Как мы управляли Германией - Семиряга Михаил Иванович - Страница 89

Естественное раздражение у руководителей западных держав вызывало развитие «социалистических тенденций» в общественной жизни советской зоны, активно поощряемых со стороны Советской военной администрации. Они не всегда безосновательно усматривали в них нарушения Потсдамских договоренностей. Полковник Тюльпанов рассказал об одной из встреч с офицером Управления информации американской военной администрации в Германии. Во время подготовки народных конгрессов этот офицер заявил: «Усилия Ваши и Ульбрихта с народным конгрессом ни к чему не приведут. Хотя вы и обладаете сейчас атомной бомбой, но мы никогда не допустим, чтобы в Европе существовала социалистическая Германия или какая-либо ее часть». Далее Тюльпанов вспоминает, что когда он доложил об этом разговоре тогдашнему Главноначальствующему СВАГ генералу В.И. Чуйкову, то его комментарий был кратким, но довольно четким»[348].

Мера СВАГ по ограничению поступления в советскую зону печатных изданий из западных зон в августе 1948 года также вызывала протест союзных военных администраций. В частности, в письме генерала Хейса генералу Дратвину от 18 августа 1948 года утверждалось, что эта мера представляет собой нарушение Потсдамских соглашений и возрождает систему контроля, которая в Германии существовала на протяжении 12 лет[349].

В 1948 году обострилась обстановка вокруг проблемы о возвращении советских детей, находившихся в различных детских учреждениях западных зон. Советские власти настаивали на немедленном розыске и возвращении всех детей. Западные представители требовали веских доказательств того, что родители этих детей действительно являются советскими гражданами.

На обстановке в советской оккупационной зоне с 1948 года негативно сказались и политические разногласия между КПСС и компартией Югославии. Советские власти стали создавать трудности в работе Югославской военной миссии, которая находилась в Берлине по приглашению всех союзников. Более того, они втягивали в эту авантюру и немцев. В декабре 1949 года, когда уже существовала ГДР и она нуждалась в признании со стороны других государств, в т. ч. и Югославии, тем не менее, немецкая полиция требовала, чтобы эта миссия покинула Берлин.

Объектом политической спекуляции между Советским Союзом и западными державами стала проблема реституции из западных зон Германии Советскому Союзу его имущества, вывезенного фашистскими оккупантами. В одном из писем маршала Соколовского генералу Клею от 5 марта 1949 года отмечается, что западные державы на протяжении трех лет задерживают значительную часть советского имущества, приостановили деятельность советской миссии и используют реституцию для давления на СССР, чтобы заставить его признать реальность раскола Германии. Тем самым западные державы, по мнению Соколовского, игнорируют национальные чувства советского народа и причиняют материальный ущерб Советскому Союзу.

В ответном письме генерала Клея утверждалось, что некоторые советские претензии на реституцию не удовлетворялись потому, что они были неудовлетворительно обоснованы. Что касается ограничений в деятельности советской миссии, то они имеют такие же масштабы, как и ограничения деятельности американской миссии в восточной зоне[350].

Все эти и многие другие примеры серьезных политических разногласий между союзниками по германскому вопросу и нередко просто перебранка между ними обостряли международную обстановку и отношения между бывшими союзниками, негативно сказывались на эффективном выполнении Потсдамских и других соглашений, вносили элемент нервозности и неуверенности в самом немецком народе, объективно содействовали активизации неонацизма и реваншизма.

Итак, взаимодействие союзных оккупационных властей в Германии на протяжении 1945–1949 годов характеризовалось как полезным и взаимовыгодным сотрудничеством, преимущественно в первые месяцы оккупации, так и соперничеством и даже явной враждебностью во все последующие годы.

Такой характер отношений между военными администрациями союзников в Германии был зеркальным отражением складывавшейся в те годы двухполюсной структуры жестких и бескомпромиссных международных отношений в целом. Оккупированная Германия стала обширным и крайне опасным полем, на котором на протяжении ряда лет с нараставшей интенсивностью разыгрывались «сражения холодной войны», а немцы стали ее первыми жертвами. Поощряемая и подстрекаемая США и СССР Германия выступала не только как объект, но и как субъект международной напряженности.

Свою долю ответственности за такую конфронтационную ситуацию несут обе противоборствовавшие стороны. Этот вывод, как было показано выше, подтверждается многими фактами из практики деятельности союзных военных администраций в Германии.

Глава одиннадцатая Красная Армия — освободительница или «орда азиатов»?

Поведение армии — победительницы в побежденной стране во всех войнах прошлого вызывало повышенный интерес историков и общественности воевавших стран. Этот интерес был весьма стойким. Ситуация, сложившаяся со второй половины 1944 года и особенно в первой половине 1945 года, когда войска антигитлеровской коалиции действовали на территории Германии, не является исключением.

Когда Красная Армия подошла к границам Германии, ее военная задача оставалась прежней: сражаться до полной капитуляции противника. Сложнее оказалось решить такую морально-психологическую и политическую задачу, как воздействие на настроения солдат, учитывая еще отчаянно сопротивляющегося противника и наличие мирного немецкого населения. Нельзя не признать, что после вступления советских войск в Восточную Пруссию какое-то время еще действовала жестокая инерция прежнего представления о всех немцах как об оккупантах, хотя здесь солдаты впервые столкнулись с мирным населением, часть которого сама являлась жертвой фашизма[351]. Именно в этом состояли истоки тех нередко трагических эксцессов, которые имели место в Восточной Пруссии и о которых можно только сожалеть.

Нетрудно понять настроение и действия советских солдат, прошедших многие сотни километров от Ленинграда, Москвы и Сталинграда по разоренной родной земле, по сожженным деревням, потерявших близких и родных, боевых товарищей. С какой радостью и гордостью солдаты рассматривали на пути на запад дорожные указатели, на которых значилось расстояние до Берлина. На одном из таких указателей стоит число с трехзначными цифрами — расстояние от Минска, затем — польская граница, Варшава, далее до Берлина остается 120 км, и, наконец, перед последним и решающим броском — до «логова фашистского зверя» — 60. По ночам на р. Одер было видно зарево горящей столицы «проклятой Германии», как тогда часто значилось на дорожных плакатах. Многим солдатам тогда трудно было удержаться от мести. «По дороге на Берлин вьется серый пух перин», — писал А.Твардовский, прошедший по населенным пунктам Германии вслед за солдатами Красной Армии путь до Берлина весной 1945 года[352]. По-человечески понять, конечно, можно, но оправдать нельзя случаи самосуда, потому что они противоречили политике Советского Союза и создавали трудности в будущем.

В этой связи приходится с сожалением констатировать, что во многих частях советской Действующей армии во время войны стояла проблема с состоянием дисциплины, и командованию всех степеней приходилось принимать жесткие меры к нарушителям порядка, против неправильного отношения к местному населению и других видов недисциплинированных солдат и офицеров. Низкий уровень дисциплины был одной из причин поражений Красной Армии и ее неоправданных потерь. Германское командование знало об этом и рассматривало это положение как фактор слабости советской армии. На территории Советского Союза проблема армейской дисциплины являлась внутренней, там действовали определенные сдерживающие рычаги. Иные последствия влекла недисциплинированность на территории других стран, где они приобретали политическую окраску. В странах, освобождаемых от немецко-фашистской оккупации, недисциплинированность солдат уже наносила ощутимый урон престижу Советского Союза и его вооруженным силам, взаимоотношениям с этими странами.