Цветок моей души (СИ) - Мендельштам Аделаида - Страница 27

Девушка сломанной куклой лежала на полу: волосы наполовину закрыли тело, колени и локти были сбиты в кровь, лицо - пёстрое от размазавшейся краски и крови. Никто бы не узнал в этом куске мяса блистательную главную наложницу. На мгновение ему стало страшно от содеянного. Он слегка пнул её и, услышав стон, облегченно вздохнул.

- Завтра будь готова, мы отъезжаем на рассвете.

Хлопнула дверь.

Рыдания подступили к горлу, и Гиде тихонько завыла, закусывая кожу на запястье. Сбитые в кровь колени и локти саднили, по полу потянул сквозняк от приоткрытой двери. Морщась от боли, она встала, накинула ханьфу и разожгла опиумную трубку.

О боги, как же ей не хватает Лалы!

В клубах опиумного дыма ей причудилось, что статуэтка Кали шевельнулась. Синее лицо усмехалось, верхние две руки взметнулись вверх, нижние две - сжимали по кинжалу в каждой руке. Ожерелье из черепов звякнуло. Раньше она боялась Кали Черную. В детстве, когда шла молиться в храм, она сторонилась алтаря богини смерти, а сейчас молилась ей:

- Прошу тебя, благословенная сестра тьмы, Кали Черная, повелительница смерти, танцующая на черепах своих врагов! Молю тебя, придай мне сил, чтобы я могла отомстить за себя. Пусть он выпьет из той же чаши, что и я. Пусть я увижу, как он будет рыдать от боли, потеряв самое дорогое, что у него есть. Пусть его дни будут проходить в мучениях и сожалениях, и не найдет он покоя нигде. Забери мою жизнь, только исполни мою просьбу, умоляю!

Чонган проснулся ещё до рассвета – сегодня будет тяжёлый день и надо успеть все подготовить. Поездка будет длиться две седмицы и потребует больше лошадей, людей и провизии, чем планировалось вначале. Новость о том, что наложница будет сопровождать князя, его огорчила – он только научился не думать о ней каждое мгновение. Привычным усилием он сосредоточился на главном: распланировать и проконтролировать исполнение.

- Третий, ты со мной! – по привычке, которую никак не удавалось изжить, восьмёрка не выезжала за пределы замка по одному. Хенг застонал, ему никогда не нравилось проводить в седле много времени.

Наконец, пышная процессия во главе с князем тронулась. Выезд был официальным - этакая демонстрация повелителя своему народу. Каждый город на пути князя обязан был встретить своего господина должным образом, для чего заранее отправили гонцов. Главам городов и вассалам земель, через которые пролегал путь, придется нелегко – князь с собой взял более сотни человек. Было велено заранее заготовить программу развлечения, чтобы любимая наложница не заскучала, а она слыла весьма капризной особой.

Чонган представил панику, которая царит сейчас среди знати в этих тихих городках на отшибе королевства, и усмехнулся. Князь, принявший правление Янтарной провинцией, напоминал ему куницу, забравшуюся в курятник – быстрый, опасный и хищный. Сколько голов полетят за эту поездку, сколько судеб будет поломано? Одно ясно – прежнего покоя не будет.

В последний раз убедившись, что все заняты своим делом, он поехал к голове процессии. Конь под князем был великолепен – угольно-черная трехлетка, подарок пустынников, горделиво трусила, повинуясь мысленному приказу хозяина. Крупная на боках, и более мелкая на животе чешуя на солнце ярко блестела, жесткая невысокая грива пульсировала, фильтруя воздух. Конь был привязан к князю – этим ритуалом владели только пустынники, а значит стоил больше, чем редкий желтый бриллиант на кольце князя.

- Гиде, подай мне печать, - велел князь и из-за шелковых штор крытой повозки тоненькая ручка протянула ему бархатный мешочек. Князь вынул печать из чехла, поставил оттиск на свитке, протянутую ему советником, и, не глядя, протянул её назад. В то же мгновение ручка Гиде подхватила мешочек и исчезла за шторами. Ветер взметнул ткань и на мгновение Чонган увидел в тени две женские фигуры, тоненькую – Гиде и покрупнее, видимо, служанку. На душе стало тепло, и улыбка тронула его губы. Хенг, как тень следующий за ним, недоуменно взглянул на Чонгана, перевел взгляд на повозку, снова на Чонгана.

- Когда привал? – негромко спросил он. Лысина вспотела, и Хенг протирал её время от времени огромным платком. Форма сильно давила на живот, пуговицы трещали, но пока держались. Хенг не любил такую погоду ранней весной – на солнце жарит как летом, а в тени начинаешь мерзнуть.

- К полудню объявим, - Чонган пришпорил своего коня и отъехал дальше от знати, окружавшей князя. С недавнего времени, он тоже стал владельцем собственных земель, чем втайне гордился, но среди аристократов все ещё чувствовал себя неловко, – надо предупредить, чтобы не мешкая готовили привал, когда достигнем той долины.

- Будет сделано, Первый! Отдохни немного, в последнее время ты взвалил на себя слишком много.

- На кону слишком многое стоит, Третий! – Чонган недовольно взглянул, потёр переносицу и отвернулся.

- Конечно, Первый! Поэтому тебе надо быть полным сил. У тебя много солдат, позволь им заниматься своей работой.

Чонган согласно кивнул и взглянул на крытую повозку с развевающимися на ветру шторками. Хенг проследил за его взглядом и нахмурился.

Во время привала Чонгана пригласили в княжеский шатёр. Гиде, как обычно, сидела по правую руку князя и сегодня была бледнее. Равнодушная улыбка не касалась её губ, глаза полуопущены. Когда она протянула чашу с водой князю, широкий рукав темно-синего, дорожного ханьфу соскользнул и на мгновение обнажил багровые синяки на запястьях.

Чонган замер с недонесенной ко рту чашкой. Он вгляделся в лицо Гиде, позабыв как неприлично он себя ведет. Теперь ему открылись мелочи, незаметные с первого взгляда: тщательно припудренное лицо, опухшая нижняя губа, скованность движений, словно ей больно шевелить спиной, высокий воротник, полностью скрывающий шею. Её руки дрогнули, когда обтирала пальцы господина, голова вжалась в плечи, когда князь, увлеченно разговаривающий с советниками взмахнул руками.

Внезапно в его руках треснула чашка и горячий чай пролился на колени. Чонган недоуменно смотрел на испачканную одежду и не понимал. Перед глазами стояла багровая пелена.

- Чашку не следует сжимать так сильно, здесь ваше рвение совершенно излишне, - услышал он чей-то ехидный голос, а затем довольный хохоток окружающих. Быстро взлетевший начальник стражи не пользовался любовью среди придворных князя.

- Простите, мне надо переодеться, - Чонган встал и, презрев все приличия, вышел из шатра. Он побрел куда глаза глядят. Перед глазами была тонкая рука в багровых пятнах.

Что она сделала такого, что князь ее наказал настолько сильно? Как можно избивать женщин, особенно таких как Гиде? Как он смел поднять на нее руку?!

Он вспомнил оживленное лицо князя, с увлечением и смехом, обсуждающим что-то за столом и рядом тихую, бледную Гиде. Его чуть не вывернуло. Жжение в груди усиливалось, грозя излиться криком, он почти бегом вбежал в палатку, которую делил с Хенгом, схватил подушку и воткнул кинжал, потом ещё и ещё. Представляя себе лицо князя он с наслаждением вонзал и полосовал подушку, матрас, одеяла, свитки – всё, что попадалось под руку. Услышав шаги, он резко повернулся с рычанием, занес нож и замер, не донеся всего лишь чуть-чуть до испуганного Хенга.

- Я хотел… - узкие глаза чуть не вылезли из орбит, руки поднялись в защитном жесте. Хенг старался не двигаться, из глаз друга выглянул разъяренный диуани. – Первый, что с тобой?

Чонган выронил кинжал из рук и молча вышел из шатра. Хенг обессиленно опустился на пол, вытер со лба пот. Впервые в своей долгой жизни, он видел друга настолько взбешенным. Сказалось ли напряжение последних лун или же причина в ней, зеленоглазой девочке?

Шел четвёртый день пути, они миновали уже два городка, расположенных вдоль крошечной речки, почти ручейка, катившей мутные воды с гор. Речка была коварна, к весне она разбухала и грозила выйти из берегов. Чуть позже, через луну, её сил хватит, чтобы ворочать огромные камни и рушить многочисленные плотины. Все лето она будет питать бесчисленные поля с рисом, а к осени обмелеет и утихнет. Сейчас же, они ехали по руслу, гораздо более удобному, чем разбитая дорога. Князь злился и грозился повесить вассалов, повинных в плохом состоянии дорог.