Буря (ЛП) - Дьюал Эшли - Страница 39

— В отличие от Вольфи и его бесхребетной мамаши я не страдаю слабоумием. Я бы ни за что не согласился смешать кровь первых людей с кровью дикарей Эридана.

— Милена потакает сыну.

— Они очернили наш род, плюнули в лицо моему отцу. Я убил Вигмана, потому что он опозорил нашу семью, наш дом и наследие. Мое наследие. А теперь его отпрыск, на последнем издыхании, решает обрюхатить речную нимфу?

— Им кажется, что Атолл Полуночный сумеет помочь.

— Это ничтожество не спас даже собственного сына.

— Да. Смерть Фьорда Полуночного полная нелепица, Офелия дотронулась рукой до холодной каменной стены и прокатилась пальцами по широким стыкам, как хорошо, что Морейн отошла в иной мир. Я бы не перенесла смерть сына.

— Тебе это не грозит.

Женщина перевела острый взгляд на мужа, и тень от огненных языков отразилась на ее лице. Она почувствовала, как грудная клетка надрывно сжалась, а Алман ухмыльнулся.

Словно от пощечины Офелия отвернулась и обессилено сжала в кулаки пальцы. Она ненавидела, когда муж пользовался ее уязвимостью, ее неисправностью и разрывал давно зажитые раны. Казалось, она вновь лежит на окровавленной постели и прижимает к груди синего младенца. Казалось, она вновь ждет его крик, его вопли, пусть душераздирающие, пусть невыносимые, но слышит лишь звенящую тишину.

Офелия расправила плечи, подняла горящую свечу и направилась к выходу. Алману хотелось остановить жену, он даже вытянул руку и приоткрыл рот. Но потом он замолк и поник, седина блеснула на его висках, а лицо помрачнело, состарившись на десятки лет.

Женщина же быстрым шагом направилась в свои покои. Если на пути ей попадались слуги, они отпрыгивали в стороны, словно перед тайфуном, они извинялись и кланялись, а миледи Уинифред не обращала на них внимания. Бесчувственная и мертвая, холодная, как и камень, из которого построили великий замок Станхенга. Все видели ее именно такой, и никто не подозревал, что в часы кромешной темноты она не смыкает глаз и мечтает о том, как синий труп в ее руках наконец-то взрывается неистовыми рыданиями.

Офелия прошла в покои, остановилась перед зеркалом и невольно поднесла к стеклу танцующий, огненный фитиль. Рыжеватое пламя осветило ее бледное лицо. Женщина так пристально глядела в свои серые глаза, что невольно застыла, завороженная блеском в их угольных зрачках. Она подошла ближе, еще ближе, а затем вдруг поняла, что голубизна в ее радужке отливает огнем. Совсем скоро ее серо-голубые глаза стали багровыми, как густая кровь, и женщина в недоумении вытянуло лицо. Ее рука коснулась зеркала. От пальцев остались мутные разводы. Офелия зачарованно наклонила голову, опустила руку и поднесла ее к огню. Кончик пламени коснулся нежной кожи ладони и обжег ее, но боли женщина не почувствовала. К ожа захрустела, дым распластался по ее руке.

Внезапно легкая улыбка коснулась ее губ. Она становился все шире и шире, и вскоре лицо Офелии Барлотомей озарил звериный оскал, жестокий и кровожадный, она, наконец, отняла руку от огня, и кровь мгновенно запеклась.

Женщина коснулась пальцами яремной впадины, ребер и остановилась на животе. Ее длинные пальцы прижались к талии, и неожиданно Офелия едва слышно прошептала:

— Уже скоро.

И затем свеча, яростно вспыхнув, потухла.

ВОЛЬФМАН

В полдень к Вольфману явился Хьюго Кнут, он попросил аудиенции и прискорбным голосом заявил, что третья часть Дамнума перешла на сторону Алмана Многолетнего, уже выкинув из мыслей скорбь об ушедшем вожаке клана Утренней Зари Эстофе. Вольные и своенравные люди клана Черных Крыс Нирианы приклонили колено и поклялись служить его величеству до конца своей жизни. О клане Ночных Сов Кигана вестей не было.

В течение недели Вольфман наблюдал за тем, как отряды Каменных Сердец обучают добровольцев Эридана держать меч и обороняться, однако, к огромному сожалению, люди Дор-Валхерена родились рыбаками, а не воинами. Они готовы были ринуться в бой. И они прекрасно понимали, что им не выстоять в схватке с армией гордого короля Алмана.

Болезнь преобладала, после долгой ночи руки и ноги отекали и не двигались, юноша пытался не обращать на это внимания, но каждый день просыпался в диком ужасе, словно он умер. О близких отношениях с женой не шло и речи. Едва девушка оказывалась рядом, в груди Вольфмана взрывался пожар, и он заходился кашлем, а то и лихорадкой. Девушка его не упрекала, но и не жаловалась, что их супружеские отношения не заходили дальше дружеских прикосновений. Будучи совершенно молодым и неопытным, Вольфман не знал, как побороть свои страхи, и тем самым породил сплетни о своей никчемности как любовника по всему замку. Эти сплетни злили его, но он сдерживал эмоции. Как бы то ни было, союз Эридана и Вудстоуна состоялся. Минул целый век, и вот, благодаря больному, юному королю Вольфману, народы самых больших государств объединились. Если отец и любил его когда-то, этот поступок непременно породил бы в его сердце еще и уважение.

Вольфман задумчиво расчесывал иссиня-черную гриву лошади. Вигман Барлотомей всегда говорил, что ничто так не спасает во время воины, как острый меч и верный конь.

— Вы хорошо сидите в седле? Неожиданно спросил женский голос, и юноша нервно обернулся. Он не привык, чтобы кто-то подкрадывался к нему со спины. Но как только он увидел гостью, раздражение сменилось радостью.

— Эльба! Молодой король улыбнулся. Ты покинула замок?

— Я исследовала все потайные проходы, библиотеки и трапезные. Теперь мне нужно спуститься к народу и посмотреть, как живут в знаменитом Станхенге обычные люди.

Девушка подошла к Вольфману и прикоснулась ладонью к гладкой шерсти лошади.

— Так вы хороший наездник, Вольфман?

— Я научился ездить раньше, чем научился ходить.

— А я никогда вблизи лошадей не видела. До поездки в Вудстоун. Эльба коснулась пальцами гривы и невольно сжала в кулак пальцы. Неприятные воспоминания свалились на ее плечи, будто пасмурное небо, и девушка отвернулась. Жуткие существа.

— Лошади?

— Люди.

Юноша хмыкнул и растерянно улыбнулся, понятия не имея, о чем думает супруга. В ее глазах проносилось столько эмоций, что он не распознавал ни одну из них.

— Я могу научить. Вольфман махнул рукой на темно-каштанового коня и хорошо откашлялся. Вообще женщинам не пристало становиться наездницами, но если ты…

— Научите. Эльба решительно свела темные брови. Научите меня.

Вольфман кивнул. В светло-синем, бархатном платье с высоким воротом и меховой оборкой она действительно была похожа на уроженку Станхенга. Правда, ни одна из них не решилась бы оседлать коня, но характер Эльбы разительно отличался от всех девушек Станхенга вместе взятых. И потому Вольфман помог супруге забраться на коня и крепко сжал в пальцах ее крохотную ладонь.

— Не боишься?

— Нет. Девушка стиснула зубы, когда юноша потянул коня за поводья к выходу из конюшни. Лошадь недовольно встряхнула головой, и Эльба неуклюже покатилась назад.

— Осторожно! Попытайся двигаться одновременно с ней.

— Каким же образом? Она не говорит, когда собирается сбросить меня на землю.

— А ты почувствуй ее.

— Странно слышать такие романтические советы из уст короля Станхенга.

— А на что ты рассчитывала?

— Не знаю. Эльба повела плечами и расслабилась, когда лошадь спокойным шагом начала очерчивать круги по небольшой площади перед конюшней. Ее железные подковы звонко цокали о каменную плитку, на улице было пустынно, словно все стражи оставили пост ради отвратительной похлебки красноволосой Гунноры из пивной.

— В Эридане не принято выходить замуж до совершеннолетия?

— В Эридане люди связывают себя узами брака тогда, когда им заблагорассудится.

— Тогда почему тебе не отыскали достойного супруга?

Вольфман вскинул брови, а Эльба растерянно посмотрела на него и переспросила:

— Отыскали?

— Да. Юноша кивнул, немного ослабив поводья, чтобы лошадь зашагала быстрее. Ты ведь давно не четырнадцатилетняя девушка. В твоем возрасте моя мать уже ходила с младенцем на руках. Со мной я имею в виду. В пятнадцать лет ее представили отцу.