Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 17

— Госпожа! — внезапно донёсся до неё голос слуги. — Госпожа! Смотрите!

Она поспешно отдёрнула занавески.

Всё утро стоял сильный туман, в котором едва можно было различить близлежащее дерево, но сейчас он рассеялся, и в лучах взошедшего солнца вдалеке глянцевито блестели черепичные и ослепительно блистали золотые крыши столицы.

Аста Энур находился от них на расстоянии не более часа пути.

— Как же это так! — радостно кричал слуга, правивший лошадьми. — Мы всё утро плутали, думая, что заблудились, а оказалось, что город был совсем рядом! Как же такое возможно?!

Мальчик с огненно-рыжими волосами выглянул из экипажа, и, повернувшись в сторону столицы, внезапно произнёс своё первое слово, но значение его было Ниси неизвестно.

Глава 3

На следующий день Хайнэ вновь проснулся в постели того дома, из которого уезжал во дворец чуть более суток назад, и поначалу испытал горькое чувство разочарования и мучительное — стыда, но потом ему удалось себя успокоить.

Он посмотрел на клетку с коху и подумал, что то, что ему разрешили взять с собой птицу — это ведь хороший знак, так?

Конечно, больше и речи не было о том, чтобы оставаться во дворце до дня церемонии взросления, как было задумано,  но это справедливо, он сам виноват. Как он только мог?..

Хайнэ охватило уныние от того, что он так глупо всё себе испортил, но, с другой стороны, все прочие чувства — отголоски вчерашнего волнения — были сильнее. В груди у него до сих пор что-то трепетало — и от мысли о принцессе Таик, и от воспоминания о чувствах, охвативших его в Зале Посвящения.

«Ну пожалуйста, если бы я только мог остаться там навсегда и видеть Алай-Хо и принцессу каждый день!.. — взмолился он какому-то неведомому существу. — Я бы отдал ради этого всё… Я… я даже перестану ссориться с Иннин, только позволь мне это!»

Перед другими Хайнэ никогда в жизни бы не признал, что считает своё поведение неправильным, да и перед собой тоже, но всё же он никуда не мог уйти от истины «Ты должен слушаться свою старшую сестру, иначе ты плохой сын», против которой столь яростно бунтовал. В глубине души он чувствовал себя плохим и виноватым, и сейчас возможность избавиться от чувства вины, которую он впервые для себя допустил, принесла ему радость и облегчение.

Соскочив с кровати, он сдёрнул с клетки коху шёлковый платок и зарылся в него лицом — ткань пропиталась нежными ароматами цветов и благовоний, и Хайнэ как будто  на мгновение снова оказался во дворце.

«Я буду хорошим, я буду тебя достоин!» — пообещал он в восторге и благоговении.

И в этот момент дверь распахнулась.

Хайнэ в ужасе отбросил платок — это было первой, инстинктивной реакцией. Он бы скорее умер, чем позволил кому-то увидеть, как он проливает слёзы над своим сокровищем — отрезом ткани, которым прикрывают клетки с птицами.

— Недолго же продлилось твоё счастье, — язвительно протянула Иннин, скрестив на груди руки.

— А у тебя его не было вообще, — напомнил Хайнэ с такой же ядовитой улыбкой. — И уже не будет, какая жалость!

— И за что же тебя прогнали? — осведомилась сестра всё тем же тоном.

— Я показал придворным дамам твой портрет, — сообщил Хайнэ медовым голоском. — И они над ним так долго хохотали, что им в конце концов стало плохо. Вот за это меня и отправили домой, но, клянусь, это того стоило!

— Бедный братик, ты так ничего и не понял, — сказала Иннин с сокрушённым видом. — Придворные дамы хохотали над тобой, просто они слишком воспитаны, чтобы сказать об этом прямо. Поверь мне, я лучше тебя знаю дворец!

— Бедная сестрица, — в тон ей ответил Хайнэ. — Ты столько лет читала про дворец в книжках, однако увидеть его своими глазами довелось не тебе, а мне!

На этом оба исчерпали запас импровизированных колкостей и замолчали, пытаясь придумать новые.

«Последнее слово осталось за мной! — подумал Хайнэ самодовольно, и тут же новая мысль заставила его похолодеть: — Я же пообещал, что не буду больше с ней ссориться…»

Но как это возможно?! Она же первая начала! И что, не отвечать? Смиренно улыбнуться и согласиться с тем, что она права?!

От одной этой мысли щёки начинали гореть, как от пощёчины.

Но если он не может сделать даже этого…

— Ты мне надоел! — вдруг с яростью сказала Иннин, топнув ногой — это означало, что придумать новой насмешки у неё так и не получилось. И тут же, без перерыва, добавила: — Мама собралась завести ещё одного ребёнка. От него.

Хайнэ моментально позабыл и о ссоре, и о своих обещаниях самому себе.

— Чего-о-о-о?!

— Того-о-о-о! — передразнила его Иннин, но уже, скорее, по привычке, чем из желания досадить брату.

Совместные вылазки «за приключениями» и борьба против общего врага — маминого второго мужа — были единственными вещами, которые заставляли сестру и брата на время забыть о перепалках.

— С чего ты взяла? Рассказывай! — потребовал Хайнэ.

Иннин сверкнула глазами, оглянулась, проскользнула в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

— Я подслушивала её разговор с Верховной Жрицей, — мрачно сообщила она. — Мама сама это сказала.

Хайнэ какое-то время молчал, переваривая новость.

А потом в коридоре внезапно послышался шум, и Иннин, подпрыгнув на месте, выскочила из комнаты — в это время дня она должна была сидеть за книгами, а не шушукаться с братом о подслушанных семейных тайнах. Мать их была не слишком строга, однако наставница, которая сопровождала детей во время поездки в столицу, имела право действовать по своему усмотрению и даже выпороть нерадивых учеников.

К слову сказать, за книгами должен был сидеть и Хайнэ, но он посчитал, что ему будет дарована поблажка в счёт вчерашнего происшествия — вчера он потерял сознание, он всё ещё слишком слаб! — и поэтому волновался не столь сильно.

Оставшись в одиночестве, он в замешательстве подобрал отброшенный в сторону платок и, украдкой поцеловав его, положил рядом с клеткой.

Однако это не спасло его от мрачных мыслей.

Как такое возможно? Теперь ещё и это… И если это будет сестра, то она всё равно будет считаться выше его по положению, несмотря на то, что её отец — грязная деревенщина, необразованный выходец из народа? Зачем мама так добра?!

Иногда Хайнэ казалось, что он ненавидит мать за эту доброту, особенно если учитывать, каким злым и нехорошим в сравнении с ней был он сам.

«Может, подсыпать ребёнку в чай порошок из листьев элу-элу? — в отчаянии подумал он. — Кажется, у нас растёт одно в саду…»

В одном из романов, которые он читал, героиня избавилась таким образом от своей старшей сестры, основной претендентки на наследство.

Коху, проснувшись, захлопала крыльями в клетке, и Хайнэ, бросив на неё взгляд, испытал отчаяние — какие белоснежные, чистые у неё перья, и какие же грязные, отвратительные у него мысли.

Всё же он отправился в библиотеку, чтобы перечитать тот эпизод в книге — если, конечно, она имелась в этом доме.

Застав там отца, Хайнэ замер на пороге. Он не то чтобы был с ним особенно близок, но, не понимая причин его постоянной тоски, испытывал к нему мучительную жалость и тяжело переживал все его промахи или огорчения, свидетелями которых становился. То, что мать взяла в дом второго мужа низкого происхождения, казалось Хайнэ невероятно унизительным по отношению к отцу. Он бы мог ещё, пожалуй, понять мать, если бы увидел между ней и Андо ту сумасшедшую любовь, о которой читал в книжках, но этого не было, и Хайнэ пришёл к выводу, что причиной этого странного брака была лишь жалость, или что-то вроде того.

Но почему, в таком случае, матери не жалко отца?!

«Интересно, он знает? » — с тоской подумал Хайнэ.

Решение матери иметь детей от второго мужа, фактически, приравнивало его положение к положению Райко.

— А, ты уже вернулся, — немного рассеянно заметил тот, поглядев на сына. — Это хорошо.

Хайнэ не успел ответить — двери снова раскрылись, и на пороге появилась Даран. Судя по одежде и отсутствию сопровождения, она явилась с конфиденциальным визитом, и была не особенно этим довольна.