Сапоги — лицо офицера - Кондырев Виктор Леонидович - Страница 9

— Ну, давайте допьем, что осталось, и пора отдохнуть, — сказала симпатичная и обратилась к подруге: — Ты пойди, покажи человеку, как вы живете. — Весело посмотрела на Курко. — Вы там родителей ее не пугайтесь, они люди хорошие… Она через дорогу живет.

Курко с шинелью в руках обернулся в дверях:

— Смотри, без меня не уходи! Позовешь потом…

Старики дружно поднялись. Заслонясь лоскутным одеялом, разделись и улеглись.

— Мы спим! — весело крикнул старик.

Симпатичная смотрела на Петрова. Тот подошел к кровати по другую сторону шкафа. Помялся — как быть.

Женщина выключила свет.

— Ты простужен, — шептала она, часто дыша, прижимаясь. — Укройся получше… Подожди, так не удобно… Не уходи сразу, хорошо?

За шкафом тихо переговаривались старики…

— Мест нет! — крикнула тетка у вешалки, заваленной шинелями. — Больше не буду никого раздевать!

Коровин сунул ей металлический рубль.

Громадный зал с высоким лепным потолком. Канцелярского цвета плюшевые портьеры, паркет, зеркала, писанное маслом объявление: «Мы боремся за звание бригады коммунистического труда». В углу оркестр — аккордеон, тромбон и барабан — очень громко играл танго. Табачный дым стелился, слоился, клубился над столиками. Большая, желтого металла люстра мерцала над серединой зала.

Все столы были заняты.

Мужчины, сплошь офицеры, и женщины скандально, но беззвучно раскрывали рты — уж очень силен был рев танго.

— Ну и вертеп! — радостно прокричал Казаков в ухо Моси Фишнера. — Как в кино!

— Как им, блядям, удается втроем учинить такой понт! — Коровин перекричал-таки оркестр.

— Чего стоим?! Устраиваемся! — горел от нетерпения Тимоха.

Лейтенанты разбрелись в поисках свободных мест.

Казаков и Коровин примостились у самого окна. Молчаливый капитан передвинул свой стул, две женщины тоже потеснились. Красивую блондинку слегка старили мешки под глазами, вторая была постарше, поплотнее, с темными волосами. Блондинку звали Ксюшей, она сразу понравилась Казакову, капитан же, видимо, имел виды на темноволосую, Аню.

Коровина это не смутило.

— Почему вы не пьете, товарищ капитан? Разрешите, я вам налью…

Капитан спаивать себя не позволял, явно решил продержаться до закрытия ресторана. Отрицательно качал головой, наливал себе сам и подливал Ане.

Казаков очень старался завоевать расположение блондинки, мучительно припоминал смешные анекдоты и случаи, заказывал шампанское. Коровин много пил, неодобрительно поглядывал на капитана-соседа.

— Я надеюсь, вы разрешите вас проводить? Ваш отказ потрясет меня, а значит, нанесет ущерб и обороноспособности нашей страны! — танцуя, Казаков подчеркнуто галантно держал Ксюшу за талию. — Бояться вам нечего, о моей воспитанности ходят легенды! Я даже в танце держусь на ширину ружейного приклада!

Женщина смеялась, склоняла голову к плечу кавалера.

Заказали еще, водки и шампанского. Снова танцевали. Голоса начали перекрывать грохот оркестра. Официанты ускорили свои передвижения — перед закрытием клиенты желали выпить впрок.

— А почему здесь вдруг столько майоров и капитанов? — внятно спросил Коровин.

— Они все женатые! От жен поубегали, до одиннадцати! — презрительно объяснила Аня.

Ухажер ее, капитан, молча выпил.

Казаков щедро заплатил за всех, даже за незнакомого буку-капитана.

В вестибюле тот донимал Казакова поменяться шапками.

— Давай махнем! — пьяно убеждал он. — Зачем тебе новая? Ты же на два года только…

Такси вереницей подползали к ресторану, помнящие о чаевых таксисты приветливо пошучивали, рассаживали пассажиров.

Офицерский патруль — майор и два капитана — со стороны наблюдал за порядком…

Женщины жили на улице Красной Профессуры, вдвоем, в маленьком домике. Аня с капитаном сразу ушли в другую комнату. Казаков сел на кровать и тут же подскочил — кровать страшно скрипнула.

Ксюша стояла в дверях.

— Иди сюда! — извиняюще улыбнулся Казаков. — Кровать у тебя, как музыкальная шкатулка…

— Подожди, — сказала Ксюша, — давай так сделаем… Так лучше будет…

Она сдернула на пол ватный матрасец, поправила подушку и начала раздеваться.

Казаков вспотел от напряжения — еле стащил новые сапоги…

Ночью несколько раз Ксюша ласково обнимала его, но он не шевелился, лежал на спине, ровно, как будто спит, дышал…

Слышал, как ушел капитан.

Ксюша тяжело дышала во сне, вздрагивала ногой.

Утром Казаков удивленно выругался — капитан обменялся-таки шапками…

Боевые стрельбы назначили на пятницу.

Коротая время, слонялись по Среднебелой, сидели в станционном буфете. Пили алжирское вино, железные бочки с ним загромождали половину помещения. Чтоб не выскакивать взад-вперед из-за стола, вино покупали кружками, сразу по несколько на каждого. Продавщица притворно удивлялась:

— Все видела, но чтоб вино пить пивными кружками!..

Всех поразил Казаков, он закусывал кусками холодного говяжьего жира негигиеничного цвета. Этот мясопродукт стоил очень дорого, и обеспокоенная возможными укорами буфетчица сочла необходимым примостить на витрине написанное карандашом объяснение: «Мясо говяжье в сортовом разрубе».

— Организм калории требует!.. — бурчал Казаков, оправдывая свой экстравагантный поступок…

В ожидании ночи томились.

Батов, сидя на кровати перед маленьким зеркалом и пьяно ругаясь, часами расчесывал свои красивые волосы. Пьяный Янич кричал в телефон:

— Ты мне дай «Поднос»! Это Киевский округ!

На коммутаторе, видимо, хихикали…

На стрельбы двинулись утром.

Ехали долго, в кузове было холодно. Одинокий миномет высоко подпрыгивал на ухабах, казалось чудом, как он не отрывается от «Урала»…

Шестеро солдат неторопливо привели миномет в боевое положение. Незнакомый майор заглядывал в буссоль, кричал команды. Чудовищно замерзшие в сапогах лейтенанты толпились поодаль.

— Наблюдайте разрыв! — кричал майор. — Огонь! Вводим поправку!

Солдаты, заткнув уши, приседали. Огонь и грохот. В ясном воздухе некоторое время была видна быстроудаляющаяся в высоту точка — пудовая мина. Вдали, над землей, появлялось облачко — разрыв.

— Огонь! — кричал майор. — Большая вилка!

Сделали шесть выстрелов.

Майор подошел к группе.

— И дальше в том же духе, — улыбаясь, сказал он. — Нам выделили только шесть мин, боеприпасы беречь надо! Вернетесь в часть, настреляетесь еще, разберетесь, что к чему. По машинам!

Было нестерпимо холодно. Лейтенанты съежились в кузове, молча дрожали. Подняли воротники, засунули руки в рукава, опустил шапки.

— Комедия… — повторял Коровин. — На хера мне такие стрельбы! Комедия…

Остальные не возмущались.

Абсолютная темень.

Мороз, снег, ни ветерка.

Потом привыкли к темноте, заметили лачугу возле заснеженного перрона — вокзал. Станция Ледяная. Вот где им предстояло прожить два года. Нет, уточнил Теличко, год и девять месяцев.

Лес подступал вплотную.

Неожиданно из темноты появились круглые огни. Тепловоз с одним пассажирским вагоном остановился на запасном пути.

Две-три темные фигуры подошли к вагону. Лейтенанты сообразили — этот странный состав предназначен и для них. Спотыкаясь о рельсы, поволокли чемоданы и разваливающиеся тюки, с трудом карабкались в вагон — ступеньки были в метре от земли.

Вагон качнуло, поехали. Куда везут, непонятно, ни одна душа не встречает…

— Документы, товарищи офицеры! — сержант с артиллерийскими петлицами на щегольском бушлате быстро просмотрел бумаги.

Поезд вскоре остановился.

Лейтенанты неуклюже вывалились из вагона.

И остолбенели.

Это было сказкой…

Горело множество окон многоэтажных домов. Мигали неоновые буквы. В сотне-другой метров на громадном здании светилась надпись из электрических лампочек: «Дом офицеров». Возле стеклянного фасада толпились люди. Фонари на высоких столбах в ореоле морозного света походили на одуванчики. Казалось даже, играет музыка. Очень широкая, прямая, ярко освещенная, с очищенным от снега бетоном, улица вела к этому чудесному граду. По ней бежал офицер в полушубке и валенках. Он кричал, махал руками и чуть не падал.