Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 144

Несколько мгновений Эдмон молча смотрел на своего собеседника. Наконец, собравшись с мыслями, он мрачно, почти угрожающе, ответил:

— Не надейтесь, что ваш чудесный край вернется к своей пасторальной изысканности, когда я его покину.

— Почему же?

Герцог Дюран усмехнулся. Зло и красиво, так, как он делал это всегда, и, дотрагиваясь пальцами до полей цилиндра и слегка кланяясь в знак прощания, негромко добавил:

— Потому что только после бури вы видите, каких чудовищ море выбросило на берег.

Проговорив эти слова он, неторопливой, гордой походкой продолжил свой путь, оставив на дороге мрачного, нахмурившегося Шенье, который глядел ему в след.

***

Для этого времени года погода стояла более чем странная. Уже несколько дней подряд шел теплый весенний дождь, от которого все дороги превратились в непроходимое, грязное болото. Было всего лишь девять часов и, по обыкновению, в это время весной уже было светло, но сегодня все небо было беспросветно затянуто темными, почти черными, тучами. Где-то вдалеке слышались глухие, быстро приближающиеся раскаты грома, словно предвещавшие страшную трагедию и кровавую развязку.

Ида стояла возле окна в библиотеке и смотрела на подъездную аллею. Снаружи бушевал ветер, нещадно обрывая алые и белые лепестки и унося их куда-то вдаль. На горизонте сверкали молнии, озаряя небо вокруг себя загадочным белым светом. Когда-то давно Ида слышала, как кто-то сказал, что когда на небе появляется молния можно увидеть Бога и ангелов. В детстве во время грозы она забиралась на подоконник и смотрела в небо в надежде увидеть хоть что-то, но ничего кроме освещенных облаков она не замечала. Это было одно из тех маленьких разочарований в религии, которые Ида испытала за свою жизнь.

Дождь неистово барабанил в окно и этот звук больше напоминал какую-то барабанную дробь военного оркестра, чем тихий и умиротворенный шелест. Виконтесса Воле ждала. Сегодня была самая подходящая погода для того, чтобы случилось что-нибудь знаменательное и самое неподходящее.

Жюли сидела на диване рядом и со скучающим видом, в который раз листала модный журнал, один из тех, которыми Ида, на радость Моник, в последнее время завалила полдома. На миг Ида обернулась на сестру и, вздохнув, снова посмотрела в окно. Так она стояла несколько минут, напряженно вслушиваясь в завывание ветра в каминной трубе. Было что-то не то в этом звуке, и внезапно Ида поняла, что её насторожило: сквозь гул ветра до нее донеслось её имя.

— Ида! — средняя виконтесса Воле быстро повернулась к Жюли. Та сидела на диване, глядя в пространство прямо перед собой. Лицо её было белее мела, в глазах застыл какой-то непонятный испуг. Ида бросилась к сестре, и присев рядом взяла её за руки.

— Жюли, дорогая, что случилось? — мягко спросила она, сжимая руки сестры.

— Ида, — Жюли повернула к ней свое испуганное лицо, — Кажется, началось. Я… Я чувствую, что началось. У меня уже было такое, но сегодня…

Не договорив, она легко вскрикнула и схватилась за живот.

— Так, Жюли, спокойно, — холодным и властным голосом сказала Ида, осторожно беря сестру за руки и поднимая с дивана. — В любом случае тебе надо пойти и лечь.

— Ида, нет, я никуда не пойду, — тихо воскликнула Жюли, пытаясь сесть обратно.

— Ты что, хочешь рожать в библиотеке? — спросила Ида, обхватывая сестру за талию и подводя к дверям. Жюли замотала головой и в её голубых глазах показались слезы:

— Нет, давай останемся. Я боюсь.

Её слова заглушил раскат грома, вспышка молнии озарила пустой холл, придавая ему мистичности. Ида была неумолима, однако, после первых же шагов по холлу она поняла, что в одиночку протащить Жюли, которая отказывалась идти, в спальню, ей будет трудновато. Но сейчас, как на зло, “Вилла Роз”, обычно поднимавшаяся с первыми лучами солнца, спала беспробудным сном. Во всем поместье стояла мрачная тишина, нарушаемая лишь воем ветра в каминных трубах, ударами дождя о стекла, раскатами грома и тихими стонами Жюли. За столовой, в кухне, тихонько скрипнула дверь и послышалась шаги и еле слышные голоса прислуги.

— Жак! Жак! — в нетерпеливом отчаянье крикнула Ида, в надежде, что на её вопль явиться если не дворецкий, то хоть кто-то, кто поможет ей донести Жюли до спальни. Шорохи в кухне мгновенно прекратились и после секунды снова наступившей тишины по паркету раздались быстрые и знакомые шаги. На пороге столовой, едва различимая в полумраке, появилась высокая фигура Жака, за спиной которого суетилась Люси.

— Доброе утро, госпожа Воле. Будут указания? — проговорил он, поклонившись с привычной церемониальностью.

— Да, будут. Помогите мне… — Ида не успела закончить фразу, так как Жюли закричала и, сжимаясь в комок, упала на пол. Жак мгновенно кинулся к ней, подхватывая и поддерживая от падения.

— Отнесите её в спальню и положите на кровать! — крикнула Ида, и бросилась в кухню, увлекая за собой Люси. — Быстрее, Люси, быстрее, нам нужны горячая вода и чистые полотенца!

Люси, обычно достаточно неловкая, сейчас взяла себя в руки, осознавая всю серьезность и важность момента. Пока Ида разжигала огонь в печи, лихорадочно соображая, что делать до приезда врача, который в такую погоду будет добираться долго, она набрала воды в самую большую кастрюлю и поставила её на плиту:

— Все готово, госпожа Воле. Мне пойти к госпоже маркизе?

— Нет, оставайся здесь и приготовь чистые полотенца. Хотя нет, разбуди Моник и пусть она остается с Жюли, а вы с Жаком возвращайтесь сюда, — Ида не соображала решительно ничего и, останавливая уже бросившуюся к выходу Люси, крикнула, — Нет, стой, я сама разбужу её, а ты оставайся здесь, я ещё спущусь!

Люси вернулась к плите, а Ида побежала наверх, спотыкаясь и путаясь в полах платья. Впрочем, будить Моник не пришлось: крики Жюли уже сделали это. Младшая виконтесса Воле стояла в коридоре, ещё в пеньюаре и ночной сорочке, с растрепанной косой.

— Ида, Бога ради, что случилось? — воскликнула она, кидаясь к сестре.

— Жюли рожает! — крикнула Ида, пробегая мимо Моник и увлекая её за руку в спальню Жюли.

— Бог мой, а я что могу сделать? — испуганно упиралась Моник.

— Поможешь мне её раздеть, не в платье же ей рожать, — сказала Ида, забегая в комнату, где Жак стоял над кроватью и держал, ещё немного бьющуюся в истерике, Жюли за плечи, — Жак, иди вниз и найди Филиппа, пусть седлает мою лошадь, я сейчас к вам спущусь!

Жак мгновенно исчез из комнаты. Моник продолжала стоять на месте и в недоумении озираться по сторонам.

— Ну же, Моник, помоги снять с нее платье! — снова воскликнула Ида, уже начавшая расстегивать пуговицы на лифе платья сестры. Бледная и дрожащая Моник приблизилась к плачущей и дергающейся Жюли и начала одеревеневшими пальцами расстегивать мелкие пуговицы. Средняя виконтесса Воле тем временем уже выбежала в коридор, и услышала внизу сонный голос Филиппа. Нужно было взять себя в руки, но с трудом получалось. Сердце отчаянно колотилось и прыгало. Что делать она совершенно не знала. Когда её мать рожала Моник, Ида была ещё слишком маленькой, чтобы что-то помнить, даже Жюли вряд ли что-то помнила, а даже если и помнила, то сейчас, наверняка, ничем не сможет себе помочь. Поэтому нужно было, как можно быстрее, привезти сюда врача, чтобы он избавил всех от этого кошмара.

— Филипп, отправляйся в город за врачом! — крикнула Ида, сбегая с лестницы.

— Мадемуазель Воле, вы видели, что твориться на улице? — брезгливо спросил Филипп. — Я никуда не поеду, даже не думайте. Вашу лошадь я оседлал, если хотите — скачите.

— Это был приказ, а не… — брови Иды гневно дернулись к переносице, но закончить фразу ей не дал спокойный и четкий голос:

— Госпожа Воле, я поеду.

На пороге гостиной стоял Жак. Его несколько аристократический вид совершенно не вязался с дикой скачкой под дождем и ураганным ветром, но выбора не было.

— Спасибо, Жак, — уже мягче сказала Ида и тут же снова перешла на приказной тон, — Возьмите мою андалузку, и привезите сюда врача, во чтобы то ни стало, потому что я этого всего не выдержу.