Е2-Е4 или совсем другая история. Часть 3. Дары Судьбы (СИ) - "Рада Девил" - Страница 175

Эту опасную тенденцию следовало как-то остановить, задушить на корню, для чего требовалось кардинально отвлечь внимание общественности, предоставив неопровержимые доказательства того, что именно те, кто называет себя ортодоксами, и являются теми Упивающимися Смертью, которые сейчас снова пошли в наступление на законность магического мира. Задача не из простых – это Альбус понимал предельно отчетливо. И вот только начал намечаться прогресс, и в его сознании уже были положены первые кирпичики новой идеи, каким способом добиться необходимого результата, как в Хогвартс пришла официальная бумага – сообщение об очередном законе, подписанном министром магии.

Альбус вертел в руках пергамент, украшенный министерской печатью и размашистой закорючкой Фаджа – копии всех документов о нововведениях магического мира уже давно автоматически присылались Дамблдору, как руководителю крупного учебного заведения страны. Первое прочтение бумаги вызвало у Альбуса насмешку – ничем, кроме как глупостью, он новый закон назвать не мог. Ну кто, будучи в своем уме, придумал бы подобный вздор?

– Все общественные, научные, религиозные и политические организации, клубы, общества, братства, команды, ведомства, группировки, партии, общины, союзы и подобные им структуры, в состав которых входят от десяти и более человек, сформированные в магическом мире, подлежат обязательной регистрации в отделе учета Министерства Магии, – прочитал вслух Дамблдор и покачал головой, продолжая кривить губы в презрительной усмешке. – Теперь все клубы любителей книззлов и сливочного пива должны иметь регистрационный номер? А как же оборотни, поклоняющиеся луне? Тоже? А спортсмены? Команды указаны в перечне… Зачем? – Альбус недоумевал – более нелепого закона он не видел. Ладно уж регистрация предпринимателей, которых развелось в последнее время, как грязи под ногами – это понятно, нужно отслеживать доходы и пополнять министерскую копилку взносами. Но что взять с тех, кто ничего не получает за свое увлечение? – Министерству нечем заняться, что ли? Мир стоит на пороге войны, а они решили пересчитать по головам защитников почтовых сов и исследователей древних надписей на гробницах! К чему им знать, чем волшебники занимаются в свободное от работы время? Или Корнелиус собрался провести учет, чтобы выяснить, чем можно соблазнить обывателей, дабы удержаться на своем кресле подольше? Не выйдет! Я очень скоро посажу на место министра своего человека! Барти уже начал… Ох ты ж драный соплохвост! – Дамблдор даже подскочил от пришедшей ему на ум мысли. – Так вот в чем дело! А я тут только про любителей художественного вязания на зачарованных спицах размышляю! Они решили официально поставить вне закона организацию Барти и его людей. Умно… Клуб фанаток Селестины Уорбек спокойно пройдет учет, но Темный Лорд не заявится же лично в Министерство. В прошлый раз до этого не додумались, поэтому и удалось выкрутиться таким, как Малфой, ибо судили только за связь с Волдемортом. А теперь, возможно, все будет выглядеть намного серьезнее, – Альбус еще раз пробежал глазами документ. – «Незаконное формирование» – вот как это станут называть. К тому же здесь упоминается о какой-то программе общества, завизированной самим министром, которую следует предоставить при регистрации, – Дамблдор бормотал себе под нос, более внимательно вчитываясь в строки нового постановления. – Хорошо. И что будет, если… Ага… Штраф или преследование по закону в зависимости от типа деятельности незаконного формирования. И что нового? Что в лоб, что по лбу. Упивающихся всегда считали преступниками. Списки прошедших процедуру будут печататься в специальном разделе в «Ежедневном Пророке». Для чего? Кому это нужно? Мерлин! – Дамблдор сердито отбросил от себя документ – он все еще не мог взять в толк, чего хочет этим добиться Фадж, и это неимоверно раздражало. Вроде нащупал зацепку – возрожденный Волдеморт, но, обдумав тщательнее вопрос, понял, что подобным шагом Министерство ничего особо не выигрывало ни в плане отношения закона к действиям Упивающихся, ни в плане исправления ситуации с нападениями. – Нужно будет при случае поговорить с Корнелиусом – вдруг что-то и выведаю. Неужели он заварил всю эту кашу только для того, чтобы можно было соратников Барти сажать в Азкабан как членов незаконной банды, увеличивая тем самым срок их наказания? Но это не стоит тех усилий, что придется приложить, разбираясь со всякими клубами домохозяек. Я точно что-то упускаю…

Так и не отыскав скрытый мотив министра магии, Дамблдор переключил свое внимание на более насущные вопросы, решив использовать в своих планах по «свержению» Фаджа этот его недальновидный шаг по разбазариванию министерских людских и финансовых ресурсов на столь бесполезное дело как перепись увлечений их сограждан.

***

В пятницу Северус, как и сотни других волшебников магической Британии, прочел о новом порядке оформления документов для регистрации общественных организаций в «Ежедневном Пророке». Он, конечно, был в курсе, что у ортодоксов готов проект этого министерского декрета, но узнать, что они уговорили Фаджа подписать его, придавая силу закона, оказалось чрезвычайно приятно. Ведь это значило, что до легализации «Научного ортодоксального общества хранителей знаний и устоев магического мира» остался всего один шаг. Северус мог только представить, как разозлится Дамблдор, когда поймет, что те, кого он в прошлом обзывал Упивающимися Смертью, мягко говоря – выбились в люди и признаны в магическом мире как законное объединение.

Вечером Снейп даже позволил себе пару глотков огневиски, празднуя эту маленькую победу ортодоксов, так и не сломленных обстоятельствами и несправедливыми обвинениями. Пройдет совсем немного времени, и – Северус верил в это – они добьются полного оправдания для всех своих деяний. Прежде чем приступить к проверке эссе третьекурсников, он по привычке развернул карту Мародеров, чтобы убедиться, что с Гарри все в порядке. Ничто не смогло бы заставить Северуса отказаться от имевшейся возможности приглядеть за Поттером, даже если его действия в некоторой степени походили на вмешательство в личную жизнь. Все методы хороши, если они помогут уберечь близкого человека от опасности – так говорил себе Северус, оправдываясь перед самим собой, хотя и понимал, что Гарри вряд ли согласился бы с ним в этой конкретной ситуации.

Когда Поттера не оказалось на карте гостиной Слизерина рядом с Малфоем, так же как и на всех планах апартаментов факультета и вообще подземелий, сердце Северуса на миг замерло. Самое противное заключалось в том, что он почувствовал не тревогу за Гарри, а ревность, которая неприятным тошнотворным комом подкатила к горлу. До отбоя оставалось совсем недолго, и первое, что пришло на ум Северусу – у Поттера снова свидание. Это было непрофессионально и неправильно – раз уж он следил за Гарри без его ведома с целью обеспечения безопасности, то не должен давать оценку его действиям, если они не связаны с напрасным риском. Но Северус ничего не мог с собой поделать – чувства выходили на передний план, к тому же до такой степени, что он сначала думал о предполагаемом свидании Поттера с Диггори, и только после этого о возможной опасной ситуации. Одернув себя, Снейп принялся разыскивать пометку с именем Гарри, инстинктивно сразу же открыв ту область на карте, где было изображено западное крыло замка.

Они находились там – в той самой комнате, в которую Северус уже успел наведаться еще две недели назад, не выдержав прессинга эмоций и ревности. Лучше бы он этого не предпринимал, потому что сейчас память услужливо подсовывала ему воспоминание о скудной обстановке того помещения – пустые шкафы, похожие на остовы неведомых животных, и кровать без балдахина и с незастеленным матрасом. Теперь же Северус легко мог представить на том ложе два сплетенных в страстных объятиях тела – Поттера и Диггори. Он тряхнул головой, силой воли отгоняя непрошеные мысли, заставляя их сизыми, как пепел, нитями опуститься на дно сознания неприятным осадком.

Через полчаса, аккурат к отбою, Гарри вернулся в свою комнату. К тому времени Северус успел проверить эссе третьего курса Хаффлпаффа – его комментарии на полях студенческих работ на этот раз отличались крайней язвительностью, а оценки – строгостью.