Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 156

***

Ида никогда не видела Клода таким. Даже в тот момент, когда он без приглашения ворвался в её кабинет, едва соскочив с коня, чтобы сообщить, что герцог Дюран арестован. Но сейчас он выглядел, как человек, который потерял нечто дорогое и теперь оплакивает потерю, зная, что вернуть утраченное уже не сможет. Во всей его позе сквозило грустное, но отрешенное и окаменелое спокойствие. Обостренное внимание зацепилось за его одежду, и Ида заметила, что он в дорожном костюме, хотя с момента его возвращения должно было пройти не менее двух часов. Она быстро обернулась на Эдмона, надеясь, что он скажет хоть что-нибудь, чтобы эта неизвестность была разрушена, но герцог Дюран тоже хранил молчание, хотя и было видно, что он изо всех сил пытается подобрать подходящие слова для начала разговора. Банальные фразы о том, что произошло и чем вызвана такая спешка, казались сейчас неправильными, хотя были единственным, что готово было вот-вот сорваться с губ.

Головокружение прошло, но Клод был не в силах оторваться от перил и сказать хоть что-то, предпочитая переводить взгляд с одного человека на другого. Он ждал их приезда, но совершенно не представлял, как скажет им то, что собирался сказать: все слова казались какими-то неподходящими. Молчание начинало затягиваться, и тишина становилась невыносимой.

— Если вам что-то понадобиться, я буду неподалеку, — решился, наконец, разрушить эту тишину управляющий и, коротко поклонившись, быстро исчез в одной из дверей, которые вели из холла в комнаты, справедливо решив, что сейчас ему здесь не место. Клод тем же холодным взглядом проводил слугу, понимая, что больше хранить молчание невозможно, и, сделав несколько шагов вниз, не дожидаясь, когда его спросят, излишне спокойно произнес:

— Жером умер.

Пожалуй, только то, что она ожидала плохих новостей, позволило Иде принять это известие без лишнего драматизма. С её губ не сорвалось даже тяжелого скорбного вздоха удивления и ужаса: она знала, что сейчас, в который раз за последний год, должна проявить твердость характера и силу. Она успеет трижды оплакать смерть брата, но после, когда никто не будет её видеть. Совершенно некстати виконтессе Воле вспомнились похороны её отца, на которых Жером сказал, что следующие будут для их семьи лишними. И вот теперь, по какой-то мрачной иронии, именного его похороны должны будут стать следующими.

— Когда? — это было единственное, что Ида могла сейчас спросить, хотя понимала некоторую неуместность этого вопроса. Наверное, стоило выразить соболезнование, проявить сочувствие, тем более что по виду Клода можно было с уверенностью сказать, то он нуждается в этом. Особенно, если учесть то, каким спокойным, почти будничным тоном, он произнес эти два слова. Он, так же как и тогда, в зале суда, старался быть спокойным.

— Вероятно, ночью, — Клод тяжело вздохнул и снова оперся на перила, словно мог упасть в любой момент. — Когда я приехал утром и пошел наверх, чтобы поговорить с ним он… был уже мертв.

Последние слова дались ему с особенным трудом. Так часто повторять это и осознавать, что эти слова относились к Жерому, было выше его сил, но он знал, что только так сможет смириться с этим.

— Какова причина смерти? — внезапно произнес Эдмон, сводя брови к переносице и устремляя на Клода мрачный взгляд. Вопрос был вполне естественным, но бесстрастный тон, которым он был задан, делал этот разговор похожим на допрос. Дюран не хотел, чтобы это звучало так, но для него это был единственный способ сохранить всеобщее спокойствие, тем более что он догадывался, каким будет ответ. Если бы это была смерть, вызванная болезнью, Клод не стал бы делать из этого тайны, тем более что несколько дней назад Жером был совершенно здоров и даже весел, насколько, конечно позволял его характер.

— Сердце может остановиться в любой момент, — пожал плечами Клод, спокойно встречая взгляд друга, и, понизив голос, мрачно добавил: — Но я не верю, что это тот случай.

Вот и всё. Теперь страшное подозрение было произнесено вслух, перестав быть просто навязчивой мыслью. Клод даже почувствовал странное облегчение от того, что, наконец, сказал это.

— Только этого нам не хватало, — прошептала Ида и быстро оглянулась на Эдмона, который продолжал смотреть на Клода ещё более мрачным взглядом, чем раньше. Если это и вправду было убийство, ещё одно, Дюран поймал себя на том, что чуть было, не сказал в мыслях «очередное», то для этого места, для этой семьи, да, впрочем, и для него самого, это было слишком. Не так давно, каких-то полтора месяца назад вся Марна наперебой обсуждала убийство Андре Лорана, и теперь всю округу ждало новое потрясение.

— Для подобного заявления должны быть достаточно веские основания, — так же негромко проговорил Эдмон.

— Когда ты все увидишь, ты поймешь, что мои подозрения не беспочвенны, — спокойно ответил Клод, и, развернувшись, направился обратно вверх по лестнице, продолжая опираться на перила. Первой за ним, подбирая юбки, бросилась Ида, которой воображение уже рисовало ужасную кровавую картину. Она не представляла, сможет ли выдержать, если увидит подобное в реальности, но оставаться здесь, внизу, она не могла и не желала. Если её брат и вправду был убит, то она должна была видеть, как. В конце концов, это был не первый её родственник, которого ей предстояло увидеть мертвым. За последние несколько лет она вдоволь насмотрелась на мертвецов, если, конечно, в данном случае было уместно это выражение.

Герцог Дюран отстал всего на мгновение. Жером, ровно, как и его брат, хоть и обладали определенной степенью ироничности, которая в большей степени служила им щитом, нежели оружием, все же были одними из самых спокойных и доброжелательных людей, которых он знал. Его не удивила бы смерть Андре Лорана, если бы ему сообщили о ней подобным образом, а он сам не имел бы к ней отношения, так как Андре Лоран имел достаточное количество ненавистников для того, чтобы быть убитым. Его не удивило бы, если бы его самого попытались бы убить: при его образе жизни это случалось. Но в то, что кто-то убил Жерома, который настолько мало общался с людьми, что у него с трудом можно было предположить наличие друзей, а уж тем более врагов, он отказывался верить. Эдмону хотелось списать это подозрение на некоторую мнительность Клода, но Лезьё был совершенно лишен её.

Клод остановился у двери, понимая, что он всё ещё не в силах войти туда. Только осознание того, что сейчас, перед этими людьми, он не может проявить подобную слабость, и того, что рано или поздно ему все же придется вновь переступить порог этой комнаты, заставили его все же взяться за ручку и решительно, так же, как и двумя часами ранее, распахнуть дверь настежь, стараясь, правда, не глядеть в сторону кровати. Ида сделала, было, шаг вперед, но Дюран осторожно, почти незаметно, но крепко удержал её за локоть, и негромко проговорил:

— Госпожа виконтесса, может быть, вам стоит пока остаться здесь?

— Нет. Я должна видеть. Не держите меня, прошу вас, — ответила она, выдергивая руку из пальцев герцога, и шагнула к распахнутой двери, на всякий случай, опершись рукой на косяк. Клод тоже попытался поддержать её, но она отдернула руку так, словно он обжег её, и окинула взглядом комнату, проходя внутрь. Замерев посередине комнаты, она молча смотрела на мертвое тело на кровати. На её лице не дрогнул ни один нерв, только в глазах можно было увидеть отражение того, что происходило в этот миг в её душе и мыслях. Она не представляла, что должен был почувствовать Клод, когда увидел это. А ведь он, распахнув дверь утром, даже не думал о том, что его ожидает за ней подобное зрелище. В том, что она видела, не было ничего ужасного, не было бросающейся в глаза жестокости, но от этого не становилось лучше. Напротив, во всем этом было даже что-то отталкивающее, неприличное, слишком интимное.

— Какая некрасивая смерть, — прошептала она и, отвернувшись, закрыла рукой лицо. С этими словами не мог не согласиться даже Клод, который осторожно взял сестру за руку, надеясь, что этот жест в большей степени успокоит его самого.