Как мы управляли Германией - Семиряга Михаил Иванович - Страница 78

В Отделе существовали специальные группы постоянных информаторов для работы по этой специфической линии. Одна из них информировала о качестве партучебы и пропагандистской работы в СЕПГ, другая — о работе в городском собрании депутатов, третья — наблюдала за внутренней жизнью СЕПГ. Большая группа информаторов работала в западных секторах Берлина, но в отличие от советского сектора она получала определенное денежное вознаграждение, т. е. своеобразную «плату за риск». Отделу информации была поставлена задача «найти платных информаторов во всех важнейших учреждениях западных секторов, на всех ведущих предприятиях, в органах самоуправления, в полиции, в театрах и т. д. Кроме того, платные информаторы подбирались во всех политических и общественных организациях Берлина, как реакционного, так и демократического лагеря… Народу с этим заново перестраивалась, расширялась и укреплялась информационная служба городского правления СЕПГ, по образцу постановки информационной работы нашей партии».

В последующие месяцы событий в городе, как снежный ком, надвигались с нарастающей скоростью. Еще в сентябре 1947 г. западные обозреватели наблюдали в Берлине перемещения советских танковых соединений, но рассматривали их «скорее как признак русской нервозности, чем их агрессивности…». Берлин становился опасной горячей точкой не только Германии, но и Европы в целом. Новым шагом на этом пути, который усилил озабоченность СВАГ судьбой всех Потсдамских решений по германскому вопросу, была проведенная в Западной Германии 18 июня 1948 года сепаратная денежная реформа. По этому вопросу маршал Соколовский писал главе английской военной администрации генералу Робертсону следующее: «Ввиду Вашего решения нам нужно защитить советскую зону и Большой Берлин от хозяйственного хаоса и дезорганизации денежного обращения из-за наплыва денежных запасов с запада. Я принял решение провести денежную реформу в советской зоне и Большом Берлине»[311].

Проведенная в западных зонах денежная реформа действительно существенно ограничила связи между населением Западной и Восточной частей Германии, включая и Берлин. Она вызвала резкую реакцию советской стороны, реакцию, которая не была адекватной негативным последствиям этих мероприятий западных держав. СВАГ немедленно ввела запрет на транспортное сообщение между Берлином и западными оккупационными зонами.

В июне 1948 года в Берлине и вокруг него СВАГ по согласованию с руководством СЕПГ и другими примыкающими к ней силами приняла меры по «обеспечению мира и защите революционных завоеваний в советской зоне оккупации». Советские войска и немецкая народная полиция усилили контроль и охрану зональной границы, для чего были сформированы также специальные отряды созданной в 1946 году пограничной полиции. Так говорится об этих событиях в официальной истории СЕПГ.

Но, по существу, это была блокада западных секторов Берлина и именно под таким названием она вошла в историю. Чтобы обеспечить снабжение своих секторов в городе, западные оккупационные власти с помощью военно-транспортной авиации создали «воздушный мост», который функционировал весьма успешно и длительное время — с марта 1948 по май 1949 года.

Это была настоящая блокада Западного Берлина, хотя в заявлении маршала Соколовского от 3 октября и ноте советского правительства по вопросу о положении в Берлине от 4 октября 1948 года отвергалось ее наличие. Советское командование, мол, готово было снабжать западные сектора города. Такое решение действительно было принято, но Западный Берлин был заблокирован со стороны западных зон Германии. В том же документе утверждалось, что «беспорядки, внесшие беспокойство в берлинскую жизнь, произошли в той части Берлина, которая не находится под контролем Советского командования и за которую отвечают военные власти трех других держав».

Подобное утверждение не в полной мере соответствует реальной ситуации, сложившейся в Берлине в эти осенние дни 1948 года. Советское правительство тогда не могло не знать того, что знал даже я — рядовой сотрудник СВАГ. В Западный Берлин переправлялись из советского сектора группы молодых людей и транспортников, которые и создавали там беспорядки: бросали в полицию камни, разбрасывали листовки, блокировали движение. Мое убеждение в том, что наше правительств знало о подлинных зачинщиках беспорядка в Западном Берлине, основывается еще и на том, что однажды в моем присутствии начальник Управления информации полковник Тюльпанов по телефону докладывал в Москву, кому лично — мне неизвестно, о мерах, которые предпринимаются нашими властями в Берлине, и просил одобрить эти активные действия на территории западных секторов Берлина. После разговора он положил телефонную трубку и сказал присутствовавшим сотрудникам: «Москва ответила, чтобы мы попробовали, но и ответственность за провал ложится на нас». Позднее Н.С.Хрущев говорил о сложившейся в 1948 г. обстановке вокруг Берлина, что «на ноге Соединенных Штатов в Европе имелась болезненная мозоль, а именно — связь Западных держав… через территорию ГДР с Западным Берлином».

Устроенная, если не без указания, то наверняка с согласия Сталина, блокада Западного Берлина была необычной акцией. Она стала крупной политической провокацией сталинского режима, чреватой вооруженным столкновением между двумя странами, но, вероятнее всего, коалиций стран.

Руководство СВАГ осознавало нависшую опасность и приняло решение предварительно подготовить к вывозу из Берлина семей советских сотрудников и того гражданского персонала, без которого можно было бы обойтись. Такие же меры предприняли и военные власти западных секторов города. Это была своеобразная война нервов, но во время ее пика у администрации США они оказались слабее, чем у хозяев Кремля. Имеются сведения, что если бы не возражение генерала Клея, то руководители США, Великобритании и Франции готовы были уступить Сталину. Но по настоянию Клея «воздушный мост» продолжал действовать, а блокада продолжала отравлять международную атмосферу. К маю 1949 года сдали нервы и у Сталина. Военный конфликт стал такой близкой реальностью, что он отдал распоряжение генералу В.И.Чуйкову дать отбой. Ведь до взрыва первой советской атомной бомбы оставалось слишком много времени, чтобы идти напролом.

Бывший сотрудник аппарата Верховного комиссара СССР в Германии В.В. Карягин по поводу тогдашней обстановки пишет: «Союзный контрольный механизм в Германии прекратил существование в результате раскольнических акций наших бывших союзников. Но и мы внесли свой вклад в этот процесс, заключительной точкой которого была блокада Западного Берлина в 1948–1949 гг.»[312]. Заключение, к которому пришел автор, справедливо, но наш «вклад» в развал союзного контрольного механизма в Германии связан не только с блокадой, но прежде всего с развалом деятельности Контрольного совета в марте 1948 года.

Дальновидные политические деятели Германии того времени резко критиковали Советский Союз за подобные шаги. Например, будущий обербургомистр Западного Берлина В. Брандт прямо говорил о реакционности советской внешней политики и вместе с тем обращал внимание на сложный и противоречивый характер развития самого Советского Союза, критиковал господствовавший в нем тоталитаризм.

В связи с возникшими в советской зоне продовольственными трудностями летом 1948 года советское правительство предоставило несколько десятков тысяч тонн зерна, а также дополнительно 100 тысяч тонн других продуктов специально для Берлина, включая его западные секторы, хотя сам Советский Союз еще не оправился от голодного 1947 года. Затем последовали поставки в советскую зону из СССР тракторов, грузовых автомашин, проката и других товаров и сырья, были расширены внешнеторговые связи со странами Восточной Европы, а также со Швецией, Финляндией и другими странами. Трудно отделаться от мысли, что эти меры советского руководства имели не только гуманитарное значение, но и в условиях берлинского кризиса престижно-политическую направленность. В то время необходимо было как-то дезавуировать то негативное впечатление немецкого населения, которое произвел на него отказ самого Советского Союза и под его давлением стран Восточной Европы, включая и Восточную Германию, от получения помощи по плану Маршалла. Этот факт нашел свое невольное подтверждение в решении Центрального секретариата СЕПГ, опубликованном 18 августа 1948 года[313].