Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга - Страница 44

Наша связь с Вероникой приносит много боли ей, неудобств мне, но при этом мы охотно усугубляем ситуацию, потому что иначе просто не можем.

Леся сказала напрямую: «Как бы она не влюбилась в тебя. Так на тебя смотрит, что у меня желудок ноет. Я не знала, что на тебя вообще можно так смотреть. Разберись со своими женщинами, Егор, потом ведь один останешься».

Влюбилась в меня.

Эта красивая, смелая, одновременно с этим — ранимая девочка ради меня переступила через совесть и моральные принципы. От одной мысли об этом хочется сорваться с места, отыскать ее, схватить и целовать бесконечно долго. Можете меня возненавидеть, но ситуация трындец как заводит.

Вероника. Я довел себя до того, что от одного ее имени волоски на теле встают дыбом. Моя. В пять утра я ласкал ее тело, чуть позже лез под сорочку на кухне, понимая, насколько это неправильно. А ведь это еще даже не секс.

Мне нравятся все ее прошлые ошибки и проступки, они сделали ее именно такой, какая она есть. Да, она отчаянная настолько, что способна припереться домой к жене любимого мужчины. А потом удивить наивностью, поверив на слово в верность, и стонать, пока я посасываю ее соски, сжимая пальцами бедра. Да, с Вероникой мы переступили через все грани морали, но она — вероятно, единственная причина, почему Санни сейчас ломает голову, как спасти Илью, а не нас с ним обоих.

«Знаешь что?» — пишу Веронике сразу после того, как переговорил с мамой тренера, стараясь популярно донести, насколько все серьезно. Нагнетать я умею, иначе кто ж будет читать мои тексты.

«А ну-ка», — отвечает она мне. В шкафу удалось отыскать чистую одежду, которая мне подошла, застегиваю пуговицы на груди.

«Бесит, что ты находишься в поиске. Давай эту тему как-то закроем?»

«Чего?»

Отправляю ей скрин сообщения, где она мне в очередной раз писала, что, конечно же, все у нас будет, если к тому времени она не повстречает настоящую любовь. Она ж верная, не то, что я — му*ачье. Она не изменяет.

«Того. Спать только со мной будешь. Ни с кем больше».

«Ты, видимо, умом тронулся, Озерский. Я с тобой не сплю. Я вообще с женатиками не сплю».

«Не спишь. Всего лишь задорно кончаешь».

Она молчит с минуту, потом отвечает:

«С тобой только».

Наверное, ее грудь я мог бы целовать вечность. Санни делился как-то, что переспав однажды с Лесей, мог думать только о том, чтобы повторить это. А когда они расходились на время, жаловался, что финиша с другими достигнуть очень трудно. Звучит бредово, но красиво.

Санни должен будет меня понять, когда правда вылезет наружу. Я напомню ему о том разговоре.

Я больше не люблю жену. Совсем. Видимо, слишком ярко горело чувство — выжгло все светлое. И вспомнить-то хорошего будто нечего.

Человек не может помирать бесконечно, либо конец ему наступит, либо отболит.

Я по-прежнему ее уважаю. Сильная личность, красивая женщина. Ксюша сумела, несмотря на дислексию, получить образование и открыть свадебный салон, а в следующие десять лет преуспеть в этом бизнесе. Она осталась бойкой и уверенной в себе несмотря на то, что ее нещадно ущемлял и даже бил отец. Он запрещал ей носить нескромную одежду, тусоваться с друзьями, мальчики — так вообще табу. Все это звучит не так ужасно, если у вас нет Ксюхиного темперамента и неугомонности. Она — пожизненный центр внимания, где бы ни появилась — тут же становилась незаменимой. Вся ее юность — битва неугомонной натуры со старомодными устоями.

Где-то здесь, кстати, берет истоки моя многолетняя дружба с Санниковыми. Однажды ее отец явился домой намного раньше обычного и застукал дочь с поклонником. Санни тарабанил в мою дверь, как ошпаренный, орал, что надо спасать сестру, отец слетел с катушек. Но моего папы дома не оказалось. Мать бросилась к соседке его вызванивать — у нас телефон не работал в то время, а я — в соседнюю квартиру. Ухажер свалил пулей, в итоге мы с Колькой — два тринадцатилетних сопляка — стояли между Ксюхой и ее отцом — моим нынешним работодателем, он грозился ее избить до смерти, из серии: сам породил шлюху, сам и убью. Страшно было писец, чуть не обоссались оба. Мамка кое-как дозвонилась до отца, он, к счастью, работал в Москве, бросил съемки и пулей домой. Успел, скрутил Санникова- старшего. Через какое-то время приступ агрессии прошел, подъехала и Ксюшина мама, в итоге Маленькая Санни отделалась домашним арестом на три месяца. После этого она, конечно, стала хитрее и подобных промашек не допускала, а я почувствовал себя героем.

Наверное, наши семьи слишком идеальные с виду, а также успешные и дружные. Если рассказать, что творилось на самом деле, у людей уши трубочками свернутся. Сразу после школы Ксюха сбежала в общагу, но не думайте, что голодала. Ее мама тайком переводила на ее счет кругленькие суммы, возле общежития стоял единственный мерс — угадайте чей.

Этот этап в моей жизни длился полтора десятилетия. И закончился. Да, болезненно, признаю, я не хотел его отпускать, противился, чуть не подох сам вместе с этим, блин, этапом.

Удивительно, но следом за ним пришел новый. Возможно, он будет еще длительнее, и имя ему — зрелость.

И знаете, мне сейчас комфортно. Пережитое — громадный жизненный опыт, который было необходимо получить, чтобы испытать те эмоции, которые сейчас разрывают изнутри.

«Норм?» — пишу Веронике.

«Норм», — отвечает. Я курю на балконе, смотрю вниз на парковку. Двадцатый этаж — однажды этот наркоман сообразит, что можно не вены резать, а просто сигануть вниз.

— Посмотрим, кто у него сейчас дилер? — выходит ко мне Санни. — Я разблочил отпечатком пальца телефон, пока дрыхнет. Что так смотришь? Не ты ли его отцу слил инфу только что?

— Ладно, давай. Только быстро.

Мы листаем сообщения, ничего, разумеется, не находим. Несколько раз в день он чистит сотовый. Открываем исходящие, и я замечаю знакомый номер — угадайте чей. Сам долго не заносил в телефонную книжку, потому выучил. Тренер звонил Веронике позавчера, вчера. Входящих, впрочем, нет. Плохо, что он о ней знает. Придется рассказать девушке, на что способны мои друзья. Напугать. Увы, он ей понравился: еще бы, он — тренер, она — бывший тренер. Миллион общих тем!

Над телеком Ильи прибита длинная полка, на ней фотографии, где хозяин квартиры разных возрастов с родителями, братьями, а вот мы втроем: он, я и Санни. Нам тут лет по шестнадцать. Мы тогда примерно на равных были. В течение следующих пары лет Илья ушел в культуризм, Санни остался в смешанных единоборствах, а я завязал со спортом. После одного случая. Рядом куча кубков и наград. Фото, где он на пике своей формы — на различных соревнованиях: Европа, Штаты… А сейчас я боюсь, как бы он снова, потеряв рассудок, не набросился на кого-нибудь беспомощного. Поговорю с ним, как проснется, на тему: тронет Веронику — убью без единого сомнения. Я ведь мог бы его сегодня не вылавливать.

Страшно? Мне тоже не по себе от этих мыслей. Я мог бы просто сказать, что пришел, когда он уже утонул. Шутить со мной не стоит, Илья. Я, конечно, парень добрый, но за свое глотку перегрызу, не задумываясь.

Вторникам сам Бог велел получаться насыщенными, они ведь не понедельники, когда мир только раскачивается (и ты вместе с ним), пытаясь включиться в рабочую неделю после очередных незабываемых выходных. И хотя профессия писателя в принципе не подразумевает отдыха — даже когда я занимаюсь чем-то личным или отстраненным, то мысленно выстраиваю сюжеты, прикидываю, как будут смотреться эпизоды на экране, — тем не менее, вышеописанное правило распространяется и на меня.

Что-то переломное, из ряда вон выходящее, частенько сваливается на голову именно во вторник, и сегодняшний день — не стал исключением. Проснуться рядом с женщиной, которая, сама того не желая, стала незаменимой, следом испытать шок от понимания, что некогда близкий друг не справился с проблемами и добровольно отказался от борьбы, а следом получить неожиданную весть о том, что мальчик что-то сильно активничает, надо бы к врачу!