Великий врачеватель - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 31

Каждый ученый находил в книгах древнего философа свое — то, что искал. Старались и священнослужители. Изо всех сил они выискивали каждое слово, подтверждающее существование бога. А так как о боге Аристотель думал смутно и противоречиво, то священнослужители охотно пользовались этими противоречиями. Они писали свои толкования к книгам гениального философа, еще больше запутывая и без того неясные места в этих книгах.

Однажды Джузджани попросил Абу Али написать или хотя бы продиктовать собственное толкование к книгам Аристотеля.

— Ты видишь, — ответил Абу Али, — я очень занят. Но я задумал книгу, которая будет полезна всем. У меня нет времени спорить с противниками и заниматься их опровержением. В свою книгу я включу только то, что считаю верным. Все свои знания, научные и философские, я постараюсь вложить в нее. Там будет и мое понимание Аристотеля.

Эта книга называлась «Китаб-уш-шифа» — «Книга исцеления души».

Абу Али решил, что «Книга исцеления» будет состоять из семнадцати томов. Все достижения научной мысли того времени хотел внести в книгу Абу Али: геология, геофизика, метеорология, физика и оптика, химия, ботаника, зоология. Отдельно Абу Али решил рассмотреть математические дисциплины и теорию музыки.

Государственные дела отнимали много времени.

Он вставал до зари и сочинял два листа из «Книги исцеления». А когда начиналось утро, принимал учеников.

Маленькую площадь перед домом Абу Али заполняли люди. Бывали здесь именитые, знатные. Но больше было больных, ждущих исцеления от чудодейственных рук знаменитого врача Абу Али ибн-Сины. Больше было бедных крестьян, ремесленников и торговцев, которые приносили с собой жалобы на сборщиков податей, разных мелких правителей. Вместе с учениками Абу Али обходил больных, назначая лечение, диктуя лекарства. Затем он садился на коня, чтобы ехать в диван, и иссохшие люди в лохмотьях целовали перед ним землю, бежали за ним следом, мечтая о правильном решении своих жалоб. Абу Али, как мог, восстанавливал справедливость. Но с каждым днем убеждался, что может он очень немного. Для больных и голодных повар Абу Али готовил в огромном котле ежедневную пищу. После полуденного намаза Абу Али возвращался из дивана, и начинался общий обед.

Вечером снова приходили ученики.

Джузджани читал новые главы из «Книги исцеления». Затем другой ученик читал главы из «Канона».

«Когда-нибудь будет построено, наконец, медресе», — мечтал Абу Али.

Эмир Шамс решил все-таки отправиться вновь в военный поход на страну Кирманшах, на город Тарим. Иначе военачальники могли опять затеять смуту.

— Первый раз я ухожу из города спокойно, я знаю, что в городе надежный человек, — говорил Шамс.

— Хорошо бы, чтоб этот поход был последним, — отвечал Абу Али.

— Обещаю тебе, что он будет последним, — сказал Шамс.

Когда войска Шамса подошли к Тариму, эмир внезапно почувствовал себя плохо. В походе он не соблюдал наставлений Абу Али. Возможно, и приближенные помогли ускорить его смерть. Не зря так боялся их в последнее время Шамс.

Войско вернулось в Хамадан, неся в паланкине мертвого эмира.

Теперь власть перешла к мальчику, к сыну и наследнику Шамса. Временно править при нем стал хитрый Тадж ул-Мулк.

— Я думаю, что мудрейший Абу Али и впредь останется на должности везира, — говорил Тадж ул-Мулк и, как всегда, сладко улыбался.

Он как будто забыл, что всего несколько лет назад гнал Абу Али от дворца, предлагая подождать, пока освободится должность писаря.

— Если этого требуют интересы государства, я останусь, — ответил Абу Али.

— Требуют, очень требуют, — сказал Тадж ул-Мулк. — Я думаю, настала пора обложить крестьян дополнительными налогами. Хозяйства их окрепли. Надо пополнить казну, да и наше собственное хозяйство укрепить тоже…

— Я буду действовать так же, как действовал раньше, — ответил Абу Али.

— Но я не знаю, что сказать военачальникам. После неудачного похода они очень возмущаются. Только покойный эмир умел с ними ладить. Придется все-таки объявить о новых налогах.

— Тогда я отказываюсь быть везиром.

Абу Али давно уже разочаровался в возможностях государственного правления. Каждый приказ, направленный для добра, для народа, оборачивался злом тому же народу. Даже в случае с медресе.

На строительство медресе согнали сотни крестьян. Крестьяне не успели собрать урожай. Дети их слонялись голодными по дорогам, питались объедками, умирали.

«Кому нужны такие знания, такое добро, если путь к ним ведет через страдания?» — все чаще думал Абу Али.

В соседнем государстве, в Исфагане, правил эмир Ала уд-Даула.

Несколько раз приезжали в Хамадан ученые, передавали приглашения от него Абу Али.

Теперь люди Таджа ул-Мулка следили за каждым шагом Абу Али. «Человек, который не захотел разделить со мной доходы от новых налогов, должен быть большим хитрецом. Ему, вероятно, показалось мало своей половины, он думал забрать и мою. Но я проницательнее его и постараюсь от него избавиться», — такие мысли были у Таджа ул-Мулка.

Абу Али тайно передал письмо к правителю Исфагана Ала уд-Даула. Абу Али просил разрешить переехать ему в Исфаган.

В ту же ночь Абу Али и Джузджани незаметно ушли из своего дома в дом одного друга.

— И снова я свободен от государственных обязанностей и смогу, наконец, кончить «Книгу исцеления», — сказал Абу Али верному Джузджани.

Джузджани так рассказывает о работе учителя в эти дни:

«Учитель попросил бумагу и чернильницу… Затем он разложил стопы бумаги перед собой, брал листы и рассматривал каждую проблему, писал объяснение ее. И он писал каждый день по пятьдесят листов, пока не кончил разделов о естественных и богословских науках, исключая книги о животных и растениях, и пока не начал логики, написав из нее один раздел.

При этом у него под рукой не было ни одной книги, и он не обращался ни к какому источнику, а писал все по памяти и наизусть».

— Я никогда не работал так хорошо, — говорил Абу Али ученику. — Я решил включить в книгу и свой трактат об образовании гор, тот, который писал когда-то в Гургандже.

Вечером, тайно, в доме собирались и другие ученики. Читали новые страницы из «Книги исцеления».

Иногда Абу Али рассказывал им о своей молодости. Споры с Бируни… Их общие вечера с Арраком и Масихи… Всех разбросала судьба. Давно нет старого Масихи. Бируни то ли в тюрьме у султана Махмуда, то ли сослан в Индию. Про Аррака вовсе ничего не известно. А Гургандж, завоеванный всадниками султана Махмуда, разграблен. Многие жители уведены в плен. И лучше не думать о том, где близкие. Постараться забыть о Ширин, о младшем брате ее, вряд ли когда-нибудь станет о них известно. Даже собственного родного брата Абу Али потерял. Остался лишь Джузджани, да другие ученики, да книги и письма от именитых и ученых людей.

Однажды около дома послышались громкие голоса. Среди них Абу Али сразу узнал голос Таджа ул-Мулка.

— Здесь он скрывается. Вот в этом доме… И ученики к нему сюда ходят, такие же неверные, как и он. — Это говорил хатиб, проповедник из мечети.

В доме все мгновенно замолчали, поднялись.

— Учитель, спасайся, я задержу их, — сказал Джузджани.

— Но куда я от них убегу? Лучше я их встречу лицом к лицу.

Первыми вошли гулямы. За ними — Тадж ул-Мулк. Последним вошел хатиб.

— Я еще покойному эмиру несколько раз жаловался, — говорил хатиб. — Страшно слушать, что он рассказывает своим ученикам. А в книгах что пишет?!

Тадж ул-Мулк едва прислушивался к словам хатиба. Он не улыбался. Лицо его было непроницаемо.

— Абу Али, тебя вызывает во дворец наш новый эмир.

Абу Али спокойно вышел.

— Я с тобой, учитель! — бросился за ним Джузджани.

— Останься. Около моих книг ты нужнее, — сказал Абу Али.

Во дворце сидел юный эмир. Там же было несколько вельмож. Тех самых, которых так ругал и боялся Шамс. Теперь они опять были у власти.

— Нами перехвачен человек, который вез письмо к нашему врагу, эмиру Исфагана Ала уд-Даула, — сказал Тадж ул-Мулк. — Так вот почему ты отказался от должности везира. Мало того, что все священнослужители хором говорят о твоем неверии, ты решил ступить к тому же на путь измены.