Банка с червями - Чейз Джеймс Хедли - Страница 30

• Предыдущая
• 30/42
• Следующая

— — Детка, — начал я, — расскажи мне про Диаса. Почему ты в нем разочаровалась?

— Не нравится мне, что у него в “Аламеде” творится.

— А что творится?

— Я вижу, что Альфонсо хуже гремучей змеи, куда опаснее. Я его боюсь.

— Понятно. Но что там в “Аламеде” происходит?

— Стоит человеку поднять голос, и он немедленно погибает.

— Как старый Пит.

— И те двое мальчишек. Вот я и помалкиваю, не хочу, чтобы и со мной такое случилось.

— Еще бы! Кто хочет? Значит, в “Аламеде” что-то творится?

— Диас кого-то там прячет. Отдал им верхний этаж.

— Кого же?

— Не знаю и знать не хочу. — Она поставила чашку. — Барт, я должна уехать. Этот город надоел мне до рвоты. Пора отсюда убираться. Хочу поехать во Фриско. Там есть один парень, он занимается стриптизом и зовет меня в пару. Правда, за это он хочет получить от меня деньги.

— Деньги всем нужны, детка. Смотри снова не потеряй голову.

— Он другой. Ты не ссудишь мне десять тысяч долларов, Барт?

Я уставился на нее, открыв рот:

— Что-то я стал плохо слышать. Мне вдруг почудилось, что ты сказала десять тысяч? Глория кивнула:

— Вот именно.

— Десять тысяч! Да ты что, детка? С ума сошла? У меня и двух-то не наберется!

— Не ври! — У Глории сделалось злобное лицо. — Я же знаю, что Альфонсо заткнул тебе рот — дал пятьдесят тысяч. Я слушала под дверью. Выкладывай десять, а не то…

Вдруг я осознал, что сижу голый. Благодушная размягченность после любовных игр вмиг исчезла. Я встал с постели и пошел в ванную. Побрился и принял душ, стараясь протянуть время, а сам лихорадочно обдумывал положение. Если у женщины делается такое лицо и она говорит “а не то…”, к ее словам следует отнестись внимательно.

Когда я вернулся в спальню, Глория уже оделась. Она стояла, глядя в окно, спиной ко мне, и дымок от сигареты спиралью поднимался над ее рыжей головой.

Я оделся, потом полез в шкаф за револьвером. Кобура висела на вешалке, но револьвер исчез.

“Да, Барт, дорогой, ты и впрямь должен быть с ней крайне осторожен”, — подумал я.

Глория повернулась и подняла правую руку. На меня смотрел мой револьвер.

— Ты это ищешь, Барт? — Голос у нее был хриплый, а глаза холодны как лед.

— Да никак ты собралась застрелить меня, детка?

— Я прострелю тебе ногу, если ты не дашь мне денег, — ответила Глория, и вид у нее был такой злобный, что я поверил — она вполне на это способна.

Я осторожно отошел и сел на стул.

— Ты выжал из Альфонсо пятьдесят тысяч, — продолжала она, — а теперь я намерена выжать десять тысяч из тебя.

Я глубоко вздохнул:

— Крошка, я бы отдал их тебе, если бы они у меня были. Но я все потратил.

— Не мели чепуху. Никто не может потратить такую сумму за пять недель.

— Ты права. Никто, кроме меня. У меня настоящий талант тратить деньги. И еще у меня талант находить себе расточительных девчонок. Все мои пятьдесят тысяч мы прокутили за четыре недели, катаясь на яхте. Откуда у меня такой загар, как ты думаешь? Считаешь, я работал в шахте?

Глория не сводила с меня глаз, и я увидел, что лицо у нее вытягивается.

— Тогда давай отступное. — Она опустила револьвер. — Не мог ты потратить все деньги! — В ее голосе послышалась жалобная нота.

Я вздохнул с некоторым облегчением. Пожалуй, непосредственная опасность миновала.

— Мог. И могу это доказать. Пошли ко мне в банк, и тебе там скажут.

— Да заткнись ты! — Она швырнула револьвер на постель и повернулась ко мне спиной.

Я поднялся со стула, подобрал револьвер и сунул его в карман.

Глория обернулась:

— Что мне делать? Фредди не примет меня, если я не войду к нему в долю. Барт, а ты не мог бы достать денег?

— Успокойся, крошка. Давай подумаем, что можно предпринять. Пошевели-ка мозгами. Ты задавала мне вопрос: почему Диас, даже глазом не моргнув, расстался с пятьюдесятью тысячами?

Глория села и посмотрела на меня:

— И почему же?

— Потому, что я разворошил такую банку с червями, что он готов был заплатить мне сколько угодно, лишь бы я молчал.

— Что еще за банка?

— Это как раз та история, о которой ты знать не хочешь. Речь идет о том парне, которого прячет Диас.

— Того, что с женой?

— Разве там еще и женщина?

— Да, с ним женщина. Я слышала, как они разговаривали.

Я вспомнил две кровати в палатке на пиратском острове и женские вещицы, которые я там видел. Я-то считал, что ими пользовалась Нэнси, когда навещала Поффери.

— Ты уверена, что с ним женщина?

— Уверена. А кто он? И в чем вообще дело?

— Подожди. Тебе нужно десять тысяч, чтобы уехать во Фриско. Так?

— Ты что, глухой? — Она стукнула кулаком по колену. — Я же сказала тебе.

— Ты могла бы их заработать.

Она поерзала на стуле, не сводя с меня глаз:

— Шутишь?

— Ты можешь их заработать.

— Как?

— Я хочу знать, что происходит в “Аламеде”. Мне нужно все знать про мужчину и женщину, которых Диас там прячет. Я хочу, чтобы ты все про них разузнала и сообщила мне.

Глория откинулась на спинку стула.

— Воображаешь, что я чокнутая? — Голос у нее сделался пронзительным. — Я не хочу, чтобы со мной расправились, как с Питом и теми, мальчишками. Нет уж!

— Успокойся. Тебе ничего не надо делать. Просто установи в кабинете Диаса жучок и слушай, о чем там говорят. У меня есть такая штучка: как только начинается разговор, она запускает записывающее устройство. От тебя требуется только пристроить этот жучок. Ничего сложного, детка. Я тебе все дам. Когда пленка закончится, ты ее заменишь. А через неделю в обмен на эту пленку я выдам тебе десять тысяч отличных зелененьких долларов. Ну как?

Я понимал, что увлекся. Если Хэмел не подоспеет со своим миллионом, мне неоткуда взять десять тысяч, но Глория об этом не должна знать. Если на пленке окажутся доказательства того, что Диас убил Пита и двух мальчиков, я смогу выжать этого негодяя досуха.

— А откуда ты возьмешь десять тысяч? — спросила Глория. — Ты ведь только что божился, будто у тебя денег нет.

Я уверенно улыбнулся.

— Сейчас нет, крошка, а через неделю будут. На часть денег, которые я получил от Диаса, я вместе со своим другом купил акции, — соврал я. — Мне это обошлось в пять тысяч, а получить я должен пятнадцать. Десять — тебе, пять — мне.

Я уже понял, что Глорию всю жизнь завлекали парни, которые плели ей всякие небылицы. Если бы я заикнулся о чем-то подобном Берте, она разбила бы об мою голову пивную бутылку. Но Берта — это совсем другое дело.

Я наблюдал за тем, как Глория обдумывает мои слова. Мне казалось, я даже слышу, как шевелятся ее мозговые извилины. В ее жалком умишке вспыхивал красный огонек и предостерегал, чтобы она мне не доверяла, но мысль, что она получит десять тысяч долларов, преображала этот огонек в зеленый.

— А вдруг ты не дашь мне деньги? Почему я должна тебе верить? — спросила она.

— Клянусь могилой отца.

Она с подозрением смотрела на меня:

— Откуда я знаю, умер твой отец или нет?

— Господи! Ну позвони на небо, тебе сразу скажут.

Глория еще подумала, но жадность взяла верх над осторожностью.

— Ладно. Сделаю, но если ты не отдашь мне деньги, я отчекрыжу у тебя самое дорогое.

Вопреки ожиданиям Вашингтон Смит пожаловал не к ужину, как его приглашал Джервис, а к ленчу. Оказалось, позвонил Хэмел и сообщил, что вечером вернется. По-видимому, директор киностудии заболел, и встречу перенесли на неделю. Смиту предстояло помочь Хэмелу распаковать чемодан.

— А как миссис Хэмел? — спросил я, когда Джервис подал цыпленка по-мерилендски.

— Рад сообщить, что ей гораздо лучше. Она уехала куда-то сразу после отъезда мистера Хэмела. По-моему, решила провести день на яхте. Солнце и море — есть ли лекарство лучше?

Когда мы кончали завтрак, послышалось урчание тяжелого двигателя, и Смит вскочил из-за стола.

— Должно быть, миссис Хэмел возвращается, — сказал он. — Узнаю звук ее автомобиля. Я лучше пойду.

• Предыдущая
• 30/42
• Следующая