Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 94

— Ты смогла бы понимать такого человека, конечно, — язвительно скривила лицо младшая виконтесса Воле.

— Нет. Я даже себя понять не в состоянии, не то что такое произведение искусства, как парадоксальный человек, — ответила Ида, вновь отворачиваясь к окну.

— Тебе не обязательно понимать его, что бы выйти за него замуж, — лицо Моник ещё больше скривилось.

— Я не собираюсь за него замуж, — устало протянула средняя виконтесса Воле. — И не собираюсь мешать тебе сражаться за его сердце с другими девушками округи. И да, за его состояние конечно же. Приз не стоит того, на мой взгляд.

— А кто стоит? — спросила Моник, которая иногда любила послушать рассуждения сестры, особенно в дальней дороге.

— Никто, Моник. Никто не стоит ни любви, ни борьбы, — ответила Ида, откидываясь назад и прикрывая глаза, делая вид, что засыпает. — Все в итоге оказываются ничтожнейшими тварями не стоящими борьбы и достойными лишь пинка, а не поцелуя. В людях куда больше недостатков, чем достоинств.

— Тогда в чем смысл любви? — подняла брови Моник.

— Любить недостатки и искренне считать их достоинствами, — проговорила Ида и плотно сомкнула губы, давая понять, что больше ничего не скажет.

Моник закатила глаза и, вздохнув, отвернулась к своему окну. Мелькали предместья, живописные уголки природы, созданные и поддерживаемые заботливой рукой человека. В небе кружили птицы, которых туда, казалось, выпустила также заботливая рука. Ничто не казалось настоящим.

========== Глава 31 ==========

Апрель для семьи Воле начался с мелких домашних хлопот, которые, однако, отнимали всё время у Иды. Жюли чаще чувствовала себя плохо, жаловалась на головные боли, тошноту, движения ребенка, настроение у неё менялось быстрее и стремительнее, чем погода в горах и лишние люди в доме раздражали её одним лишь своим присутствием. Средней виконтессе Воле пришлось рассчитать всех слуг, кроме Люси, Филиппа и Жака, под предлогом обострившегося своенравия Жюли. На самом деле, она уже давно подумывала это сделать, ведь чем меньше людей было в доме, тем легче было избежать сплетен и кривотолков, связанных с той жизнью, которую она теперь вела. Люси была такой ненаблюдательной, что ни о чём не догадывалась, Филипп все время пропадал на конюшне, а проницательный Жак был просто образцом такта, и никогда бы не позволил себе с кем бы то ни было обсуждать виконтессу Воле и каким-либо образом выказывать свои предположения. На бедняжку Люси свалились все заботы по дому, в том числе и приготовление пищи, и уборка, в то самое время, когда Жюли требовала самых изысканных блюд и невозможной чистоты. Ида же, несмотря на свою вспыльчивость, проявляла чудеса терпения по отношению к сестре, которой было многое простительно в положении беременной вдовы. Но в отношении Моник, она, как предпочитала говорить иногда про себя младшая Воле, «сорвалась с цепи».

Эдмон всё ещё пребывал в мрачном расположении духа после завершения скачек, хотя с ней он по-прежнему был обходителен и мягок. Но, обостренным чутьем влюбленной женщины, Ида чувствовала, что он угнетён. Единственное, что доставило ему радость, так это наблюдать с каким неистовством пытался барон Дюпен восстановить своё доброе имя, после того, как Сорель так некстати предал его и признал свою вину и вину своего покровителя. Ида не представляла себе, как выдернуть герцога из этого угнетённого состояния и от этого бездействовала, тяжело переживая своё бездействие, а Дюран, в свою очередь, всё больше и больше погружался в свои мрачные мысли от её бездействия, думая, что безразличен ей настолько, что она не пытается даже его развлечь.

День начался для Иды просто великолепно. Выйдя в холл она столкнулась лицом к лицу не с кем-нибудь, а с гордой и величавой Катрин Алюэт, которая небрежно сбросила на руки Жаку накидку со своих хрупких плеч и таким же небрежным кивком поприветствовала Иду.

— Катрин Алюэт, вот так встреча, — холодно произнесла Ида, не склонная видеть в своем жилище посторонних. — А я не ожидала, что кто-то явиться ко мне без приглашения.

— Я же приехала не к вам, виконтесса Воле, а к Жюли, — Катрин недовольно поджала губы и смерила Иду презрительным, как ей казалось, взглядом.

— Ах, тогда это, конечно же, в корне меняет дело, — всё так же холодно, но уже более саркастично заметила виконтесса Воле. Впрочем, её сарказм пропал даром, Катрин Алюэт не умела пользоваться этим оружием и, вследствие этого, была для него почти неуязвима. Понимая, что пауза несколько затянулась, Ида попыталась любезно улыбнуться и, показывая на двери гостиной, произнесла:

— Жюли в гостиной, думаю, она будет вам рада.

Катрин гордо вскинула головку и прошествовала мимо виконтессы Воле в гостиную и, когда дверь за ней закрылась, Ида с усмешкой прислушалась к потоку бурных излияний к Жюли, которая сидела в кресле и с каменным лицом смотрела на бывшую подругу. Сейчас ей казалось ужасным, что когда-то она находила общество этой пустоголовой девицы весьма интересным и могла часами с ней болтать о новых туфлях, шляпках и о том, какое платье было на мадам N или мадемуазель M. Сейчас, привыкшая к обществу сестры и её спокойным рассуждениям о тленности жизни, она находила все светские беседы, доставлявшие ей некогда огромное удовольствие, пустяковыми.

— Жюли, это что-то ужасное! — воскликнула Катрин, когда у неё прошла первая волна восторга от встречи. — Он решил вернуться, ты представляешь?

— Кто, Катрин? — Жюли подняла брови, выражая своё раздражение, которое Алюэт приняла за удивление.

— Брат мадам Шенье, Жюли! — Катрин смотрела на собеседницу взглядом полным ужаса и старшая Воле уже начинала терять терпение. Общение с Идой, которая не любила сплетни и прибегала к ним крайне редко, дало о себе знать.

— Ну и что с того? — Жюли старалась выглядеть равнодушной. — Он имеет право приехать к своим родственникам. И мне, честно говоря, всё равно, кто он. Я не обращаю внимания на него, он не обращает внимания на меня.

Катрин несколько секунд внимательно смотрела на бывшую подругу и, наконец, казалось, с трудом проговорила:

— Жюли, что с тобой? Тебя как будто подменили. Ты становишься похожа на свою сестру.

— На кого мне ещё становиться похожей? — не выдержала старшая Воле. — Она одна из немногих, с кем я могу поговорить.

В её интонации прозвучал отчетливый намек на то, что о ней все позабыли после гибели Антуана и Катрин невольно поёжилась.

— Но, Жюли, об этом говорит весь город! — попыталась снова заговорить Катрин. — Это главная светская сплетня!

— Мне всё равно о чём говорит город, я, кажется, уже давно покинула светскую жизнь, — снова оборвала её маркиза де Лондор и, предвосхищая следующий каскад фраз, который была готова исторгнуть Катрин, продолжила, — Мне совершенно всё равно, как это связано герцогом де Дюраном, я слишком его презираю, чтобы слушать ещё и о нём.

— Но он же… ты же помнишь, как он уехал, он оставил записку… — Катрин всё ещё пыталась увлечь Жюли.

— Мне все равно, Катрин, — зло отмахнулась маркиза де Лондор. — Я рада, что ты посетила меня, мне это очень приятно, но сегодня я плохо себя чувствую.

У Катрин редко случались приступы проницательности, но сейчас она поняла, что её визит явно был некстати и только что ей ясно дали это понять. Сдержанно попрощавшись с Жюли и пообещав навестить её позже, она удалилась. Бросив полный гордости и презрения взгляд на ухмылявшуюся Иду, которая всё ещё стояла на ступенях лестницы, опершись на перила, Катрин резким движением забрала свою накидку у Жака и, быстрее пули, выбежала на улицу, избавив себя от удовольствия услышать саркастичный смех Иды.

***

— Катрин сообщила мне прелестную новость, — сказала Жюли, когда сестры сели обедать и Люси принесла первое блюдо.

— Катрин Алюэт приезжала сюда? — удивленно протянула Моник.

— Я же тебе говорила утром, — раздраженно заметила Ида, недовольно поглядывая на нерасторопную Люси. — Явилась с видом королевы, а ушла с видом пристыженной девочки. Мне уже до смерти надоело здешнее общество.