Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929 - Медведев Дмитрий Александрович - Страница 18

Вполне разумной заменой Итону мог стать Винчестер, где уже три года учился двоюродный брат нашего героя, будущий 9-й герцог Мальборо. Уинстон и сам готовился к поступлению в эту школу, но у него были проблемы с изучением греческого языка. «Я должен хорошо им овладеть, чтобы поступить в Винчестер, я буду стараться», – обещал он матери в мае 1885 года³²⁵. Однако больших успехов достигнуть не удастся. «Греческий язык – мое слабое место, – признается Уинстон через два года. – С его незнанием я не смогу поступить в Винчестер»³²⁶.

Уинстону повезло, Лорд Рандольф сам отвергнет Винчестер. Правда, не из-за проблем сына с языком. Ключевую роль в его решении сыграло обострение отношений со старшим братом, опрометчиво заступаясь за которого одиннадцать лет назад он попал в немилость принца Уэльского и был вынужден четыре года провести в Ирландии. Причиной раздора между братьями стала вызвавшая неодобрение у большинства членов семьи активная распродажа новым владельцем дворца[15] знаменитой коллекции картин Бленхейма³²⁷.

Не желая, чтобы Уинстон учился вместе с сыном герцога Мальборо, лорд Рандольф остановил свой выбор на Хэрроу. Эта школа была привлекательна по ряду причин. Во-первых, учебное заведение располагалось на холме, и для ослабленных болезнью легких Уинстона климат там был благоприятен. Во-вторых, практически в это же самое время к поступлению в Хэрроу активно готовился племянник лорда Рандольфа Дадли Мэрджорибэнкс, в будущем 3-й барон Твидмаут (1874–1935).

В третьих, школа пользовалась хорошей репутацией. В свое время ее окончил Джордж Гордон, 6-й барон Байрон (1788–1824). Из нее вышли пять премьер-министров, включая таких видных, как Роберт Пил (1788–1850) и Генри Пальмерстон. К моменту поступления Черчилля почти шестьдесят выпускников Хэрроу были депутатами палаты общин, причем большинство из них состояли в Консервативной партии. По какой бы стезе ни пошел Уинстон, здраво рассуждал лорд Рандольф, ему полезно будет уже в детские годы познакомиться с будущими вершителями судеб Соединенного Королевства[16].

Была и четвертая причина, поставившая жирную точку в мучительном выборе. Уинстона согласился принять директор школы, преподобный Джеймс Эдвард Каувелл Уэллдон (1854–1937). Свободных мест не было, но лорду Рандольфу (шутка ли, всего девять месяцев назад – министр финансов и лидер палаты общин) он готов был оказать посильное содействие³²⁹.

Нетрудно догадаться, что для Уинстона, не сумевшего найти подход к овладению греческим языком, предпочтение Хэрроу перед другими школами воспринималось как благословение. «Я очень рад узнать, что буду продолжать обучение в Хэрроу, а не в Винчестере, – сообщит он отцу в октябре 1887 года. – Я надеюсь, что сдам вступительные экзамены, которые не так сложны, как в Винчестере».

Письмо, из которого цитируются эти строки, интересно не только вполне ожидаемым признанием Уинстона и очередной просьбой прислать автограф, а скорее концовкой, в которой юный Черчилль задает лорду Рандольфу наивный вопрос: «Вы учились в Хэрроу или в Итоне? Мне было бы интересно знать»³³⁰. Тот факт, что тринадцатилетний подросток понятия не имел, какую школу окончил его отец, лишний раз демонстрирует размеры пропасти, разделявшей их. Забежим немного вперед и скажем, что спустя несколько лет лорд Рандольф сделает совсем уж фантастическую ремарку, из которой следует, что и он не знал, какое учебное заведение окончил Уинстон!

К поступлению в школу потомок герцога Мальборо подошел основательно. Прежде чем начать подготовку к экзаменам, он собрал информацию о том месте, где ему предстояло провести несколько лет жизни. В заведении сестер Томсон оказался ученик, который с успехом сдал вступительные экзамены в Хэрроу. Черчилль связался с ним и буквально завалил вопросами. Обстоятельные ответы на большинство из них наполнили юношу оптимизмом³³¹. Теперь дело оставалось за малым – сдать экзамены самому.

Поступление не обошлось без курьезов. Описывая свой экзаменационный опыт, Уинстон будет вспоминать: «Едва мне исполнилось двенадцать лет, как я оказался на негостеприимной территории экзаменов, по которой мне придется путешествовать в течение последующих семи лет. Экзамены всегда были для меня большим испытанием. Те из предметов, которые вызывали пиетет у моих преподавателей, мне нравились меньше всего. Я бы предпочел, чтобы меня спрашивали по истории, поэзии и сочинениям, а экзаменаторы, наоборот, требовали латынь и математику. Причем вопросы, которые они мне обычно задавали, оказывались, как правило, далеки от тех, на которые я мог дать вразумительный ответ. Неудивительно, что после такого подхода мне так и не удалось произвести должного впечатления»³³².

Шестнадцатого марта 1888 года Черчилль приехал в Хэрроу на первый экзамен по латыни. Получив экзаменационный лист, он стал готовиться к ответу. Вначале написал в верхнем углу страницы свою фамилию, затем поставил цифру I – номер вопроса. После продолжительных размышлений для большей важности решил заключить цифру в круглые скобки – (I). Спустя два часа на листе появились чернильные пятна и большая клякса – вот, собственно, и всё. В таком виде экзаменационный лист был передан на проверку. Экзаменаторы сочли ответ достаточным и зачислили претендента в список будущих учеников³³³.

Именно так Черчилль описал историю поступления в Хэрроу в своих мемуарах «Мои ранние годы». По своим литературным достоинствам это произведение – одно из лучших образцов литературного стиля британского политика. Не менее точно оно и с исторической точки зрения. Большинство приводимых фактов имеют документальные свидетельства, к которым Черчилль обращался при работе над книгой.

Несмотря на все плюсы, воспринимая труд Черчилля буквально, можно составить неверное представление об общем фоне описываемых событий и разного рода нюансах. А ведь именно они порой и играют ключевую роль, позволяя отличить правду от вымысла. В отношении этого произведения уместно вспомнить латинское высказывание cum grano salis[17] – именно так и надо воспринимать «Ранние годы». По крайне мере, сам Черчилль описывает события и дает оценки через призму самоиронии.

Разумеется, поступление в Хэрроу не было ни столь простым, ни столь забавным, как представлено в мемуарах. Во-первых, Уинстон усиленно готовился к экзаменам, чему есть немало документальных подтверждений. В одном из них читаем: «Дражайшая мама, я тружусь очень напряженно, в самом деле, очень напряженно, и могу только надеяться, что мои усилия будут вознаграждены»³³⁴.

Во-вторых, экзамен оказался далеко не так прост, как рассчитывал поступающий. «Намного, намного сложнее, чем я ожидал, – признается он матери, когда все будет кончено. – Я с огромным трудом перевел двенадцать или тринадцать строк латинского и греческого»³³⁵. После экзамена Уинстон попытался объяснить Шарлотте Томсон свой слабый ответ тем, что никогда раньше не переводил с латинского на родной язык. При этом его не смутило, что он уже больше года переводил Вергилия, а Цезаря – и того больше. Умная женщина не стала спорить с огорченным воспитанником, ведь он и так был слишком подавлен, опасаясь, что не поступит³³⁷. А поступить жуть как хотелось. «Я очень сильно хочу учиться в Хэрроу, – не скрывал Уинстон. – Это настолько прекрасное место – живописный вид, хороший бассейн, замечательный гимнастический зал, столярная мастерская, а также множество других привлекательных особенностей»³³⁸.

В-третьих, и это очень наглядно демонстрирует, насколько тяжело дались Черчиллю экзамены, он был настолько вымотан – психологически, эмоционально и физически, – что после завершения испытаний сразу слег в постель³³⁹. «Я так рад, что поступил, такое облегчение, было ужасно тяжело», – сообщил он матери, когда поправился³⁴⁰.