Один за двоих (СИ) - Гай Юлия - Страница 8

К счастью, больше мы не встречали локхи. Мятежники, видимо, посчитали, что расправились с мальчишкой нарьягом, и ушли.

— Против кого они бунтуют, Шику?

— Против верховный Харру, правитель Нарголлы, — объясняет Шику. Мы то и дело переходим с нари на имперский и обратно, довольно хорошо друг друга понимая. Правда, парень, наверное, уже стер язык отвечать на мои вопросы, но все равно отвечает, поясняет, рассказывает и при этом смотрит так, как не смотрела ни одна влюбленная девушка — с обожанием и восхищением.

— Чем он не угодил им?

— Харру — мудрый и справедливый правитель, — отвечает Шику, — но могущество нарьягов вызывать зависть у людей. Когда рабы на рудниках стали самовольно покидать Грот Ферро, нападать на детей Звезды, Харру решить собрать охрану. Заключить договор с чужаками.

— Ты имеешь в виду междумирье? — удивляюсь я. Шику озадаченно пожимает плечами.

— Земли, что за окном… Там живут похожие на Нар-одар, но сердца их черны.

— Харру покупал у междумирья оружие и людей?

— Нарьяги не уметь воевать, — переходя на имперский, печально кивает парень.

— А что вы отдаете взамен? Ну, тем, чьи сердца черны?

— Ферро, у нас много рудников…

— А как же ваша магия? — восклицаю я. Шику смотрит большими глазами.

— Нар-одар шутить? Что есть магия?

Глотаю застрявший в горле ком. Черт! Едва не выдал себя! Надо быть осторожнее.

До сих пор я не видел, чтобы нарьяг пользовался своими шаманскими свойствами. Шику разрушил мое представление о смертоносной нелюди: обычный мальчишка, сообразительный, простодушный, легкий на подъем. К великому моему удивлению, на его лысом меченом черепе стали пробиваться волосы.

— Зачем нарьяги бреют головы? — меняю тему разговора, и опять он удивляется безмерно. Потерев щетину на подбородке, демонстрирую, как я бреюсь по утрам. Чуть подумав, Шику качает головой:

— Я не бриться, нет…

Теперь удивляюсь я:

— Ты сказал, что расплавил пули, как ты это сделал?

— Меня научить Камфу.

— Я понимаю, что тебя научили, но как ты это делаешь?

Он напряженно думает.

— Как Нар-одар дышать?

Все понятно, Шику не может объяснить механизма действия магии, это на уровне рефлексов.

— Ну, а показать можешь?

Нарьяг кивает, закусывает губу и, хмурясь, смотрит куда-то в центр моей груди. Мгновение ничего не происходит, а потом… описать такое невозможно. Мне кажется, что меня затянуло в портал помимо воли, вокруг закручивается воздух, и я, будто внутри огромного персонального смерча, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, грудь горит, легкие плавятся от натуги.

— Хватит!

Шику моргает и, кивнув, отпускает меня. Я почти падаю, лицо мальчика плывет перед глазами — впечатляющая демонстрация! Похоже, магия нарьягов направлена на дестабилизацию пространства. То же они проделывают и с металлами: разрушается структура кристаллической решетки, ножи словно плавятся, но при этом температура не повышается ни на градус.

— Нар-одар не сердится? — с тревогой спрашивает Шику, я натягиваю на лицо улыбку.

Ты просто кладезь информации, мой мальчик, воистину мне подфартило встретить именно тебя!

— Нар-одар не сердится, — протягиваю руку к его голове таким привычным родным жестом, игла в сердце впивается еще на один оборот.

Вечерами я почти забываю, что Шику нарьяг. Без бус, в моей рубашке и со смешным ежиком волос, он кажется обычным пацанчиком. Мы сидим рядом и смотрим на огонь, крутя прутья с нанизанными на них тушками цакв. Брикеты концентрата давно закончились, и Шику наловчился ловить странных волосатых существ, похожих на змею с лапками ящерицы. На вид они ужасны, но есть вполне можно, мясо на вкус напоминает курицу.

— Расскажи о своих родителях, Шику.

— Я плохо помнить, только маму… Но лицо не помнить, только голос, песни…

Киваю. Я тоже смутно помню родителей, наверное, потому, что их все время не было дома.

— Мама пела о прекрасный мир, где жить наши предки, о бесстрашный герой, кто несет свет звезды туда, где темно… Она ждать, но не успеть… дождаться, да?

— Верно.

— Нар-одар, — вдруг спрашивает Шику, — расскажи о тот прекрасный мир, где ты жить.

Что я могу ему рассказать? Что пришел из мира, где живут люди с черными сердцами? Что родился в этом мире, рос, воевал, играл в футбол в дополнительном составе оримской сборной, а потом подставил брата и развязал войну? А еще и перебил посольство его соплеменников?

Качаю головой.

— Я ничего не помню о том мире, Шику. Извини.

Еще через два дня мы достигли горной цепи. Подножия гор облепили дохленькие серые елочки, а верхушки — седые облака.

— Сможем миновать перевал до темноты, Шику?

— Опасно.

— Тогда переночуем здесь.

Нам попалась маленькая пещерка, наверное, в таких же наши дремучие предки устраивали свои семейные гнездышки. Шику убежал в лес ловить ужин, а я развел костер и наломал лапника — спать на земле становится холодно.

Сидим у костра друг против друга в ожидании ужина, цаква мирно подрумянивается, потрескивая на пруте. Шику кутается в мою рубашку, подтянув к себе босые, исколотые хвоей ступни. В пещеру заглядывают далекие искорки звезд. Цаква начала дымиться, снимаю ее с огня, подношу ко рту и заставляю себя вонзить зубы в жареную тушку. Тонкие косточки противно хрупают.

— Шику, не лови больше этих змей, от них изжога одна. Аутотренинг, что цаква вкусная и полезная, уже не помогает.

Нарьяг сокрушенно кивнул, всем видом выражая скорбь.

— Далеко еще твой Грот Ферро?

— За перевалом. Нар-одар будет дорогой гость, Наару встретить с хорошее угощение.

Сильно сомневаюсь, что неведомый Наару так уж мне обрадуется, но мальчику о моих сомнениях знать не следует.

Шику склоняет голову к плечу, думает о чем-то невеселом, хмурит светлые брови совсем по-взрослому.

— Нар-одар опасно идти рудник, — наконец встревожено говорит он, — там быть Камфу.

По его тону понимаю, что Камфу я должен вспомнить.

— Ты наказать Камфу за нарушенность обряд? — спрашивает Шику.

Его вопросы застают врасплох, мальчик будто проверяет меня на вшивость.

— Как Камфу нарушил обряд?

— Он не дать молить об одарении, он вырезать ррицу не от святость… Он… Ты не помнить? — вскрикивает пораженный до глубины души нарьяг. — Про ррицу?!

Качаю головой:

— Шику, я плохо знаю ваш язык. Что такое ррица и причем тут святость?

Шику в отчаянии смотрит на меня. Он указывает на живот и начинает объяснять, как по-нарски звучат печень, почки и селезенка, как происходит обряд «обретения души».

У меня темнеет в глазах.

— Камфу взять ррицу, — моргая от набегающих слез, поджимает губы Шику, — он вырезать у Нар-одар печень и жарить ее для Алвано. Как ты не помнить?!

Мои нервы не выдерживают. Едва выскакиваю из пещеры, желудок без сожаления избавляется от остатков цаквы. Падаю на колени, упираясь руками в покрытую колючей хвоей землю, меня колотит озноб, живот скручивают спазмы тошноты, хотя желудок уже пуст. Отплевываюсь тугой желчью, свесив голову до земли. Мне хочется умереть или заплакать, внутри будто свернулся, растопырив иголки, дикобраз.

Теперь больше не получится делать вид, что ничего не произошло. Я готов узнать правду о последних часах твоей жизни, какой бы она ни была. Иду в пещеру к Шику, хватаю за грудки и подтягиваю к себе.

— Быстро рассказывай, что эти нелюди сотворили с Ко… со мной!

Губы мальчишки трясутся, отплясывая ту же пляску, что и мои колени.

— Нар-одар совсем не помнить?

— Нет! Говори!

Глаза у него делаются на пол-лица, он затравленно кивает и начинает рассказ. Я слушаю, боясь пропустить даже звук.

Однажды наставник Шику Камфуххир арк Умшир объявил ему, что берет с собой в красные пески. Шику покинул Нарголлу с ним и большим отрядом «пустых» (так нарьяги называют наемников из междумирья, название, в общем, говорит само за себя). Возглавлял отряд некто Алвано, командор, человек приближенный к верховному Харру. Его присутствие вызывало в Шику необъяснимый трепет. Если остальные были просто «пустые», Алвано носил в груди самое черное из сердец.