Цветок моей души (СИ) - Мендельштам Аделаида - Страница 8

- Смотри в глаза и предугадывай его ход. Убивать он тебя не будет, но попытается ранить. Не дай ему это сделать, держи на расстоянии, а как только разгадаешь его ход, не мешкай, бей в солнечное сплетение, колено или в пах. Бей тупым концом, нам не нужны неприятности, – Чонган спешил напутствовать Шестого.

Привлеченные криками отдыхавшие солдаты князя вышли во двор. Перед их глазами разыгрывался бой, о котором ещё долго говорили. Второй из восьмёрки Пантеры, один из лучших воинов Фэнсина, сражался с незнакомцем. Они сражались на полудлинных толстых копьях с острым каленным наконечником. Сражались не в боевой кольчуге, и даже не в учебных доспехах. С первого момента, как только противники ударили концом копья по земле в знак того, что бой начинается, стало понятно, что противники равны. Второй из восьмёрки пантеры был очень хорошим бойцом, быстрым, сильным и копьем владел мастерски. Он даже когда-то выступал на арене на королевских боях, учился у лучших учителей. Но Шестой из восьмёрки Чонгана учился у других учителей – убийц и воров Нижнего Зароса, у озверевших, полубезумных солдат на Стене и, самоё главное, у диуани, не прощающих малейшей ошибки. Танин из Нижнего Зароса платил за обучение кровью, переломанными костями, оторванным ухом. Его дух закалился, перестал обращать внимание на боль, умел искать и находить прореху в защите врага, несмотря на страх и агонию. Танин из Нижнего Зароса отучился медлить перед ударом, был безжалостен и начисто лишен нерешительности. Он балансировал на грани, движения были нечисты, стойки неправильны, странны и вызвали бы у наставников классического боя одну лишь брань. Колющий удар, отклонение, блокировка, запечатывание удара – полсотни людей застыли в тишине, нарушаемой лишь глухим треском копий и хриплым дыханием противников. Не всякий мог уследить глазами за движениями бойцов, они перетекали из одной стойки в другую, то скрещивая, то отражая копья друг друга. И несведущему в боях человеку могло показаться, что сейчас на арене актеры из передвижного театра красиво танцуют танец-битву сказочного принца Раджеша с драконом. Казалось, вот-вот выстрелят вверх алые ленты, символизирующие кровь, раздастся финальный перестук барабана и один из танцующих театрально взмахнет руками и красиво осядет на землю. Второй же будет долго раскланиваться и махать рукой восхищенным зрителям. Брызнула кровь настоящая, ярко-алая. Второй из восьмёрки Пантеры лежал на земле, придавленный Танином и все пытался дотянуться до копья. Кровь из носа залила пол-лица, он хрипел. Сидевший на его спине Танин душил зажав его шею между рук и копьем. Раздались крики, чтобы Второй сдался, но упрямец никак не хотел признавать поражение всего лишь от Шестого. Вся восьмёрка Чонгана восторженно завопила, понимая, что победа будет за Танином. Ослепленный болью Второй наконец хлопнул открытой ладонью по рыжей пыли арены.

- Если ваш Шестой настолько искусен, то каков же тогда Первый? – принужденно улыбнулся Кицин.

- Наш Первый как недельный запор, остается только закрыть глаза и плакать, чтобы пронесло, - немедленно встрял Четвёртый. И, посмеиваясь, отвернулся под грозным взглядом Чонгана.

- Вижу твоя восьмёрка будет полезна в замке. Завтра приезжает наш господин, князь Фэнсин. Я всего лишь начальник его стражи, решение принимает сам господин. Но, я рекомендую тебя, Первый. Надеюсь, потом ты не забудешь оказанную услугу.

Чонган лишь сдержанно кивнул, он не любил брать на себя какие-то обязательства. Отбор был честным, это видели все и ни в каких дополнительных рекомендациях его восьмёрка не нуждалась.

«Уберите эту падаль и разжалуйте его до звания Шестого, пусть не позорит имя своего господина,» - Кицин пнул не пришедшего в себя Второго, валяющегося в пыли.

Этот вечер они провели в чайном доме, напиваясь и празднуя удачное окончание отбора.

 - Не нравится мне этот Кицин, - вздохнул Второй. – Большое ли имеет влияние на князя? Боюсь, он будет ставить палки в колеса.

- Если не будем нарушать правила, ничего он нам не сделает. Ни с кем не задирайтесь, а, если уж невтерпеж, то делайте это там, где никто вас не увидит. Пусть докажут, если хотят. Поодиночке не ходите, девок не трогайте, напивайтесь только в чайных домах в дни увольнений.

- Здравствуй, дорогая армия, - пробурчал Гато.

- Это не навсегда, лишь до тех пор, пока я не стану начальником всех войск Фэнсина.

- Далеко же ты замахнулся, Первый! – присвистнул Шен. – На Стене ты не горел желанием стать большим начальником.

- на Стене это дало бы мне лишь сомнительную привилегию воровать казенное добро да плести интриги в Белом Шалаше. Я тут поспрашивал, да и сам прикинул. Князь недавно сослан в Янтарную провинцию, самую дальнюю и самую бедную провинцию Иднайя. Его род владел Жемчужной провинцией столетиями, он богат, молод и честолюбив. У него много денег, много планов и мало людей. Братья, это ли не шанс, один из тысячи? Мы можем, наконец, разбогатеть, основать свои рода, быть в гуще событий и делать то, что мы привыкли делать. Нам не придется прогибаться под захудалого аристократишку за несколько монет. Не придется воровать или грабить. Мы дадим присягу князю и под его знаменами начнем новую жизнь. Вы со мной, братья?

«Да!» - раздался над столом восьмёрки слитный возглас, заставивший служанку выронить из рук поднос с посудой.

- Князь вас принял к себе на службу? – спросила Мейпа, против воли увлеченная рассказом Чонгана.

- К сожалению, принял.

- И каков он, князь? Никогда не видела таких важный людей.

- Блистателен.

Другого слова и не подобрать. Он был циклов на десять моложе Чонгана, но рядом с ним тянуло броситься в ноги и низко кланяться, как делают рабы или слуги. И не сказать, что князь был спесив или подавлял. Напротив, он был приятен в общении даже с низшими по статусу, казалось, его мало интересовало какое положение занимал собеседник. У Чонгана возникло чувство, что князь при встрече всегда прощупывает и пытается определить силен ли духом или слаб собеседник. И, если уж для себя решил, вел себя определенно: был резок и груб с раболепными вассалами и уважителен с простым воином из низших чинов, если тот проявил себя твердостью. Князь любил силу и тянулся к ней. Наверное, поэтому Чонган понравился князю и был принят на службу. Он задавался вопросом, если бы на месте Фэнсина родился Чонган, стал бы он таким же как князь? Он понимал князя как будто себя, его высказанные мечты завоевать морское пространство затронули что-то в душе воина, и даже обида на наместника была бы такой же всепоглощающей, если бы и его незаслуженно оболгали. Чонгану нравился его новый господин, он охотно присягнул ему на верность вместе со своей восьмёркой. Князь тоже выделял Чонгана, сразу назначив его на высокую должность сотника, отвечавшего за охрану Западной башни.

- А он красивый, этот князь? – Мейпа мало интересовалась силой духа.

- Тебе бы он не понравился.

Казалось, князь воплощал мечту всех безмозглых девиц - красив, умен, богат, из великого рода Белых Журавлей, холост, наконец. У той же Мейпа замерло бы сердце, доведись ей увидеть князя в окружении своей многочисленной свиты. Многие поколения богатейший род Иднайя забирал к себе в род самых красивых женщин, до каких только мог дотянуться, и получал от них красивых наследников. Все черты лица Фэнсина, и его хищный длинноватый нос и миндалевидные глаза, и густые брови, сами по себе были безобразны, но вместе создавали своеобразную, диковатую гармонию. Роскошная одежда темных тонов подчеркивала и дополняла образ большого хищника, которым князь и являлся. Наверное, он был красив, но почему же тогда служанки прятались от него, а благородные дамы бледнели при его появлении и прятали глаза? Они не спешили поглазеть на него на утоптанной площади, где шло обучение новичков, и где по утрам полуголый князь иногда тренировался с деревянной палкой дзё. Князь выходил против сразу четырех воинов и гонял их по всему плацу. Никто из женщин во всем замке не хихикал, не закрывался застенчиво широким рукавом ханьфу, наблюдая за тем, как ловко двигался их господин. Никто не вздыхал, желая обтереть от пота широкую, бугрящуюся мышцами спину князя. Чонган был уверен, что ни одна из женщин в замке не целует тонкие шрамы князя на груди и предплечьях. А вот самого Чонгана целовали, и шрамы его целовали, вовсе не тонкие, а грубые, рваные. В темноте в скромную комнатку сотника Западной башни проскальзывали и благородные дамы, и служанки, даже распаленная повариха как-то раз пришла. Чонган никого не обидел, он одинаково крепко любил и блудливую жену княжеского вассала, и повариху. Всю ночь из комнатки раздавались сладкие стоны и страстный женский шепот. Наступало утро и Чонган, молчаливый и спокойный, вежливо провожал даму до дома, раскланивался и выкидывал её из головы.