Грязные цветы. Пленница волчьего офицера (СИ) - Хайд Хелена - Страница 3

Трудовой лагерь. Один из тех, куда солдаты Дойреса свозили пленных, чтобы те не покладая рук трудились над изготовлением боеприпасов, амуниции и всяких прочих вещей, необходимых для фронта.

Толпясь, шатаясь и спотыкаясь, новоприбывшие узники лагеря медленно, неровной шеренгой, под присмотром своих конвоиров ползли ко вратам, пересекая которые, следовало оставить всякую надежду. Потому что даже если произойдет чудо и Дойрес в конце концов начнет проигрывать войну, мне как-то не верилось, что ЗДЕСЬ можно дожить до того дня, когда союзные войска освободят пленников из этих стен. Раньше я только слышала об ужасах, которые творились в трудовых лагерях. И вот теперь мне предстояло на собственной шкуре испытать все круги ада местной жизни.

Новоприбывших, как я успела понять, заводили в первый корпус, на входе в который предстояло отстоять немалую, медленно тянущуюся очередь. Когда туда пришла пора входить и мне, я оказалась в большой комнате, посреди которой лежала огромная куча грязных вещей. Брезгливо морща нос от нашего вида, надзиратели приказывали всем раздеваться до гола, бросая туда свою одежду. А после — группами проводили в длинную узкую комнату, где шеренгой выставляли у стены. Чтобы человек в белом защитном костюме прошелся вдоль нее, поливая нас из шланга мощным напором белой, резко пахнущей жидкости. Как я поняла по запаху — каким-до дезинфицирующим алхимическим средством.

Едва он закончил, нас, дрожащих от холода и страха, торопливо погнали дальше. В комнату, где лежала другая гора одежды. На этот раз хоть потрепанной и поношенной (а разум подсказывал, что носили ее люди, которых здесь просто изничтожили), но при этом сухой и относительно чистой… Ну, по крайней мере, продезинфицированной. И хоть ни у кого из прибывших не было должной координации движений, а замерзшие руки то и дело роняли серые тряпки, надзиратели злобно подгоняли нас, требуя, чтобы мы поскорее одевались и не задерживали.

Дождавшись, пока последний мужчина застегнет на себе потертые штаны, надзиратели погнали нас дальше. К выходу, на котором каждому из нас на запястье ставили лагерное клеймо, поверх которого завязывали повязку с заживляющими смесями. И шлепая по земле потертой, дырявой обувью, мы снова оказались на улице. Откуда нас уже, распределяя по каким-то своим критериям, повели в разные ангары.

Там, где оказалась я, было полным полно людей, которые лежали кто на многочисленных деревянных полках, а кто и просто на полу. Самые удачливые из них нагребли под себя немного соломы, вероятно соизмеримой здесь с королевскими перинами. Все до одного были истощенные, костлявые, с голодными глазами.

И готова поклясться перед всеми богами, что вряд ли этот ангар как-то особо отличался от других. По крайней мере, подавляющего их большинства.

Даже странно, но я была одной из первых, кто обратил внимание на вошедшую в одной "партии" со мной фею, которая встала на месте как вкопанная и начала жадно принюхиваться к застоявшемуся воздуху.

— Скажите… здесь рядом пекут хлеб, да? — с надеждой и даже какой-то безумной мечтательностью проговорила она.

— Хлеб? — непонимающе нахмурилась одна из женщин, лежавших на полках.

— Я ведь слышу запах, — не унималась фея, в то время как и я, принюхавшись, уловила витавший в воздухе слабый аромат, в самом деле чем-то напоминавший выпечку. — Мне ведь не кажется, правда? И… Когда мы шли сюда, я точно видела, что рядом с нашим ангаром стоит здание с трубами, из которых идет дым и пепел немного повалил. Это хлебный цех, да?..

— Нет, — грубо перебила женщина, поморщившись, словно от удара.

— То есть, нет? — растерялась фея. — Как же?

— Это не хлеб, — бросила та, поворачиваясь ко всем спиной. А после, сплюнув, добавила. — Это эльфы.

— Эльфы? — непонимающе прошептала девушка.

— Крематорий, — фыркнула женщина. — Как раз сжигают тех, которых потравили в газовых камерах в прошлую смену.

Эльфы жили в отдельных бараках. По сравнению с которыми, как рассказывали старожилы, ангары, в которых содержали людей с феями, были просто элитным жильем. Но этих бараков было немного, потому что сами эльфы долго там обычно не жили. Хоть их сюда и свозили с завоеванных территорий ничуть не меньше, чем пленных людей и фей, для них не требовалось особо больших площадей. Потому что эльфов регулярно травили в газовых камерах. Раздевали, закрывали в герметичных комнатах и пускали газ. После чего тела тащили в крематорий, где сжигали.

А вот люди и феи работали на обеспечение фронта Дойреса и относительно редко (по сравнению с эльфами) умирали от голода, болезней или истощения. Время от времени солдаты приходили в ангары с женщинами после отбоя и выбирали себе игрушек, которых насиловали где-нибудь за углом. Обычно выбор, естественно, падал на фей, особенно если солдаты и сами были оборотнями чистых кровей. Впрочем, и меня пару раз уже успели вытащить посреди ночи, чтобы отодрать за углом — то ли чуяли на подсознательном уровне кровь моей бабушки, то ли я просто была первой, кто попадался им под руку. Хотя мне, в отличие от нескольких других девушек, повезло не попасть на групповое изнасилование. Оба раза все было быстро и без серьезных избиений. Так что я в какой-то мере могла считать себя счастливицей.

Но однажды ночью нечто в самом деле меня удивило. Обычно солдаты, приходя за девочками для забав, шумно выбирали и вытаскивали свою добычу из ангара. Вот только… Сегодня трое солдат открыли нашу дверь после отбоя, войдя внутрь строгим военным шагом. И ничего не говоря, молча нашли меня взглядом, схватили за руку и поволокли прочь, сразу же заперев за собой дверь.

Стало еще страшнее, чем обычно. Они что… собираются убить меня? Расстрелять за что-то? Или хотят использовать в каких-нибудь особых групповых забавах?

Утопая в панике, я лишь осматривалась по сторонам понимая, что меня завели в ухоженное, опрятное, по местным меркам даже роскошное здание, похожее на… офицерский жилой корпус?

Остановившись у двери одной из квартир, солдат постучал. А когда ему открыли, я едва сдержала вскрик: на пороге стоял он. Тот самый оборотень, который взял меня в поезде за тарелку супа.

Перекинувшись с офицером парой слов на дойреском, солдаты грубо пропихнули меня внутрь, и тут же дверь за моей спиной захлопнулась, а щелчок замка сообщил мне, что я в западне.

Итак, снова этот мужчина? Не понимаю, почему? В то, что я совершенно случайно вот уже во второй раз оказалась той девушкой, которую ему привели — как-то не верится. Но тогда по какой причине этот оборотень воспылал ко мне таким странным интересом?

— Чего стоишь? — бросил он, глядя на меня своим совершенно естественным взглядом: словно на мусор. — Там, на столе, горячий суп, булка и целый говяжий стейк. Иди, у тебя ровно полчаса чтобы пожрать, а потом помыться в ванной, чтоб мне не пришлось затыкать нос, пока я буду драть тебя до самого утра. Или может местная кормежка тебе настолько понравилась, что мои скромные объедки больше тебя не прельщают, потому ты решила отказаться от нашей маленькой сделки… так что мне сейчас просто изнасиловать тебя и вышвырнуть из окна?

— Нет, я согласна, — не думая ответила я, не сводя взгляда с того самого стола, на котором дымились новая тарелка супа и огромный кусок хорошо прожаренного красного мяса.

Словно издеваясь, желудок, с того самого дня в поезде не знавший ничего, кроме вонючей горелой каши и черствого хлеба, предательски заурчал. Так громко, что офицер с издевкой ухмыльнулся. И так болезненно, что сама я поморщилась, прижимая руку к животу.

— Тогда время пошло, — фыркнул оборотень, армейским шагом направляясь к большому кожаному креслу. В котором расположился, с садистским удовольствием наблюдая за тем, как я набросилась на еду.

Как вкусно. Мамочки, как же вкусно. Я даже представить себе не могла, будто когда-нибудь снова ощущу в своем рту горячий куриный бульон. Что уж говорить о сочном, мягком мясе, мастерски зажаренном на гриле. И хлебе, настоящем мягком хлебе, испеченном самое позднее сегодня вечером. На фоне всей этой роскоши в самом деле меркли воспоминания о том, что этот мужчина сделал со мной в прошлый раз, и понимание того, что он наверняка сделает теперь. Подумаешь, еще один секс по принуждению… после всех дней в холодном вагоне, после уже пережитых изнасилований солдатами… в отличии от остальных этот зверь, по крайней мере, кормит, прежде чем истязать.