Шепот в темноте - Звездная Елена - Страница 56

Отец держал мои руки, и я отчетливо ощутила, как дрожат его собственные.

— Папа…

Он дернул головой, словно решаясь на что-то безумно сложное, затем рывком заставил себя посмотреть мне в глаза и хрипло произнес:

— Знал ли я о том, как тебе тяжело? Знал. Видел, как ты мучаешься, и боялся рассказать правду. Боялся, что ты покончишь с собой, если узнаешь, что моя жизнь от твоего решения не зависит. Боялся… — Папин голос сорвался, а затем он обреченно пояснил: — Вихо многое рассказал о ведьмаках, и у него не было повода лгать. Вихо был заинтересован в тебе, в… ведьме.

Еще несколько долгих томительных секунд молчания, и затем:

— Он не просто сохранил твою жизнь, он сделал все, чтобы дар не проснулся. Никакого алкоголя, эмоциональное и нервное истощение, чувство ответственности за свою семью. Вихо задействовал все рычаги влияния. А я… я видел, как ты страдаешь, мучился сам, но, Мадди, я был уверен, что так ты, по крайней мере, сохранишь жизнь, что ты будешь жить, доченька. Я не думал, даже мысли не возникало, что в один день Вихо изберет для тебя другой путь и объявит своей женой.

Я вдруг только сейчас поняла — папа не знал. Я не говорила, он даже не… он не знал.

— И когда Дик забрал тебя, — папа судорожно сглотнул, — мне было известно, что у Вихо есть та, кого везут в клан. Но я был уверен, что это волчица. Что он избрал своей следующей жертвой волчицу. Я даже мысли не допускал, что… А потом как гром среди ясного неба — Манзи Вихо! И твоя фотография… Твоя! Тебе было известно об этом?!

Я молча кивнула.

— Когда? — прямо спросил отец.

— Когда мне исполнилось семнадцать лет. На утро, после… дня рождения…

Папа отпустил мои руки и поднялся. Он молча отошел к раковине, включил воду, подставил сначала ладони, затем умылся. Снова… снова… снова… Резко выпрямился, вытерся рукавом, развернулся ко мне.

— Почему ты не сказала? — прозвучал хриплый вопрос.

Пожав плечами, я ничего не ответила. Не смогла. Об этом было больно вспоминать, и о том страхе, и о моей первой влюбленности, от которой пришлось отказаться. И даже как-то не верилось, что теперь Вихо нет…

А потом вдруг неожиданно осознала — Вихо больше нет!

Его нет!

Я посмотрела на папу, улыбнулась, чувствуя, как по щекам текут слезы, и прошептала:

— Вихо нет…

Папа с сомнением в моей адекватности глянул на меня, а затем тоже улыбнулся и подтвердил:

— Да, он мертв.

Я вскочила и вновь рухнула на стул. На меня медленно, но основательно накатывало чувство даже не радости — эйфории! Самой настоящей! Я вдруг осознала, что у меня есть будущее! Что я живу, жива и у меня есть шанс жить дальше! Я вспомнила разговор с Аделардом про университет и поняла — я буду там учиться! Я смогу учиться! И жить! Жить, не оглядываясь, ни о чем не думая, не переживая, я… я могу друзей завести! Я…

В дверном проеме возник Аделард. Бросил взгляд на моего отца, затем улыбнулся мне и произнес:

— Я так понимаю, с беседой все прошло успешно?

Закивала, потом попыталась опять встать.

— Куда? — строго спросил Аделард. — Тебе сказано было поесть, потом обратно в постель. И может, в этом случае к вечеру шатать перестанет. Рон, кофе?

— Да, спасибо, — сказал папа. — И… спасибо, что позаботились о моей девочке.

— Мелочи, — проходя к плите, отозвался вампир. — Должен извиниться за то, что обвинил вас в невмешательстве. На тот момент я не был в курсе… мм-м… всех обстоятельств. Маделин, омлет!

Все дальнейшее происходило как в тумане. Я едва ли прислушивалась к беседе Ада с моим отцом, механически расправляясь с завтраком, и почти все время улыбалась. Улыбалась и строила планы, планы и планы… Я теперь могла строить планы, и это было так фантастически здорово. Невероятно здорово.

А потом Имар увел меня спать дальше. Я пыталась возражать, но провалилась в сон, едва легла, и вампир меня заботливо укрыл.

Так началась моя новая жизнь.

Жизнь, в которой не было больше страхов и обреченности, жизнь, в которой я была совершенно свободна.

И эта пьянящая свобода подействовала сильнее вампирского алкоголя.

Все началось вечером, спустя месяц после того, как я поступила в университет. К этому моменту отшумели споры моего отца с Аделардом по поводу того, где я буду жить. Впрочем, они завершились, едва вампир сказал: «Я несу за нее ответственность перед Роутегом». С этим папа спорить не стал. Моя семья не стала возвращаться в человеческий мир, предпочтя обживаться в Серых Гранях. У них там был уютный домик на склоне горы, а в Ночь весенних песен, которая оказалась единой для всех миров, мои сестры нашли себе пары. И старший брат тоже. Младший еще нет, но он увлекся самой идеей переходить через миры, и его не то что я, его мама теперь видела редко.

А я обретала силу.

Она накатывала волнами, омывая, словно теплый песок. Она манила, как самый яркий из маяков манит одинокий, заплутавший в океане корабль. Она сводила с ума, вызывая неистовое желание двигаться, напрягая каждую мышцу тела, изгибаться на пределе возможностей… желание танцевать. Кружиться, взлетать и падать и снова взлетать. Но каждый раз, когда я об этом думала, тело начинало тосковать… по сильным рукам мужчины, готового подхватить в любой момент, чтобы удержать от падения, уберечь от боли… спасти от того, кто казался непобедимым…

Много раз я порывалась спросить у Аделарда, что с Роутегом… Если бы я могла… позвонить, сказать спасибо, сказать хоть что-то…

Но снова и снова в моей памяти звучали тихие слова оборотня:

«С меня хватит, Кел. В Ночь весенних песен я выберу себе женщину из наших. У меня будут семья и дети».

Сейчас, вспоминая все, что произошло со мной у койотов, я с отчаянием понимала, что никто не достоин семьи и детей так, как Роутег. Никто не способен заботиться так о других, как Роутег. И мало кто относится к ответственности за жизни других так, как он. И до сих пор я испытывала странное, сжимающее сердце чувство при мысли о том, что Роутег пришел в клан Волка и бросил вызов Вихо без моей просьбы, без моего зова. Он спас меня, ничего не требуя взамен, ничего не ожидая, подарив мне свободу и защиту… подарив мне жизнь. И возможность прожить эту жизнь так, как я сама считаю нужным.

Моя благодарность ему росла день ото дня, и я правда всем сердцем, всей душой желала ему счастья. Желала найти ту, кого он узнает с первого взгляда, одну из тысячи, и они пойдут навстречу друг другу, не замечая никого и ничего вокруг. Чтобы, подойдя, он ощутил ее запах и ощутил то самое непреодолимое желание прикоснуться к ней… И чтобы его ударило словно током при первом прикосновении, а его сердце потянулось к ней как магнитом, и счастье заполнило его всего… Счастье, которого он действительно заслуживает…

Вот только всякий раз, когда я это представляла, в той женщине, которую он узнает в толпе из тысячи, я видела… себя.

Не то чтобы я это осознавала, просто внезапно поняла — когда думаю об этом, я представляю, как его пальцы касаются черных, совершенно черных волос… а брюнетки среди оборотней редкость, мне ли не знать об этом… Вихо слишком часто упоминал о том, насколько большой редкостью является мой цвет волос среди кланов иных.

А кровь ведьмаков все сильнее давала знать о себе.

Я хотела танцевать.

Среди песков, под ярким светом луны, серебрящим песчаные дюны, повинуясь жаркому ветру и доверяясь сильным рукам самого надежного из оборотней… Самого сильного из оборотней… И самого желанного…

Того, о ком я старалась забыть наполненными событиями днями, и кого пыталась не позвать ночью…

Потому что… «С меня хватит, Кел. В Ночь весенних песен я выберу себе женщину из наших. У меня будут семья и дети».

В Ночь весенних песен, когда мои братья и сестры гуляли с волками стаи Северных Гор, я сидела с родителями и… училась. Очень старательно, вдумчиво, и литрами поглощая кофе. Родители полагали, что я безумно рада готовиться к поступлению в университет и в целом счастлива от осознания, что впереди меня ждет нормальная человеческая жизнь и студенческие годы. И я старалась выглядеть счастливой, а сама…