Живой товар - Хазарин Андрей - Страница 31

• Предыдущая
• 31/91
• Следующая

Он вернулся в машину, напился, спросил Колю:

— Попить хочешь?

Раньше не давал, при ране в живот нельзя, но теперь что уж… Не отозвался Коля — видно, отключился: то ли от потери крови, то ли от тряски, а может, когда поверил, что едет к спасению, в больницу, перестали его нервы держать…

За машину Мюллер был спокоен. Ее специально готовили для таких поездок. Никто и никогда по номерам не сможет вычислить ни имени владельца, ни названия фирмы. Номерной знак принадлежал «Москвичу», который уже год ржавел в чужом дворе. Номер же двигателя мог указать на владельца «Мерседеса-230», проживающего в городе Липецке по улице Гвардейцев, 44. Мюллеру было доподлинно известно, что по этому адресу уже года четыре стоит памятник тем самым гвардейцам. И так в машине было со всеми номерами.

Кононенко торопливо побросал в свой кейс все документы на машину, мелочи из бардачка — что может пригодиться по дороге или потом, что бросать здесь противопоказано…

Проверил карманы у ребят: как положено, документов у них при себе не было. Только сердце у Коли ещё билось.

— Не повезло тебе, Коля, — повторил Мюллер. — Прости, братан.

Он знал, что долго ещё будет ощущать под ладонью это биение. И будет ему страшно: вдруг и его вот так же, как этого Колю, бросят когда-нибудь умирать… Ладно, чего уж там — никто не живет вечно. Придет мое время — и я следом отправлюсь, и так уж лет десять переходил на этом свете, давно должен был лежать где-то под кучей камней, в лучшем случае — на «Втором городском», в воинских рядах, в цинковом гробу…

Впрочем, умного человека так легко Она не достанет, за умным Ей ещё бегать и бегать…

Он ещё раз осмотрел салон. Нормально. Вытащил из-под сиденья тряпочку — такая у каждого водителя есть, хоть на «мерсе», хоть на «порше», а руки обтереть приходится. Вынул из замка ключики, вышел, отпер крышку бензобака. Снова оглядел дорогу — пусто… Хотя, кажется, за бугром, километрах в двух, чуть засветилось — похоже, дальние фары.

Все, тянуть нельзя.

Он затолкал конец свернутой жгутом тряпочки в горловину бака, перевел дух, чиркнул зажигалкой, подождал, пока побежал по волокнам ленивый огонек, а потом кинулся на водительское место, выбросил на дорогу свой кейс, передвинул рычаг коробки на нейтраль и отпустил ручник. «Мерседес» постоял, словно в раздумье, а потом медленно-медленно начал скатываться назад. Мюллер, оглядываясь на горящую тряпочку, выбрался из машины и принялся подталкивать её, упираясь в стойку двери. Скорость нарастала медленно, а тряпочка все разгоралась…

Наконец «мерс» собрался с духом и покатился вниз все решительнее. Мюллер отпустил баранку — ничего, ровно идет — и отскочил в сторону, чтоб открытая дверца не толкнула.

Секунды тянулись бесконечно долго, темно-серый автомобиль уже слился с ночной темнотой, только чуть мерцал огонек, все дальше, дальше… И вот затарахтело внизу — тяжелая машина сносила деревянные столбики, — потом глухо ухнуло, и через секунду полыхнуло в русле пламя.

— Пусть вам земля будет пухом, Витюша и Коля, — проговорил Мюллер серьезно и пошел подбирать кейс.

Теперь ему надо было найти грунтовку на север, протопать километра два или три до железной дороги и выйти к платформе «470-й километр». По шоссе сейчас лучше в город не добираться.

В пятницу двадцать восьмого, утром, часов в десять, позвонил Дима и, толком «здрасьте» не сказав, выпалил:

— Девочка приехала! Бросай все и бегом к ней!..

Я ещё с полминуты с ним поговорила, положила трубку — и села. Ножки подкосились. В общем, к тому шло, и я, по идее, была морально подготовлена, и по прикидкам со дня на день и должно было произойти, но в душе я как-то не ждала, что все случится так быстро. А ведь назревало оно давно и первый гром заворчал на горизонте ещё во вторник, хотя я сама только потом сообразила, что это и вправду гром.

А во вторник с самого утра раздался звонок из «Татьяны» — наш глава с бухгалтером приглашаются на традиционное полугодовое совещание.

Что-то рано в этом году. Обычно это торжественное событие с раздачей премий и зуботычин приходится на самый конец июня, а сегодня только двадцать пятое. Непонятно…

Лаврук поспешил о радостном мероприятии уведомить Галину. А она терпеть не может ходить в «Татьяну» — с тамошним главбухом у неё страшные контры. Мы же филиал, поэтому приходится отчитываться, её можно понять… Ходит, куда ей деваться, но скрипя сердцем.

Однако сегодня Галина сказала так:

— Никуда я не пойду — полугодовой отчет кто-то делать должен? У меня одних бланков сорок три штуки!

— Но нас приглашают двоих!

— А ты возьми кого-нибудь из девочек — все равно сегодня мертвый день.

— Галина!

— Вот что, шеф, реши раз и навсегда, что для тебя важнее — порядок в делах или прогиб перед начальством.

Шеф покивал: он, конечно, знал, что важнее. Но, с другой стороны, если поволокут на цугундер, то как раз за непорядок в делах…

Мы все были свидетелями этого разговора, поскольку он происходил в дневное чаепитие, перенесенное по случаю совещания на двенадцать часов.

— Ну, девочки, кто пойдет? — осведомился Лаврук. — Ты, Ася, или Юлия?

Юлька тут же заявила:

— У меня сегодня здесь куча дел. Не могу.

На самом деле она сегодня туфли новые надела и натерла ногу так зверски, что о лишних перемещениях и думать не могла.

— Я пойду, — сказала я.

А что, в самом деле? Совещание назначено на два. Значит, часов в пять-шесть закончится. И разойдемся мы по домам — не возвращаться же в фирму. Тем более, если клиентов нет.

Только до Димы дозвониться надо, чтобы он меня возле подъезда не ждал. Юлька вчера нас увидела, бровки подняла… Но сегодня ни слова не сказала. Молчит, ждет, пока я сама все расскажу. А я не тороплюсь…

— Хорошо. Значит, готовься — к двум часам.

С шефом нашим очень удобно путешествовать: на машине. Ни тебе эскалаторов, ни давки в метро…

Особенно хорошо было на курсах. Вот тогда мы поездили! Поглядели! Издали даже Припять видели, страшно — мертвый город. Каким-то чудом Лаврук пропуск в Зону получил…

— Асенька, тебя к телефону, — Анечка уже на рабочем месте, но пользуется отсутствием клиентов, чтобы по батюшке не звать.

— Да.

— Это я.

Колесников, собственной персоной! Лично! Какая честь, мадам!

— А, привет!

— Ты как там?

— Ничего, порядок.

— Вечером как обычно?

— Нет. Я в два уезжаю на совещание в центр. Сколько пробуду — не знаю.

— А приблизительно?

— Ну, часов до шести, наверное…

— Слушай, это в вашей «Татьяне» будет? Возле «Мелодии»?

— Да.

— Ну, тогда я тебя встречу. Около собора в шесть.

— А если совещание закончится раньше?

— Тогда езжай домой.

В этом весь Колесников. Он принял решение — и все, никакой бульдозер его не сдвинет. А может, так и надо? Не сушить мозги, не рассусоливать, не делать из решения проблему? В конце концов, вопросы, которые мы в своей обыденной жизни решаем, настолько ерундовые, что хоть так реши, хоть этак ничего не изменится, так что самое лучшее — с ходу решить как угодно, и с плеч долой…

Правда, тут вопрос не самый обыденный. После воскресенья, когда он так убедительно доказал, что у нас в фирме опасно, и решил, что обязан меня защитить, он два или три раза в день звонил. А вечером встречал, чтобы домой довезти.

— Хорошо. У собора в шесть, — согласилась я.

— Тогда до вечера. Целую.

Я положила трубку. Странно было после стольких лет полной свободы вдруг стать вновь опекаемой. Но и приятно тоже. Даже очень. В конце концов, что такое полная свобода? Полное одиночество.

Анечка наш разговор так старательно не слушала, что у неё даже ушки побелели. Ну конечно, событие такое — у Аськи, «аксакала», мужчина завелся! Но я виду не подаю, словно не замечаю, как фирма по случаю безделья от любопытства заходится.

• Предыдущая
• 31/91
• Следующая