Как мы управляли Германией - Семиряга Михаил Иванович - Страница 79

После проведения денежной реформы сперва на западе, затем на востоке Германии перестал существовать единый бюджет города, что вызвало дезорганизацию городского хозяйства. Спровоцированное мерами СВАГ, приведшими к прекращению движения поездов между западными зонами и Берлином западные власти принимали все новые и новые ответные меры.

К осени 1948 года наметились признаки явного раскола административных органов. В связи с окончанием в октябре-ноябре 1948 года срока полномочий городского собрания и магистрата советский комендант попытался взять реванш за поражение на предыдущих выборах. Он предложил провести единые общегородские выборы. Но, как и следовало ожидать, это предложение было отклонено западными комендантами. В ноябре-декабре 1948 года в западных и в советском секторах состоялись сепаратные выборы, ознаменовавшие собой окончательный раскол Берлина на две части со своими независимыми органами управления.

Советская блокада Западного Берлина сильно повредила продвижению решения германского вопроса. Как правильно отмечает А.М. Филитов, «с момента возникновения берлинского кризиса предотвратить образование двух германских государств, видимо, было уже делом нереальным. Германский вопрос вступил в новую стадию. Решать его стало сложнее. Однако возможности для такого решения оставались, хотя они значительно сузились»[314].

Российские специалисты по германской проблематике, в частности, А.М. Филитов, оценивают советскую блокаду Западного Берлина однозначно отрицательно. Как в экономическом, так и в политическом отношении эта акция означала проигрыш для Советского Союза. Но, придя к такому обоснованному выводу, А.М. Филитов все же считает, что при худших погодных условиях англо-американцы не смогли бы создать «воздушный мост» и, возможно, пошли бы на унизительную эвакуацию своих войск из города. Да, теоретически подобный вариант существовал, но нам известно, как решительно был настроен генерал Клей, допускавший даже прорыв блокады с использованием американских сухопутных войск. А это означало бы военное столкновение с советскими войсками с непредсказуемыми последствиями. В подобной ситуации трудно предположить, чтобы целью советской стороны было лишь желание подтолкнуть западных союзников к столу переговоров. Для этого имелось много других менее рискованных возможностей.

События в Берлине привлекли внимание Совета безопасности ООН, всей мировой общественности. Это означало, что они превратились в международную проблему, содержавшую в себе опасность дальнейшего обострения. Вслед за расколом Берлина через год наступил и раскол Германии.

В подобных условиях советские власти делали все возможное, чтобы под различными предлогами ограничить получение информации немцами советской зоны из западных зон. Так, состоялись собрания почтовиков, на которых служащие почты принимали резолюции с требованиями прекратить поставку газет, призывавших к войне. Общественный комитет борьбы с поджигателями войны в Берлине также призвал население бойкотировать некоммунистическую прессу. На крупных предприятиях города принимались резолюции, также требовавшие прекратить продажу газет, выходящих по западным лицензиям. Специализированное общество по распространению печати прекратило поставку газет западных секторов киосками и продавцами газет в советском секторе.

Лишь много лет спустя из хранящихся в архивах отчетных документов советской военной комендатуры Берлина стало ясным, что все эти антидемократические меры были предприняты немецкими общественными организациями не по их доброй воле, а под давлением Отдела информации комендатуры. В документе так и было сказано: «Отдел информации развернул в это время широкую кампанию за бойкот антидемократической прессы»[315]. Можно понять ответное решение западных властей, которые также запретили в своих зонах распространение прессы из советской зоны.

Становилось очевидным, что линия советского руководства на обострение берлинского кризиса была равнозначна попытке заставить Запад уйти из Берлина. Чтобы добиться этой цели, СВАГ предприняла новые, ужесточенные меры. Но они не увенчались успехом. В конце 1948 года оккупационные власти западных секторов провели выборы в магистрат западной части города и создали западноберлинскую трехстороннюю комендатуру. 14 мая 1949 года они произвольно ввели в западной части города так называемый «малый оккупационный статут». Эти меры подтверждали, что западные державы твердо решили не терять Берлин, поэтому весной 1949 года обе стороны достигли соглашения об урегулировании отдельных вопросов, связанных с ситуацией в городе.

Много лет спустя пенсионер В. Молотов в беседах с публицистом Ф.Чуевым, вспоминая спровоцированный им и Сталиным берлинский кризис, цинично заявил, что «если бы не было Берлина, был бы другой такой узелок», поскольку «у нас цели и позиции разные, какой-то узел обязательно должен быть, и он завязался в Берлине»[316].

Вот так делалась история!

Но события в Берлине, приведши к его расколу, были хотя и главной, но лишь частью общего процесса по расчленению Германии. Межсоюзнические соглашения по Берлину являлись составной частью других соглашений о судьбах Германии. Поэтому необоснованно утверждение, будто соглашения по Берлину не вытекают из Потсдамских и других решений. Нельзя признать логичными и утверждения о том, что западные союзники получили свои права в Западном Берлине якобы в обмен на освобождаемые ими территории Тюрингии, Саксонии, Бранденбурга и Мекленбурга.

Нетрудно себе представить, что согласованные в годы войны основополагающие принципы в отношении Германии и Берлина могли быть претворены в жизнь только в том случае, если прежняя политика союзников и в мирное время останется неизменной, и они с такой же настойчивостью и последовательностью будут бороться за новую Германию, как они совместно сражались с Германией Гитлера. Но пока такой готовности стороны не проявили.

На протяжении четырех десятилетий Берлин оставался расколотым на две части и стал своеобразным символом раскола всей Европы на два враждебных лагеря. Сложившаяся ситуация предопределила и названия двух частей единого города. Понятие «советский сектор оккупации Берлина» постепенно стало трансформироваться в понятие «восточный Берлин», а с первых лет существования ГДР он именовался как «демократический Берлин».

Не нуждается в доказательствах то положение, что согласованная в годы войны союзническая позиция по германскому вопросу могла бы быть успешно продолжена и в последние годы. Но только при условии, что сотрудничество и готовность к компромиссам оставались бы такими же, как в военное время.

Разумеется, нет основания идеализировать такое уникальное в истории военное объединение стран, как антигитлеровская коалиция — весьма различных по своему общественно-политическому строю государств — США и Англия, с одной стороны, и Советский Союз, с другой. И в Вашингтоне, и в Лондоне имелись влиятельные силы, считавшие эту коалицию «странным союзом» и стремившиеся использовать его в своих интересах в ущерб союзнику, на долю которого выпала главная тяжесть коалиционной войны. Сталин, со своей стороны, также считал эту коалицию временной и вынужденной мерой и не рассчитывал на ее долгожительство после победы над общим врагом. Как утверждается в некоторых исследованиях по истории советских спецслужб, уже «с конца второй мировой войны в НКВД/НКГБ/МГБ Соединенные Штаты стали именоваться не иначе, как «главный противник»[317].

Начальник Главного разведуправления Красной Армии генерал-лейтенант Ильичев 24 апреля 1945 г. прислал начальнику Генерального штаба генералу армии А.И. Антонову тревожную докладную записку. Он сообщал, что руководитель военной миссии США в Москве генерал Дж. Р. Дин, будучи в Вашингтоне, высказал предложение о необходимости круто изменить американскую политику в отношении русских. Он обвинил советское руководство в том, что должностные лица в Москве искусственно создают всевозможные недоразумения, допускают оскорбления американцев, в частности, летчиков, совершивших вынужденные посадки, плохо обращаются с освобожденными американскими военнопленными.