Побратимы
(Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич - Страница 24

Его долго не пускали на диверсионную операцию. В рейд, как правило, ходили добровольцы. Просился и Сакович, но он был связным. А связных на другие дела обычно не посылали.

Сакович продолжал настойчиво упрашивать перевести его в диверсионную группу. Поскольку крымский штаб требовал от нас усилить диверсионную войну, мы решили организовать еще одну диверсионную группу и во главе ее поставить Якова. Кроме командира, в нее вошли Николай Парфенов — коренастый белорус, комсомолец Курсеитов Сейдали — рослый широкоплечий татарин, и Степан Рак — высокий, худощавый сибиряк.

Разведчики шли ночами. Путь группы пролегал к важному железнодорожному узлу Джанкой. Прилесная зона встретила их огнем. Обходя Баксанский и другие гарнизоны противника, Яков повел свою группу крутыми балками и густым мелколесьем на восток. Под Карасубазаром были пустыри, в которых фашистские охранники раньше не встречались. Сюда и нацелился новый командир. Но пройти с ходу к Карасубазару не удалось.

Лес был опоясан плотным вражеским кольцом.

Решили передневать в терновнике, а ночью снова прорываться.

Позавтракав и установив порядок дежурств, стали отдыхать.

— Давайте, хлопцы, вот о чем условимся, — говорит Яков вполголоса. — Тревожных мыслей с собой не таскать. Ночью перейдем через шоссе, а там, в степи, затеряемся, что иголка в сене. А теперь спать! Если днем не доспишь, то ночью не наверстаешь.

Дневка в терновнике прошла спокойно. Ночь надвинулась быстро. Когда на небосклоне поднялся бледный диск луны, партизаны были уже далеко севернее феодосийской дороги.

Перед ними расстилались чуть всхолмленные пастбища пустынного района. Степь была по-летнему тиха и по-военному тревожна. Ее тишь нет-нет да и нарушалась то фырканьем коней, то вскриком или выстрелом. Вслушиваясь в ночные звуки, партизаны ориентировались по ним, будто читали большую книгу — партизанскую лоцию.

Как и рассчитывал Яков, к двум часам ночи они вышли на тракт. Тут ходить опаснее. Зато по большаку дойти быстрее к месту очередной дневки — к степному пустырю, что лежит южнее Алатая. Там есть заросли кустарника. Чтобы успеть туда к рассвету, путники прибавили шаг, хотя идти трудно. Вещевые мешки кажутся все тяжелее, лямки врезаются в плечи.

Вдруг впереди послышался какой-то шум. Группа сошла с дороги, притаилась. Сидя в бурьяне, партизаны видят: по дороге движется бидарка, на ней сидят двое — огромный детина и женщина. Она всхлипывает. Партизаны двинулись дальше. Но вдруг все остановились.

— Спасите! Спаси-ите! — раздался крик женщины.

— Бежим, ребята! — скомандовал Яков, и все бросились на крик.

Подбежав, Яков набросился на двухметрового детину, скрутил ему руки. Оказалось, что это был немецкий офицер.

Прихватив офицера, партизаны на ходу слушали рассказ Марии, так назвалась женщина. Мария поехала на бидарке к подруге в соседнее село, а там — незваный гость, этот офицер. Подвыпил и пристал: подвезите, фрейлен. Боялась, отказывалась, но он влез в бидарку: вези!

Допросив офицера, партизаны вынесли фашисту смертный приговор.

Группа ускорила шаг. Но тут возник новый вопрос: как поступить с девушкой? Ведь партизаны ее не знают. А уходить от партизан Мария решительно отказалась. Хватит, намучилась за два года оккупации, только и жила думами об освобождении. А тут новая угроза расправы за убитого немецкого офицера, с которым уехала из села.

Но партизаны стояли на своем: не могут они взять ее с собой.

— Ну, раз так, — решительно заявила Мария, — убейте меня тут же, в этом бурьяне!

— Это почему же? — удивился Яков.

— А потому, что честь мне дороже жизни. Вас где-нибудь прихватят немцы, а вы подумаете, что я выдала или просто разболтала. Поэтому куда вы — туда и я. До самого леса!..

Пришлось идти вместе…

Устраиваясь на дневку, минеры выкапывали окопчики себе и Марии; учили ее, как лучше замаскироваться; завтракая, каждый угощал девушку лучшим кусочком. Но у всех была одна мысль: как отправить девушку и вместе с тем не обидеть.

— Хлопцы! Дежурить по-вчерашнему, — подает команду Яков. — Степан, за ним я, Николай, потом ты, Сеня. По два часа. Всем остальным спать!

Лишь теперь Мария как следует разглядела партизанского вожака.

Перед ее глазами хотя и рослая, но довольно неказистая фигура. На худых плечах висит измятый и замызганный бушлат, ставший из черного серо-грязным. Не лучше выглядят и широченные штаны из желтой парусины. Вид у них такой, словно коптились они в дымах всех партизанских костров. Перепоясан партизан ремнями и лямками, обвешан снаряжением, да еще весь обсыпан стеблями буркуна и других полевых трав. Венчает этот камуфляж куст курая, надетый на голову. Чтобы не слишком возвышаться над бурьяном, Яков стоит на полусогнутых ногах.

Через некоторое время Якова сменяет Николай Парфенов, а Сакович устало опускается в окопчик и снимает с головы курай вместе с пилоткой. Мария ясно видит лицо Якова. Открытое, еще совсем юное — и двадцати лет не дашь. Но волевое. Твердый подбородок, энергичные губы, ровный длинный нос, спокойные глаза, высокий лоб. Во взгляде чувствуется уверенность и сила. Только мягкая улыбка, постоянно прячущаяся в углах губ, выдает душевность.

— Подступает враг номер два! — поглядывает Сакович на солнце. — Не успело подскочить, а уже припекает. Будем теперь поджариваться, что караси на сковородке.

Солнечный диск, все выше поднимаясь к зениту, жжет нещадно. От горячего воздуха никнут травы, редкая тень, прикрывавшая с утра землю, исчезает. Пот катит градом. Г олова кружится. Дышать все труднее, во рту пересохло.

— Пить… можно? — едва выговаривает Мария. Сакович молчит.

«Неужели он спит в такую жару? — с досадой думает девушка. — А может быть, не слышит?»

Нет, Сакович слышит. Он понимает: жажда мучительна. Но он знает цену воде. Потому и бережет каждую ее каплю. Можно несколько дней голодать и выжить, а без воды пропадешь… И в борьбе со зноем нужна не меньшая выдержка, чем в схватке с фашистами. Яков смотрит на часы, потом берет в руку то одну флягу, то другую, встряхивает их, определяя, сколько осталось воды.

Разморенные палящим зноем, ребята тоже молчат. Немного подождав, Сакович берет у Марии трофейную бутылку вина, добавляет его во фляги и раздает всем по две крышки кислой и теплой влаги.

— Ну, как, полегчало? — участливо спрашивает он Марию.

Каждый раз, поднося к потрескавшимся губам флягу, девушка замечала, как убавляется в посудине влага. Но поддерживали ее не столько эти крохотные глотки воды, сколько сами партизаны, их неиссякаемая выдержка. Когда становилось совсем трудно, они вдруг принимались рисовать степнячке красивые лесные картины, где всегда вдосталь и прохлады лесистых гор, и холодной родниковой воды, расписывали вкусовые достоинства лесных плодов и ягод, и сразу становилось легче.

Прохлада пришла только к вечеру. Когда стемнело, партизаны снова двинулись в путь. Девушка пошла в северо-восточном направлении на станцию Желябовка, где работал ее родственник дядя Ваня. По рассказам Марии, он дважды бежал из немецкого плена. Фашисты дважды его ловили и, избив до полусмерти, снова возвращали в лагерь. Третий раз он ушел с документами умершего товарища. Устроился на станции грузчиком, а теперь работает мастером по ремонту пути. Такой человек партизанам был нужен. Поэтому Мария предложила установить с ним связь и сагитировать его выполнять задания минеров.

Сакович указал Марии приметные места при входе в лес, условные знаки и сигналы, с помощью которых произойдет встреча с партизанскими связными.

А минеры держали курс к тому месту, где на равнинной степи три ленты железной дороги связаны в узел — Джанкой.

До цели еще далеко — километров пятьдесят, если не больше. И ребятам пришлось провести еще одну дневку в пустырях Колайской степи.

На смену знойному дню пришла непогожая ночь — дождь, ветер и грязь. Но партизаны довольны, в темную ночь легче работать. Совершив форсированный бросок, минеры к двенадцати часам ночи приблизились к цели. Внезапно во тьме послышался шум мотора. Затем вспыхнул сноп яркого света. Дрожа, он передвигался по невидимым просторам степи. Ребята припали к влажной земле.