Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 79

Жозефина казалось, не замечала никого вокруг, помахивая широким шелковым веером с тончайшей золотой вышивкой. Но если её взгляд случайно натыкался на Клода, он становился ещё более каменным и равнодушным. Ида даже не хотела предполагать, как её брат, не отличавшийся решительностью, мог так спокойно выносить этот взгляд. Да она и не хотела предполагать. Она желала лишь своими собственными руками вырвать сердце у этой спесивой девицы, чтобы сполна отомстить за все те страдания, что она причиняла Жюли и Клоду.

— В каком он заезде? — прошептала Моник, сжимая руку сестры и напряженно глядя на арену ипподрома.

— Кто? — переспросила Ида, хотя прекрасно понимала, о ком идёт речь.

— Герцог Дюран.

— В третьем, кажется, — безразлично пожала плечами виконтесса Воле.

— Ты слышала, — Клод неожиданно повернулся к Иде, как будто вспомнил что-то очень важное, — что эти скачки посетит император Наполеон и императрица Евгения?

— Не может быть! — выдохнула Моник в то время, как Ида замерла в оцепенении. Клод только молча кивнул.

— Хоть раз в жизни мы сможем наяву увидеть человека, который управляет нашей страной, — с какой-то непонятной усмешкой произнес Жером.

— Ты кстати знала, что Дюран знаком с ним? — спросил Клод, снова обращаясь к Иде и, несколько мечтательно, глядя в даль, — Подумать только! Быть знакомым с самим императором.

— Не может быть! — снова воскликнула Моник и среднюю виконтессу Воле начало раздражать её наглое вмешательство в разговор и простодушное удивление.

— Ничего удивительного, — раздраженно ответила она. — Он же член герцогской фамилии. Они даже, кажется, в очень дальнем и весьма сомнительном родстве.

— До чего же ты его ненавидишь! — непроизвольно вырвалось у Клода.

— А за что мне его любить? — огрызнулась средняя виконтесса Воле, думая о том, что, по сути, действительно не за что. Клод же только покачал головой и отвернулся. Он не мог понять, почему его сестра на дух не переносит и девушку, которую он любит, и его лучшего друга. Впрочем, Ида не любила никого, кроме своей семьи, да и из семьи она любила далеко не всех.

До начала заездов оставалось ещё пятнадцать минут, но бурное, шумное оживление на внезапно уступило место сдержанным переговорам в полголоса. Поднеся к глазам маленький театральный бинокль, Ида поняла, в чём было дело: на ипподром прибыла императорская чета. Наполеон III, которого Ида ненавидела всеми силами души за Крымскую войну, оказался не очень высок, чуть выше своей супруги и виконтесса Воле невольно подумала, что на портретах он выглядел куда красивее и мужественнее. Императрица Евгения, славившаяся своей красотой на всю Европу, тоже весьма разочаровала Иду, так как казалась весьма невзрачной и болезненной. Младшая Воле тоже поднесла к глазам бинокль и безучастно уставилась на правителя государства, перед которым раскланивались какие-то придворные.

Императору должны были показать фаворита этого сезона, и весь громадный ипподром ждал этого момента с нетерпением. И вот, в тишине, нарушаемой лишь редкими перешёптываниями, утопая в шелковой траве изумрудного, идеально подстриженного газона, к императору, ведя под уздцы невероятной красоты арабского жеребца, шёл жокей. Черная, без единого светлого или даже серого пятнышка шерсть, блестела на солнце. Грациозное животное изящно переступало с ноги на ногу, повинуясь каждому движению хозяина. Когда жокей склонился в почтительном поклоне перед императорской четой, конь тоже склонил голову. Ида боролось с желанием рассмотреть всё в подробностях и желанием бессильно опустить бинокль.

— Идет время, но ничего не меняется, — негромко произнес император, приветствуя Эдмона. — Помнится, в том году вы тоже были фаворитом и одержали весьма красивую победу, герцог.

Эдмон с улыбкой склонил голову. Все здесь прекрасно понимали, что каждый жест, слово, поворот головы — это лишь часть этикета, почти незаметная, но настолько важная, что подлежит обязательному выполнению. Всё вокруг было сплошной условностью.

— Может быть вам пора оставить это занятие? Ведь скачки это азарт, который не идёт к вашему благородству, — император тоже улыбнулся.

— Азарт для тех, кто делает ставки. Я не рискую ничем, кроме самого себя и своего коня, — Дюран смело поднял глаза и посмотрел на императора.

— Я поставлю на вас, если кто-нибудь согласится со мной поспорить, — Наполеон улыбнулся. — Вы можете пообещать мне, что победите?

— Прошу меня простить, ваше величество, но я не даю обещаний. Их приходится выполнять, — левая бровь Эдмона привычным движением скользнула вверх, уголок рта слегка дрогнул. Вокруг пробежал лёгкий шепот осуждавших подобную дерзость, но император снова улыбнулся и лишь кивнул. Ещё раз поклонившись, Дюран развернулся и направился обратно через изумрудный газон, ожидать своей очереди. На ложу, в которой сидела Ида, он даже не обернулся, или же бросил такой мимолетный взгляд, что его никто не заметил. Впрочем, за это средняя Воле была ему премного благодарна: привлекать к себе лишнее внимание ей не хотелось.

Начинался первый заезд. Ида не следила за ним, так же, как не следила и за вторым. Лишь изредка она поворачивалась к арене, чтобы посмотреть на то, как очередная лошадь красиво перелетает через препятствие и весь ипподром заворожено перестает дышать. Ей нравилась вся эта пышность и торжественность, нравились грациозные лошади, но ей, впрочем, как всегда, не нравились окружавшие её люди.

— Третий заезд, дорогая сестра, — произнес Клод, мельком взглянув на Иду. — Ты уже нашла того, кто не разделяет твою веру в победу Дюрана?

— Я уверена, ты тоже, — ответила Ида, слегка обмахиваясь веером и бросая косые взгляды на Моник, которая без конца поправляла шляпку.

— Их здесь больше, чем мне хотелось бы, — Клод сдержанно улыбнулся и добавил, — Мой оппонент утверждал, что не проиграл ни одного пари.

— Кажется, мы оба имели несчастье поспорить с бароном Дюпеном, — сквозь смех сказала средняя виконтесса Воле.

— Он искал его специально, — подал голос Жером.

— Барон Дюпен покровитель Сореля, — коротко пояснил Клод, — главного соперника Эдмона в этом году.

========== Глава 28 ==========

Начинался третий заезд. Лошади нетерпеливо переминались передними ногами и несколько, как казалось, ожесточенно помахивали хвостами. Жокеи усмехались и потирали руки. Зрители перешептывались, делая последние ставки. Ида снова украдкой взглянула на Моник: младшая Воле, забыв о всякой осторожности и правилах приличия, не сводила глаз с одного единственного человека. Хотя могла ли средняя виконтесса упрекать сестру в несоблюдении правил приличия?

Эдмон спокойно поправил перчатки и ненавязчиво, но изучающе взглянул на каждого из своих соперников. Он занимал крайнюю позицию, а это значило, что на протяжении первой полумили его будут отчаянно прижимать к внутренней стороне круга. Что ж, оставалось, как всегда уповать на быстроту ног и выносливость Агата. Дюрана взглянул на своего главного соперника, Сореля. Тот заметно нервничал и, следовательно, никаких неожиданностей на круге ждать не придётся. На своем горьком опыте Эдмон убедился, что когда соперники абсолютно спокойны, можно ожидать чего-то вроде натянутой над барьером тонкой веревки, за которую лошадь зацепится ногами, или слетевшей, в самый разгар скачки, подковы.

Неторопливым размеренным шагом к старту подошел помощник судьи поднял в вверх руку, в которой блеснул заряженный холостым патроном револьвер. Жокеи пригнулись к спинам лошадей, ожидая выстрела. Казалось, весь ипподром замер в предвкушении зрелища. Впрочем, другого трудно было ожидать, ведь в этом заезде участвовали сразу два великолепных жеребца с не менее великолепными жокеями. Эдмон ещё раз взглянул на Сореля. Тот прикусил губу и напряженно смотрел вдаль, за границы ипподрома.

Раздался глухой выстрел, и все лошади резко сорвались с места, поднимая в воздух клубы пыли. Жокеи хлестали их так, что бока животных покрывались розовыми рубцами. Агат, по привычке, рванулся вперед, и Эдмону с трудом удалось его удержать. Почти не отрываясь, он следил за Сорелем, шедшим на три позиции впереди и продолжавшим рваться ещё дальше. И вот первый барьер. Агат с легкостью птицы перелетел через невысокое препятствие и, грациозно приземлившись, помчался вперед, всё ещё сдерживаемый жокеем. Второй барьер он взял так же красиво, как и первый. Напряжение не позволяло оглядываться по сторонам, но Дюран чувствовал, что окружающие его соперники пытаются зажать его со всех сторон и не дать вырваться вперёд, являя поразительное согласие людей, которые сейчас борются друг с другом за победу. В этот момент Эдмон почувствовал, что носком сапога он уже задевает невысокий забор, огораживающий внутренний круг. Это значило, что пора выбираться и Агат, теперь уже не сдерживаемый, а лишь направляемый, отчаянно рванулся к первым позициям, обходя соперников. Четверть круга была уже позади.