Город ящеров (СИ) - Багирова Марина - Страница 62

Всхлип повторился. Сначала он был замаскирован под смех, но тот быстро истощился, остался только горький след.

— Лин…

Вира, преодолевая сопротивление рук, обняла Лин за голову, пряча её слезы в складках широкой одежды.

— Врёшь! — закричала Лин.

— Не вру, — Вира всё сильнее обнимала девушку, перебарывая протест и отчаяние.

— Врёшь! Не может такого быть! Он ведь… Вира, он меня любит! Любит, ты понимаешь?! Ты понимаешь, что это такое?!

Лин наконец-то удалось отстраниться и посмотреть Вире в глаза.

— Я знаю, — ответила Вира. — Я никогда не говорила, что не любит. Но очень странною, ящерриною любовью. Такой, которая давит. Ты можешь мне не верить, за последние полгода твоя жизнь слишком изменилась. Мы очень долго не виделись… Всё это не способствует… мы ведь только-только приехали… Я хотела дать тебе время, но…

Вира начинала путаться в словах. Если до этого каждая фраза звучала выверенно и чётко, хоть и с отступлениями, то теперь заготовленная речь закончилась.

— Да, я была вынуждена скрывать от тебя правду. Но я это делала, потому что хотела защитить … Я не могу предоставить подтверждение. Если в мире и есть доказательства бесчестного порабощения Мыслите, то они у Руанна.

— Как это произошло?

Вира поняла вопрос.

— Однажды твой отец пригласил меня в свой кабинет. Не тот, что под землёй, на «Станции 17». В обычный, в вашем доме. Мне запомнилось, что тогда была очень солнечная погода. Такая солнечная, что мне захотелось в ту же секунду спуститься на станцию и никогда оттуда не выползать. Твой отец сидел за столом посреди всего этого света.

— Какой он был?

— Высокий. Светловолосый. Ты, скорее, русая, на мать похожа, а он светлый, с крючковатым носом. Постоянно носил стёкла — сводки читал, статьи, при этом внешне это никак не отражалось. Он мог участвовать в беседе, быть вежливым и обходительным, а потом оказывалось, что за время разговора Лакон успел прочитать новую статью.

Вира тепло усмехнулась.

— Он пригласил меня сесть. Несколько минут рассказывал, как меня ценит. Это было так не похоже на Лакона, сдержанного и немногословного человека. Я смотрела на его губы, как они шевелятся, извергая ненужные слова, на свет из окна, переливающийся в его волосах, — Вира запнулась. — Мне хотелось стереть этот верхний слой и перейти наконец-то к сути.

Пауза.

— И когда он, в конце концов, рассказал — у меня волосы дыбом стали. Лакон заявил, что скоро ты умрёшь.

— Я не понимаю…

— Поверь, Лин, мне тоже потребовалось немало времени, чтобы понять.

— Как такое возможно? Если Лакон был публичным человеком, то нельзя вот так просто убить собственного ребёнка.

Вира засмеялась. Искренне и ласково одновременно. Будто пожилая респектабельная матрона, которая услышала нечто смешное и донельзя неприличное, и ей это понравилось.

— Для тех, кто обладает властью, всё возможно. В тот день Лакон рассказал, что ставленник Гнезда угрожает ему, поэтому ему придётся инсценировать твою смерть. Я не знаю, какого рода были угрозы и почему твой отец воспринял их так серьёзно, ведь и Лакон, и Руанн были сильны, могли бы повоевать в открытую. Лакон предпочёл другой путь. Согласно плану, маленькая Венилакриме должна умереть в результате несчастного случая, а ко мне приехать моя дочь. На самом деле — ты. Мы не использовали код балаклавы, мы влияли на геном. Ты изменилась внешне и внутренне, так что подозрений не возникло.

Пауза.

Лин поднялась.

— Ты загоняешь себя в ловушку, говоря подобное. Как могли меня принимать за твою дочь, если ты не была ящеррицей? Откуда бы мне появиться в городе? С неба? Зачем бы Лакону позволять ребёнку прислуги жить в его доме? Не ври мне, Вира. Если я пойму, что ты врёшь…

— Сядь.

Голос Виры, властный и громкий, заставил Лин немедленно повиноваться.

— Лакон подозревал, что его могут убить. Он инсценировал твою смерть незадолго до разрушения Мыслите. Он планировал вывезти тебя из города и переправить на прародину. Там бы тебя защитили от произвола ставленника Руанна. Как моя дочь, ты имела право пребывать в доме Лакона, просто в других помещениях. Всем сказали, что таким образом я пытаюсь смириться с потерей своей воспитанницы. Сомневающиеся не могли проверить наличие у меня настоящей дочери, — допуск к моим архивам был только у твоего отца.

Вира подошла к двери. Проверила, надёжно ли та заперта. Постучала по стене и, удовлетворённая произведённым звуком, вернулась к Лин.

— Тело мёртвой девочки сбросили с обрыва. Судьи подтвердили, что этот ребёнок — дочь Лакона и вои Китсы. Ну а тебя спрятали. Ненадолго, твой отлёт на прародину планировался на семнадцатый день лета. Напали же на город на шестнадцатый день, за день до отбытия. Башни были разрушены, я бы тебя уже никак не переправила домой, ведь тогда бы пришлось обращаться в аппарат управления соседних городов, которые, как ты уже поняла, были в сговоре с Руанном. В памяти информации о родителях у тебя не было…

— Что? Как это?

— Понимаешь, отправка на прародину — очень деликатное дело. Если человек заходит в капсулу, и его мысли и действия не соответствуют заявленному в файлах, — выход блокируется. Мы же тебя хотели отправить не как дочь Лакона, а как мою дочь.

— Вот оно как… — вздохнула Лин отстранённо. Сказала, лишь бы сказать, ведь на самом деле не понимала, что это значит.

— Да… Именно поэтому в твоих детских воспоминаниях так много пробелов. Блок накладывал твой отец, а Китса стояла рядом и плакала. Защита не только стёрла детские воспоминания, она действовала таким образом, что как только ты сталкивалась с чем-то, не соответствующим легенде, — твоя память это блокировала. Помнишь, после смерти Рамм-Дасса ты на месяц пропала? Это был худший месяц в моей жизни. Я не знаю, что с тобой тогда произошло, но уверена: ты должна была встретить нечто… другое…

— Другое?

— Например, ты могла понять язык ящерров… Или повстречать одного из них и поладить с ним. Или убить со злости. Или заблокированные возможности вышли из-под контроля. Или… да мало ли что! Я тогда перебрала сотни вариантов, что могло произойти, но все отпали, когда ты вернулась на станцию — исхудавшая, с раненным взглядом. Живая…

— Дальше, — жёстко потребовала Лин.

— Блок должен был быть снят сразу после твоего прибытия на Цертамину, тебя там уже ждали твои родные. А отец волновался: как так, ты целую неделю не будешь помнить своих корней, своего рода. Слабая и беззащитная, как…

— Земная, — подсказала Лин.

— А оно вон как получилось… годы и годы, — Вира взглянула на Лин с сожалением.

— Что дальше?

— Как я уже говорила, на семнадцатый день лета в город ворвались вооружённые силы двух городов. Твоих родителей рядом не было. Решение лежало на мне. Я знала: если тебя найдут — Руанн будет первым, кто свернёт тебе шею, ведь ты плоть и кровь его врага. Я собрала наши вещи и в спешке увезла тебя из города. Никому не сказав. Никого не предупредив. Для города ты давно умерла. Для твоих родителей — в тот день. А может, они и не узнали, ведь их тоже убили… Первые несколько дней мы прятались. До меня доходили слухи, что город частично сожгли, а земных жителей сделали рабами. Даже судей-землян. Я часто потом думала: каково было этим людям и их семьям в один день превратиться из многоуважаемых жителей великого города в невольников.

Комната оставалась всё той же — два оранжевых дивана, мягкий свет, много теней. Но она, Лин, как будто смотрела на мир другими глазами…

— А почему я сейчас начала понимать язык ящерров?

— Потому что, во-первых, ты повзрослела, и твой организм начал бороться с блоками, наложенными твоим отцом. Да, он был очень сильным, но в тебе его кровь, и природа взяла своё. Во-вторых, Руанн, когда пытался наложить на тебя собственные ограничители, не догадывался, чья кровь в тебе течёт, и что на тебя уже наложены некоторые блоки. В результате — его вмешательство повлияло на старую схему, как бы разрушая все законы, наложенные твоим отцом. Головные боли — это как верхушка айсберга. Твой организм пытался избавиться хотя бы от одного блока, чтобы снизить нагрузку. Вот так и получалось, что ты начала вспоминать навыки, привитые с детства, — слух, речь, тактильные ощущения. К тому же, я знаю, ты побывала на Переправе. Это тоже повлияло — там поле особенное. Я, конечно, догадываюсь, на что надеялся судья Руанн, отправляя тебя туда, но вышло всё наоборот: процесс избавления от его воздействия ускорился, ты начала сомневаться.