Советская психиатрия
(Заблуждения и умысел) - Коротенко Ада Ивановна - Страница 21

Показавшиеся следователю «странными» сосредоточенность Я.В.И. на своем внутреннем мире и переоценивание собственной личности были, что явствовало из текста экспертного заключения, далеко не единственными признаками, которые характеризовали его индивидуальные особенности. Среди таких признаков, например, отмечались следующие: «свободно оперирует абстрактными понятиями»; «к исследованию относится с интересом»; «проявляет активное внимание к тестовым вопросам методик диагностики личностных особенностей, охотно анализирует их в совместном обсуждении, соотносит их содержание с присущими ему поступками, индивидуальными особенностями, своим образом жизни»; «внешне стремится проявить удовлетворенность собой, нивелируя внутреннюю напряженность и неуверенность с помощью психологически защитного поведения по типу избегания критического самооценивания с некоторой переоценкой собственной личности». Заметим, что с точки зрения психического здоровья, в наличии которого психиатры ему не отказывали, разница между «некоторой переоценкой личности» и «переоценкой личности» несущественна, но фраза, вырванная из контекста, всегда может иметь тот смысл, который ей хотят придать. Чтобы найти такую фразу, следствие проявило высокопрофессиональную избирательность внимания.

Но и Я.В.И. не отступил от своей цели. Сейчас он с семьей живет в Америке, работает и, по рассказам друзей, уровень его притязаний вполне удовлетворен. Возможно, поэтому в его поведении психологические защиты будут проявляться реже. Если, конечно, он также удовлетворен и тем, что его «шизоидные ассоциации, без которых не было бы гениев» оцениваются не только им, но и окружающими как «оригинальные идеи», а ему самому хватает профессионализма, чтобы их реализовывать.

Психиатрический «компромат» использовался не только по отношению к «инакомыслящим» диссидентам. Дьявольская «удачная» находка — манипуляция психиатрическим диагнозом — могла, как политический шлагбаум, преградить путь сотрудникам системы правопорядка, если решение профессиональных задач, служебный долг и профессиональную честь кто-то из них представлял иначе, не так, как предписывалось сверху.

Такие истории стали всплывать, когда психиатрии пришлось реабилитировать себя из-за собственных и политически навязанных ей злоупотреблений диагнозом. Еще до создания независимой Ассоциации психиатров Украины, примерно в начале 1991 г., инициативная группа киевских психиатров организовала работу консультативно-экспертного совета по психиатрии при главном психиатре Министерства здравоохранения УССР. Царившая тогда, активно и пассивно созданная, психиатрическая диагностическая неразбериха заставляла людей обращаться в Совет за помощью, и они рассказывали…

Для одного из посетителей, пытавшегося преодолеть препятствия на пути борьбы с преступностью, это закончилось серьезным служебным конфликтом и направлением на медицинское освидетельствование с участием психиатра из-за того, что он, как было сказано в документе, «несмотря на умение оперативно выполнять поставленные перед ним задачи, в последнее время стал обнаруживать изменения в характере: вспыльчив, позволяет себе высказывать самостоятельное мнение». Когда уволить правдоискателя по служебному несоответствию и по состоянию здоровья «через психиатрию» не удалось, а желания добраться до коррумпированных небожителей у него (несмотря на разнообразные многочисленные намеки быть разумным и оставить свои намерения) не поубавилось, была применена очередная мера воздействия: фабрикация статьи уголовного обвинения.

Находясь под следствием, он был уволен из системы внутренних дел, а тогдашнюю психологически понятную утрату равновесия, т. е. стрессогенный эмоциональный срыв, очень быстро соединили с упомянутыми выше «изменениями в характере». В итоге диагноз: «Шизофрения, параноидная форма». Вскоре после этого уголовное дело прекратили по отсутствию события и состава преступления. Психиатрический диагноз остался {«В зоне, как обещали, не сгноили. Спасибо, что не убили, но сумасшедшим все же сделали. Осталось писать мемуары, но кто поверит бреду сумасшедшего о мафии советского периода?!»)

И хотя психическая полноценность автора будущих мемуаров все же была удостоверена, однако к их написанию он еще долго, наверно, не приступит, так как не исключено, что его служебный сейф пополняют материалы о мафии современного, постсоветского, периода.

Сложившаяся государственная система давила не только тех, кто ее якобы разрушал, распространяя сведения, порочащие государственный строй. Она давила и тех, кто действительно охранял ее безопасность, загоняя людей в тупик неразрешимых нравственных противоречий. Как-то мне доверили сокровенное: «Я разочаровался в жизни. Я плакал, когда понял, кто есть кто, и во имя чьих интересов я боролся совсем не с теми преступниками». Для некоторых оставался только один выход из нравственного тупика — самоубийство.

Человек, полностью (и рационально, и эмоционально) идентифицирующий себя с кем-либо или с чем-либо, не выдерживает, когда подвергается критике или терпит крах предмет его идентификации. Например, система, которой он беззаветно служил, не догадываясь о порочных сторонах ее политики. В силу этого человек может вынести себе смертный приговор, так как считает себя виновным в преступных действиях организации, которой отдал всю жизнь, не осознавая страшного смысла своего дела, и привести этот приговор в исполнение.

Объяснять такие суициды низкой стрессоустойчивостью или психическим заболеванием нелепо. Самоубийство, имеющее нравственную основу — это один из видов надситуативной активности, которой руководит совесть и которая свидетельствует о том, что моральную ответственность за происходившее человек возлагает на себя…

Злоупотребление психиатрией в политических целях — явление масштабное, проблемное и очень разнообразное в своей конкретике… Психологические аспекты — лишь малая его часть. Но особенности даже этой малой части можно перечислять очень долго. Их трудно разделить на главные и второстепенные: пожалуй, любая и каждая частность будет главной, так как непосредственно соприкасается с уникальным феноменом — с жизнью человека, с его судьбой.

Если смириться с тем, что проблема борьбы добра со злом является вечной для человека, хочется сказать, что на наш век этой вечной проблемы, то есть ее психиатрической метаморфозы, хватило с избытком. Очень хочется надеяться, что, благодаря общим усилиям, бесследно растворившись в вечности, в будущем она вновь не возникнет.

Жизнь не только трагична, она одновременно и комична. Манипулировать психиатрическим диагнозом можно и в жанре трагикомедии. Наверно потому, что он закономерен для жизни вообще и является психологической закономерностью для людей с определенным характером. Вот один такой и впрямь казусный пример.

Не так давно, в 1998 г., один человек доверительно, можно сказать, попросил совета: «Может, мне лучше остаться с диагнозом, чем идти в тюрьму?». Он задал этот вопрос, так как задумался и об особенностях своего характера, и о своей способности заниматься «социально-освободительной борьбой за освобождение украинского народа от любой власти, за его права, которые указаны в Конституции Украины».

Сохраняя понятную анонимность (срок давности не прошел!), фамилию его не называем, хотя он разрешил «при случае» рассказать о нем, согласившись фигурировать в таком рассказе как Человек (с «большой буквы»), что каждому и положено по его изначальному и неотъемлемому праву.

Так вот, Человек задал свой вопрос комиссии врачей- психиатров, перед которыми стояла задача дать судебно-психиатрическую оценку его психического состояния. Следовало устранить противоречия в выводах предыдущих судебно-психиатрических экспертиз и провести дифференциальную психодиагностику, уточнив диагноз («паранойяльное развитие личности» или «параноидная шизофрения»). Для объективности (из-за расхождения предыдущих диагностических заключений) в рамках повторной судебно-психиатрической экспертизы проводилось еще и психологическое исследование. Теперь это становится уже чуть ли не правилом (а в период психологической деиндивидуализации человека было полным исключением), потому и возникла возможность рассказать этот случай.