Обмен властью (СИ) - "Эш Локи" - Страница 36

Я ведь когда-то мечтал побывать на этой сцене. Сыграть в публичную игру, почувствовать себя по-настоящему никчёмным и покорным чужой воле. Один на один это был спуск в глубокую темницу, но тут, на Красной, — аналогично падению в бездну.

Падению, которое может уничтожить.

Выбравшись из красного зала, я призраком бродил по первому этажу до самого закрытия клуба. Тимур тоже остался, и мы засели в кабинете Артемия Олеговича, надеясь только на то, что однажды этот долгий день закончится.

Хозяин вернулся в шесть сорок утра.

Между рёбер жалюзи пробивалось зимнее утро, в щель форточки влетали крупные снежинки, чтобы бессмысленно истаять на подоконнике. Тимур, услышав шаги в коридоре, привстал. Я — перевёл взгляд.

В глазах Артемия Олеговича горела надежда. Жгучая и какая-то свирепая. Она бальзамом пролилась на мою иссушенную душу.

— Ему сделали операцию, — сообщил Хозяин. — Успели. Из-за срочности он стал в очереди первым. Врач сказал, что счёт шёл на минуты. Вова… ты его спас.

Я поднялся. Всё. Нервная система была истощена настолько, что даже вспышка облегчения не принесла радости. Мы помолчали так — поделив чудо на троих, без слов, без поклонов. Без «спасибо» и «до свидания».

По дороге домой Тимур заехал в какой-то расшикозный магазин элитного алкоголя. Купил коньяк, сунул мне. Я сжал хрупкое стекло в руках, слепым взглядом рассматривая припорошенную снегом улицу.

— Сабы или Домы… мы просто люди, — тихо бросил Тимур, снова присасываясь к сигарете. Он выкурил за ночь не меньше пачки. — Просто люди.

Я не ответил.

— О чём думаешь?

— Что случилось бы, если бы я медлил, — нехотя отозвался я. — Если бы меня не было на месте, когда Лер…

— Первый подобный случай в твоей жизни?

Тимур завёл машину и выехал на дорогу, а я крепко задумался.

— Я уже терял близких. Не в таком смысле, но ведь мои родные тоже существуют где-то вне зоны доступа. Короче, всё по-другому, да и не жаль. Разве что сестру.

— У тебя есть сестра?

— Да, младшая. Алиса. Ей было четыре, когда я ушёл.

Я замолчал, удручённо ворочая в голове воспоминания. Алисе сейчас уже почти десять?

— Уверен, когда она подрастёт, то захочет тебя отыскать.

— Если переварит то, что я гей и извращенец, возможно. Я бы и сам попробовал с ней связаться. Когда-нибудь, может, через старых знакомых. Это будет непросто.

— Тебе не стоит опускать руки.

Когда мы остались одни, в замкнутом пространстве, кошмары стали почти осязаемыми. Несмотря на усталость, я не мог уснуть, Тимур тоже — привычно, так что какое-то время мы проторчали перед телевизором, потягивая коньяк.

Но ни покой, ни алкоголь, ни отдых не дарили умиротворения.

— Можешь помочь забыться? — спросил я так мягко, как только мог. — Я знаю, что в угнетённом состоянии играть не безопасно, но…

Тимур пристально вгляделся в мои глаза.

— Уверен, что сейчас тебе это нужно?

— …Да. Уверен.

Всё было совсем не так, как в первый раз. Я не просто изнывал — плавился заживо от нетерпения. И, как оказалось, забыться нам обоим было одинаково необходимо.

— Я буду бить сразу в полную силу, — предупредил Ларионов, подводя меня к краю кровати. — Выдержишь?

— Что угодно.

Стянув футболку, я бросил её на кровать. Тимур достал из шкафа кнут и на пробу рассёк воздух. Затем, надавив ладонью на моё плечо, заставил опуститься на колени и прижаться грудью к матрасу.

— Возьмись руками снизу. И держись так крепко, как сможешь.

— Не свяжешь?

— Нет. Я хочу, чтобы ты справлялся сам.

Я кивнул.

— Сколько ударов?

Тимур задумчиво выдохнул, провернув рукоять кнута в руке. Вытянул плетёный кожаный хвост в пальцах, затем тронул шлепком мою поясницу и медленно протащил вверх, по всей длине позвоночника. Будто смычком по струнам скрипки.

Я сжался, но тут же заставил себя расслабить мышцы. Лишнее напряжение сейчас ни к месту. Ведь я сам попросил. Сам начал.

И по-другому просто не мог.

— Тебе будет не до счёта, — тихо сказал Ларионов. — Готов?

— Угу, — я упёрся подбородком в одеяло и закрыл глаза.

Тимур не приукрасил. Сразу, с первых же ударов, он располосовал мои лопатки в липкое саднящее полотно. Я задохнулся и усилием заставил себя держаться за реальность — такое наслаждение слишком настойчиво заявляло права на мой рассудок и сознание поплыло.

Тимур прекрасно знал все чувствительные зоны, так что бил прицельно, без промаха, без задержек, без ошибок. Ощущение было такое, будто плеть выдёргивает из кожи рецепторы и с какой-то стати засевшие внутри гвозди — хвост кнута оставлял огненную полосу, за ним прилетал шлепок и преподносил совсем другую, острую, всепоглощающую боль. Мои пальцы быстро вспотели и начали скользить по краю деревяшки. Чтобы удержаться, пришлось схватиться за ткань. Она даже треснула от натяжения.

И внезапно наступила пауза.

Мы дышали в один такт, одинаково обрывисто, будто наркоманы, тянущие кокаин с общей дорожки. Всё постепенно исчезло: усталость, алый свет, горечь, постель, страх, комната, весь мир.

Остались только мы.

Донор и пожиратель.

Какое-то время по моей спине гулял взгляд, полный мечущихся монстров. Я чувствовал его кожей и ранами, мышцами и даже, наверное, внутренностями. Тимур смотрел, давая мне шанс прийти в себя и сказать стоп-фразу. Остановить — пока он ещё мог проявить какую-то заботу.

Я молчал.

Ни о какой безопасности и разумности мы уже не думали — меня тащило в крайнее отчаяние, Тимура уносило следом. Именно поэтому нельзя играть в подавленном настроении, но что нам, наркоманам, какие-то запреты?..

Во втором заходе боль, усиливающаяся с каждым касанием кнута, уже не вспыхивала, а проливалась лавой на тело, вскипая в одном темпе с загнанным пульсом. Наверное, Тимур расколотил меня до крови — плеть налипала, и почему-то хотелось взглянуть на это со стороны, но сквозь красную пелену в глазах я не смог бы увидеть, даже если бы поднял взгляд на зеркало.

Когда всё прекратилось, первые пару минут я не мог понять кто, где и зачем. Жив или мёртв — тоже. Очухался, почувствовав пылающей раной движение воздуха. Тимур присел, плавно провёл по солёной коже губами и прижался к нетронутому кнутом островку на моём плече.

Очень интимно. Я вспомнил — он впитывает боль. Балансирует. Не хочет срываться, не хочет уничтожать. Он мог забить и до потери сознания. Даже того, кого любит, — ему не впервой.

И всё же… остановился.

Тело я уже не контролировал. Оно просто подстраивалось, сгибалось под собственной тяжестью. Тимур заметил, перехватил в районе шеи, надавил на предплечье, вынуждая разжать, наконец, руки. И повернул меня к себе.

— Выдержишь ещё кое-что?

Я с трудом отклеил язык от нёба. Сам не понял — так сильно сжимал зубы?

— Да.

Тимур медленно подтащил меня к себе. Завёл руку за спину, а потом дал увидеть в раскрытой ладони острый, маленький керамбит.

Он наблюдал за реакцией с жадностью голодного волка. Выждал с минуту, пока я, наконец, не поднял полные решимости глаза.

— Что?

— Клеймо.

— Хорошо, — я даже усмехнулся уголками губ.

Одним рывком, коротким и резким, Тимур поддел лезвием маленькое крест-клеймо на плече и снял его. Вместе с кожей. Острая боль прибила к его предплечью и изогнула тело дугой. Свежая кровь быстрыми каплями потекла по спине и ключицам.

Тимур прижал меня к себе, баюкая и целуя в висок.

Так мы просидели, пока я не перестал трястись и рыдать. Наконец-то. Наконец-то я мог, имел право — в полную силу.

Едва я успокоился, утихло и беспокойное море эмоций, оставив нам лишь сладкое опустошение. Даже когда агония прекратилась, Тимур не выпустил из объятий. Вытащил откуда-то повязку, накрыл подсыхающую рану. Он это запланировал.

И всё продумал, как обычно.

— Будто заново родился, — влажными от слёз губами прошептал я.

Ларионов усмехнулся. Подрагивающими пальцами я коснулся его лба и сдвинул в сторону пряди, слипшиеся в чёрные стрелки.