не с таким мудаком, как ты!

Этой хладнокровной и откровенной фразой она сразила его наповал. Дружки-рокеры тотчас громогласно подняли незадачливого остряка на смех. А она спокойно ушла, благодаря своей находчивости избежав вполне серьезной опасности быть избитой, ограбленной, изнасилованной…

Но история на этом не закончилась. Потому что на следующее утро, отправляясь в школу, она неожиданно встретила у подъезда его. Скрестив руки на груди, он сидел верхом на мотоцикле и терпеливо поджидал свою обидчицу. Другая на ее месте немедленно убежала бы домой, под защиту родителей. Возможно, именно такой реакцией он бы и удовлетворился. Но она, увидев его, вдруг уверенно подошла и спросила напрямую:

— Тебе чего?

На сей раз он уже не растерялся и ответил так же откровенно и прямо:

— Трахнуть тебя хочу…

Это был вызов, и она его приняла.

Минуту-другую оба, как будто меряясь силами, пристально смотрели друг другу в глаза. Потом она с презрительной усмешкой неожиданно сняла с его головы фирменный шлем, напялила на свою и… решительно уселась за его спиной на мотоцикл. Несомненно, этот ее поступок оказался для него еще большей неожиданностью. И он, скорее машинально запустив мотор, тотчас вихрем рванул со двора.

Несколько часов они мчались как сумасшедшие. Сначала по городу, подгоняемые сверлящими трелями милиционеров и закладывая лихие виражи между шарахавшимися от них легковушками и троллейбусами. Потом — по какому-то загородному шоссе. Он нарочно выжимал из своего мотоцикла последние силы, бросал его из стороны в сторону, поднимал на дыбы. Он ждал, что, вымотанная этой сумасшедшей гонкой, она наконец сломается и закричит. И тогда он снисходительно остановится и просто бросит ее одну на дороге. Но она не сломалась. Намертво прижавшись к нему, она не издала ни звука, хотя у нее с непривычки кружилась голова и сердце рвалось из груди.

В конце концов, обессиленные, они свернули в лес и остановились на берегу небольшого озера, где он первым делом обернулся и настороженно взглянул ей в глаза. В них не было страха. И в эту минуту он невольно почувствовал к ней уважение.

Оба были чумазые и взмыленные. На зубах противно хрустела дорожная пыль.

— Искупаемся? — с ехидной усмешкой предложил он, зная, что у нее нет купальника.

Вместо ответа она принялась невозмутимо расстегивать блузку…

Они стояли на берегу — нагие и юные, словно Дафнис и Хлоя, — и бесстыдно разглядывали друг друга. Оба еще не знали любви, но старались этого не выдавать. Она видела, как перед лицом ее волнующей красоты в нем поневоле пробуждается желание, как поднимается и крепнет его мужская сила, видела это впервые и не отводила глаз. И не в силах справиться с собой, он смутился и первым полез в воду. Улыбнувшись, она грациозно последовала за ним.

Они плавали в обжигающей ледяной воде наперегонки, хохотали, плескались солнечными брызгами. Потом, выбравшись на берег, бросились на разогретый песок и долго затаив дыхание смотрели друг на друга как завороженные. Они больше не были непримиримыми соперниками. Они были просто невинными детьми, вставшими на путь познания. Смущенно улыбнувшись, он осторожно коснулся ее груди. С волнением ощутил ее прекрасную нежную упругость. Чуткими пальцами сдавил набухший розоватый сосок. Закрыв глаза, она ласково погладила его по щеке, а затем медленно скользнула ладонью ему в пах. Их губы встретились. Влажные тела переплелись. Руки нетерпеливо изучали потаенные места друг друга… Им было так хорошо вместе на залитом солнцем берегу безымянного лесного озера, что, позабыв обо всем, они несколько часов исступленно предавались любви, и только вечер заставил их разомкнуть объятия. Так началась для каждого из них эта первая незабываемая любовь.

Затем было еще немало таких же страстных и головокружительных встреч, отчаянных гонок по залитой лучистыми огнями ночной Москве, бесшабашных тусовок в каких-то бесшабашных компаниях… Но всему в этой жизни рано или поздно приходит конец. Она поступила в университет. Его, как водится, забрали в армию. И после этого их дороги разошлись. И немало лет они ничего не знали друг о друге…