Ветер перемен (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 91

За это время его так никто и не отвязывал, и Тиреку пришлось немало повозиться, прежде чем он смог справить нужду не в штаны, а на сырые, неровные доски пола.

Корабельные крысы ночью вылезли из своих щелей, и не испытывая никакого страха, лазили повсюду. В какой-то момент, устав бороться с сонливостью, он уснул и проснулся от того, что чей-то нос обнюхивает его ухо. Ему показалось, что крысы могут обгрызть лицо, и он закричал…

Путешествие закончилось, когда он понял, что вокруг стало шумно — вероятней всего они вошли в какой-то порт. Во всяком случае, он различал смутный гул голосов, а также слышал, как боцман на другом корабле свистел в свою дудку, отдавая команды.

Похоже, место было не очень людным, и скорее напоминало причалы перед каким-то замком или небольшим городом.

Перед портом к нему спустился все тот же молчаливый человек и завязал ему рот, да и на голову накинул какой-то колпак.

Лишь по слуху Тирек определял, что прошло несколько часов, наступила ночь, и несильный гомон за бортом утих окончательно. Лишь после этого к нему спустились несколько человек, отвязали от столба и грубо подняли.

— Не вздумай рыпаться, Ланнистер, — раздался негромкий голос около уха. — Если дернешься, то я познакомлю твою печень со своим ножом. Усек, скотина?

Тирек молча кивнул головой, показывая, что все понял. Если у него и были мысли о побеге, то после этих слов он решил никуда не торопиться. Очень сильно хотелось жить, да к тому же, если его не убили сразу, то он был нужен этим людям. А значит, шанс еще есть…

Вот только все, что произошло впоследствии, было направлено на то, чтобы испытать его крепость и силу духа.

Его бросили в повозку, привезли в какую-то усадьбу и запихнули в глубокий каменный подвал. Свет проникал сюда сквозь узкое, закрытое решеткой окошко под потолком, и утро в этом помещении наступало ближе к обеду, а темнеть начинало уже через пару часов.

В стену было вмуровано кольцо и его привязали к нему тяжелой цепью. Другой конец цепи заканчивался на его правой руке.

Здесь еще был грубый топчан и склизкая бочка, служащая для его нужд. Никто ее не выносил, и уже через несколько дней она стала вонять, как незнамо что.

Вначале его допрашивали. В подвал спускались три человека. Два из них были обычными и тупыми «быками». С течением времени, по тому, как они обращались друг к другу, он запомнил, что наиболее здорового и глупого кличут Башкой, а его младший «брат» носит почетное имя Сипатый.

Эти ублюдки ничего не знали и ничего не спрашивали. Они просто были на подхвате и любили мучать других людей и причинять им боль. В этих случаях в их тупых глазках разгорался азартный огонек интереса.

Их главного — худого и морщинистого человека, звали Перченый Краб, и он приходил за тем, чтобы задавать вопросы. Когда Тирек не торопился на них отвечать, Башка и Сипатый привязывали его к топчану и начинали пытать.

Факелами они прижигали ему кожу, наматывали на голову веревку и закручивали ее с помощью палки, а иногда и просто били своими здоровенными кулаками.

После того, как они вырвали ему пару ногтей, Тирек сломался и начал отвечать на все, о чем его спрашивали.

Вопросы не отличались разнообразием, и касались главным образом определенного круга лиц: Джейме, Серсеи, Тириона, Тайвина, Джоффри, Давена, и всей остальной его родни… Их привычки, сильные и слабые стороны, их цели и особенности взаимоотношений…

Очень часто поднимался вопрос о Западных землях и Утесе Кастерли — сколько золота накопили Ланнистеры, сколько еще остается в шахтах и рудниках, как много воинов они могут выставить, как к ним относятся знаменосцы и другие дома?

Эти и подобные вопросы сыпались нескончаемым потоком. Перченый Краб задавал их тихим, обманчиво ласковым голосом. Если Тирек надолго задумывался, то два «быка» моментально помогали ему освежить память.

Он рассказывал все, что знает, о чем слышал и о чем догадывается.

Чего боится король Джоффри? Правда ли то, что он наслаждается пытками и обожает мучить других людей? Трахает ли Лансель королеву? Как Тирион относится к остальным своим родичам? Остались ли верными карлику горские племена из Долины? Как Тайвин общается с Киваном и все ли у них так гладко? Сколько денег тратят Ланнистеры на свое войско?

Эти, и десятки иных вопросов ему задавали в те дни…

Это продолжалось долго, очень долго, и совершенно спокойный Перченый Краб, высунув от усердия кончик языка, старательно все записывал при свете чадящих и трещащих факелов.

Тирек не был дураком, и понимал, что рано или поздно, узнав все, что можно, его убьют. Да и сам он с какого-то времени стал ожидать смерть с большим облегчением. За это время он сильно отощал, а воняло от него, как с поганого свинарника. Нескончаемые издевательства подвели к самому краю, за которым начиналось лишь безумие. Его разум был готов вот-вот сорваться в эту пропасть, и смерть выглядела не самым плохим вариантом.

А потом пытки прекратились. Что-то изменилось и его перестали допрашивать. Раз в день продолжал заходить Сипатый и приносил кружку воды и ломоть заплесневевшего хлеба.

Похоже на него все еще имелись некоторые планы. Они что-то ждали, и он получил передышку.

Как-то раз он начал кричать, надеясь, что ему смогут прийти на помощь. Тогда он услышал снаружи шум, заржала лошадь, и на миг он почувствовал прилив надежды. Почти сразу в подвал спустился Башка.

— Заткнись, лордик, — он ударил его ногой в живот, а потом, упавшего на пол, долго месил кулаками и ногами. — Тебя никто здесь не услышит. А если не угомонишься, я отрежу тебе яйца. Усек?

Башка наклонился, и Тирека обдало запахом гнили и чеснока из его пасти.

— Что замолчал, сученыш? Ты меня понял?

Лишь только после того, как Тирек кивнул, Башка остался довольным и вышел из подвала.

После этого Ланнистер больше не кричал. Он нашел на полу щепку и расчистив небольшой пятачок глиняного пола, принялся царапать там черточки, отмечая каждый прожитый день.

Он вспоминал свою прошлую жизнь, хорошие и не очень поступки, и мечтал, как отомстит своим похитителям.

В полубреду ему виделись прекрасные Западные Земли, где воздух так свеж, а жизнь так хороша. Ему снилась Львиная Пасть — главный вход в замок со стороны суши, и иные укрепления их родового гнезда. Тирек вспоминал свою комнату в том месте, сурового наставника сира Марбрандта, детских друзей и смеющихся фрейлин, с которыми было так здорово целоваться и запускать руки под их пышные юбки. Он наяву видел подвалы, переходы, арсеналы и укрепления их замка, а потом сознание перемещалось на зеленеющие луга, на которых росли покрытые цветами яблони, а из-под земли били невероятно холодные, так, что ломило зубы, ключи.

Он так и не понял, кто стоит за Перченым Крабом, но надеялся, что рано или поздно, если раньше его не убьют, он это узнает. Да и место своего заключения он так и не опознал. Из скудных намеков мучителей удалось лишь сообразить, что он все еще в Вестеросе, и вероятней всего где-то на побережье, северней Королевской Гавани. Да только береговая линия весьма протяженная и запутанная, и гадать, где он очутился, явно бесполезное занятие. Хотя, а чем ему еще заниматься?

Вот в таких невеселых и однообразных раздумьях проходили его дни. Месяца сменяли друг друга. Большую часть суток он спал — делать-то больше было нечего.

Его разбудил шум схватки. Наверху кто-то хрипло орал, слышался мат и звон сталкивающихся клинков. Там шла рубка и Тирек невольно подобрался. Кто бы там не сражался с его палачами, сам факт чего-то нового дает надежду.

На всякий случай Ланнистер переместился в самый дальний угол, встал так, что цепь ослабла, и намотал ее на руку — какая-никакая, а защита.

Шум стих. Прошло несколько томительных минут. А потом дверь открылась, и в подвал вошли два человека с факелами.

— Блять, ну тут и вонища, — грубо выругался один из них и зажал нос полой плаща.

Они осторожно осмотрелись и заметили замершего у стены Тирека.