Гнев Земли (СИ) - Шалагин Роман - Страница 8

В дверь постучали. Заведующая, не отрываясь от раскуривания сигареты, равнодушно сказала:

– Войдите.

Дверь со страшным скрипом отворилась, в комнатенку вошли два парня в изрядном подпитии.

– Чего вам? – встретила их вопросом Лошадникова, даже не оборачиваясь.

– Мы по делу, Антонина Васильевна, - пьяно отозвался один из подростков.

Лошадникова затушила окурок и бросила его в переполненную пепельницу.

– Сегодня у меня санитарный день, молодые люди, приходите потом.

Один из вошедших извлек из пакета бутылку водки и поставил ее перед завклубом. Та лишь мельком прочла название на этикетке и произнесла все так же отрешенно:

– Ладно, до двух можете посидеть. Или как вы там это называете на своём языке: «поторчать конкретно и забухать».

– Маловато, - протянул второй, - Нам бы на ночь «арендовать помещение».

Лошадникова молчала, как бы давая понять, что диалог окончен. На столе появилась вторая поллитровка.

– Завтра в восемь, - заговорила Антонина, - Я прихожу сюда и наблюдаю сплошную чистоту. Стекла не бить, на пол не плевать, не блевать и не мочиться.

– Какие разговоры! – обрадовано воскликнул первый, - Все будет о’кей.

– И презервативы использованные не оставлять, - дала последнее наставление завклубом, - А морды вздумаете бить друг другу, так выходите на улицу…

5 км на северо-восток от деревни, 23:57.

Генка проснулся от холода там, где и уснул еще в обед. Он не понял своего нынешнего местонахождения: опушка чернеющего сосняка, кустарник за спиной, полувысохшая высокая трава, ветер, небо затянуло серыми облаками.

Ему доводилось и раньше ночевать на лоне природы во все времена года, если выпивка выключала сознание. Случалось отмораживать лицо, руки и тело, просыпаться в луже после ливня, однажды уснул на гигантском муравейнике. Все болячки заживали на нём, как на собаке, и никаких тяжелых последствий болезни не имели.

Борясь с непослушным телом, Генка смог все же приподняться и оглядеться. Пары самогона еще клубились в гудящей голове. Пьяный пастух, бормоча проклятия и отборнейшие матерные ругательства, сделал два нетвердых шага в сторону леса. Черные сосны шумели на ветру, жалуясь на грядущую осеннюю непогоду.

Генка вновь выругался в ночь и справил малую нужду. Не успел он застигнуть ширинку, как земля под ним резко всколыхнулась. Пастух не удержался и грохнулся на спину.

– Ну и самогонка, мать твою перемать, - заматерился упавший.

В ту же секунду по шее его стегануло что-то. Генка вскрикнул и обернулся, в лоб ему хлестнула ветка ивового куста. Взбесившийся кустарник со свистом шевелил ветками, рассекая воздух, и лупя ими обалдевшего пьяницу. Вскрикивая от боли, страха и удивления, Генка был вынужден ретироваться на четвереньках.

Только вне зоны попадания плетей-веток он перевел дух, хмель выветрился целиком. Уже почти на трезвую голову пастух попытался дать объяснение свершившемуся, но не успел. Каким-то боковым зрением Генка уловил вспышку. Обернувшись в сторону леса, он различил мелькающие между деревьями желтые огоньки.

В детстве тетка часто рассказывала ему о разных проделках ведьм, оборотней и прочей нечисти. Тогда все это казалось интересно, чуть пугающе, но неправдоподобным. Теперь же Генка уверовал в потусторонние силы. Он пытался заорать, но пересохшее горло издало лишь булькающее хрипение.

Протрезвевший пастух изо всех сил помчался прочь от леса, на опушке которого замерли пять пар желтых огней. Генка никогда в жизни не бежал с такой скоростью и прытью, никогда холодное дыхание смерти не леденило ему спину. Неожиданно какие-то верёвки ухватили его за ногу, обмотав её, и Генка грохнулся на влажную траву.

В темноте он увидел, что это были не верёвки, а корни, которые тянули его в свою сторону. Задыхаясь от страха и напряжения, пастух все же отбился от ожившей флоры, оставив в ее объятиях левый ботинок. Не обращая внимания на потерю обуви, Генка продолжил паническое бегство.

Через полтора десятка метров земля под Генкой разверзлась в стороны, и тело его шлепнулось на горячую почву. Когда же после титанических усилий пастух почти сумел вскарабкался по кратерообразному склону ямы наверх, его там поджидали ярко-желтые светящиеся глаза – пять немигающих пар, явно принадлежавшие живым существам. Живым и весьма свирепым…

День второй.

Деревня Ворошиловка, 2:24.

Спящие жители не обратили внимание на то, что все их домашние животные вдруг разом беспричинно забеспокоились, ибо все произошло слишком быстро и с минимальным шумом. Никто из них не завыл, не зашипел, не заревел, не заблеял, не было никакого безумства или неистовства.

Неожиданно окраина леса, та, что ближе всего подходила ко дворам на отшибе, вдруг на секунду озарилась слепящим желто-оранжевым ярчайшим светом. Непонятно, откуда именно исходил он, но распространялось свечение во всех направлениях.

Едва вспышка погасла, как все животные, не сидевшие на привязи, устремились к источнику света, при чём практически бесшумно. В подавляющем большинстве это были кошки и собаки, что гуляли по двору без цепей и веревок. Лишь несколько овец и свиней, нашедших лазейки в хлевах и заборах, присоединились к бегущему стаду.

Только один житель Ворошиловки был свидетелем непонятного поведения домашних животных – бульдозерист Путов. Его так основательно «угостили зелёным змием» товарищи по работе, что он не смог добраться до дома, заночевав на уличной лавке. Мчащаяся живность разбудила и едва не растоптала его. Он не поверил в реальность происходящего, списав увиденное им зрелище, на большое количество выпитой водки.

– Оно бы, конечно, лучше баба голая с поллитровкой привиделась, чем свиньи с собаками. Но всё же лучше скотину увидеть, чем собственную жену, - рассудил вслух Путов и тут же смачно захрапел.

Пенсионерка Орехова в момент второй вспышки непонятного света направлялась из сарая, где хранилась вся изготовленная самогонка. Женщина с пятилитровой бутылью мутной жидкости в руках (в ночь накануне выходных товар шел в больших объемах) шагала осторожно и медленно. Внезапно ошалелая кошка заметалась у ног, ища выхода наружу. Орехова не удержала равновесия и упала, заветная бутыль выпала из рук и разбилась вдребезги.

– Ах ты, паразитка! – выкрикнула проклятие пенсионерка, - Лучше не возвращайся, гадина, убью тебя собственноручно!

Во время третьей вспышки семидесятитрехлетний инспектор ГАИ в отставке открыл дверь нужника. На потолке его висела огромнейшая летучая мышь, размером с взрослого гуся. Вспышка погасла, и тут же загорелись два желтых глаза перепончатокрылой твари, а по ушам ударило отвратительное верещание.

Майор бывшей государственной автоинспекции в отставке уже перенес в недавнем прошлом два инфаркта. Теперь третий удар боли и спазмов по больному сердцу, вызванный кошмарным видением, стал для него смертельным.

Мертвое озеро, 3:33.

Туман, клубившийся над озером, исчез в одно мгновение, словно скрытый в глубине пылесос затянул его туда. Вода забурлила, запенилась, заклокотала. Цезарь в тот же миг проснулся и зарычал. Часовский, привыкший к чуткому сну на зоне, бесшумно открыл глаза.

– Что с тобой? – спросил он своего пса.

Цезарь заскулил и метнулся к двери. Виктор вздохнул и нехотя встал.

– Нашел время, не мог до утра потерпеть…

Едва за овчаркой захлопнулась дверь, как в центре озера раздался громкий всплеск, будто огромный пузырь воздуха поднялся со дна. Нестерпимо яркий свет вырвался из глубин озера, залив собой все пространство.

Свечение погасло, и сразу же жёлтый свет загорелся в лесу. Как живой он помчался по кругу со скоростью горящего пороха. Все это длилось несколько секунд, а затем исчезло. Над озером вновь заклубился туман. Цезарь скульнул и помчался в лес.

Ворошиловка, 6:07.

Петух деда Матвея нехотя вспрыгнул на насест и вяленько кукарекнул, так, что лишь один хозяин и услышал. Матвея как током шарахнуло от этой неожиданной слабости питомца. «Заболел!», - мелькнуло в голове деда, и до конца не умывшись, он помчался в курятник.