Level Up. Рестарт (СИ) - Сугралинов Данияр - Страница 44

— Ну что… здравствуй… Филя, — цедит слова Ягоза, он же 44-летний Степаненко Игорь Валерьевич, девятый уровень социальной значимости.

— И вам не хворать, Игорь Валерьевич! — вырывается у меня, не Ягозой же мне его называть.

Он настораживается, а я снова ругаю себя за непродуманное ребячество. Мало мне было Махарадзе?

— Какой ты прыткий! — удивляется Ягоза. — Ну, имя ладно, а отчество откуда знаешь?

— Да я всех вас знаю. Сява — это Слава, понятно. Этот вот, который шутник — Руслан, погоняло Жирный, неплохой сантехник, кстати, но бухает, а потому без работы. Тот, что бутер жрет — Леша-Кецарик, дайте ему по спине, подавился. Это — Вася, жена у него Катерина была, развелись они. А, вон тот еще в кепочке — Радик Низамутдинович, все его так и кличут — Радиком.

— Херасе, Ни-за-мут-дин-о-вич! — ржет Жирный.

— Ешкин кот! — восклицает Сява. — Фил, ты же еще тогда знал мою фамилию! Откуда?

— Да ты, походу, из этих! — Ягоза хлопает себя по плечу. — А? Или с участковым нашим кентуешься?

— Да не их тех и не из этих. Не суть. Чего хотели?

— Так! Мужики, — трет ладони авторитет, — налейте гостю! За знакомство надо выпить!

Не понимаю, что Ягоза себе надумал, но не собираюсь его поддерживать.

— Так себе знакомство получилось, Игорь Валерьевич. Говорите, что хотели сказать, да я пойду. Некогда мне тут…

— Не понял! Че… — возмущается Жирный.

— Захлопни форточку! — затыкает его Ягоза. — Ты в детстве головой с лестницы не падал, Жирный? Извинись перед Филиппом… как вас по батюшке?

— Олегович.

— Приносим наши извинения, Филипп Олегович! Да, Жирный?

— Приносим… извинения… — тушуется под взглядом Ягозы Жирный. — Шутка была, не обессудьте.

Я морщусь, дотрагиваясь до ноющего бока. В ментовку соваться… Не хочу. Хрен с ними. Да и драку, по идее, начал я, потому что то, что было до этого, в их разумении — просто шутка.

— Извинения принимаются, — отвечаю и ухожу.

— Фил! — окликает меня Слава. — Удачи!

— И тебе… — я повторяю ответное пожелание про себя.

Хочу надеяться, что окружение не затащит его назад, в привычный безденежный пьяно-угарный быт. Он еще молод, ему жить да жить.

Дома, раздевшись, осматриваю темнеющий синяк под ребрами — ничего страшного, заживет. Вообще, все произошедшее как второе предупреждение, первое было, когда я получил от цыгана. Умение постоять за себя нужно не только в игре, и никогда не предугадаешь, когда оно пригодится в жизни. Можно прожить всю жизнь, и ни разу не подраться, а можно как я — два раза за неделю.

Ладно, хватит рефлексий, надо собираться к родителям.

Зову питомцев на кухню, и пока они ужинают, скидываю новое фото Ричи его хозяйке. Тут же от Светы приходит голосовое сообщение: «Спасибо огромное вам, Филипп! Считаю дни до возвращения домой — осталось всего пять дней! Обнимите Ричи за меня».

Пять дней… С собакой и кошкой квартиру не найти, придется дождаться приезда Светланы.

Звонит Кира и предупреждает, что задерживается в пробке. Смотрю на карту — она еще далеко, и будет не скоро. Чтобы не уснуть, веду Ричи гулять в парк, чтобы заодно и побегать. На долгий бег меня не хватает — причиной тому и слетевшее «счастье», и слабость от голода, и дебаф недосыпа, и ноющий бок. Впрочем, и этих пятнадцати минут бега хватает, чтобы взмокнуть. Выносливость получает еще процент — следующий уровень характеристики уже близок.

К приезду Киры я уже взбодрился душем и чашкой кофе, но, чувствую, родительских вопросов не избежать, видок у меня так себе. Одни синяки под глазами чего стоят.

В машине я закономерно подвергаюсь допросу сестры и благоразумно, сгладив острые и необычные углы, рассказываю события последних дней.

— Филя, да нормальное у тебя руководство, поверь, будь я на их месте, я бы так же поступила. Уговор у вас какой был — ты продашь, они тебя возьмут. Взяли? Взяли. Еще и премию дали. Неплохая, кстати, премия, некоторые за нее месяц вкалывают.

— Кира, да, но…

— Какие еще «но», братишка? Тебе дай сейчас полноценный процент от всех этих джеймартовских платежей, ты же ровненько на пятую точку сядешь, и в ус дуть не будешь. А тут тебе и стимул продать еще больше, и единоразовый бонус, чтобы совсем не обиделся, а заодно и проверка — а вдруг тебе просто повезло? А если нет, ты себе еще нагребешь премий, так же? Вот они так и думают.

— С мамой лучше не спорить, — слышу с заднего сиденья голос Кирюши.

Улыбаюсь. Одни Киры вокруг! Цепочка ассоциаций от племянника Кирилла через кашляющего Кирилла Кириченко доходит до Вики. Чему-то улыбаясь, пишу ей эсэмэску, спрашиваю, как ее дела, и в силе ли наш завтрашний поход в кино. Через минуту получаю ответ: «Конечно! Очень жду!». Желаю ей хорошего вечера и прощаюсь до завтра.

Слова Киры утверждают меня в мысли, что не все так плохо в «Ультрапаке», и может быть, увольняться, отработав только месяц, не стоит? Такой стаж даже в резюме не отобразишь, напротив, это может вызвать вопросы на следующем собеседовании.

Пока мы едем, звонит мама, ругаясь, что ей придется все разогревать, а отец вообще голодный, не ест и ждет нас. Он всегда так, наш приезд для папы всегда большое событие, он так радуется, что теряет аппетит.

Остаток пути болтаем с Кирой об успехах моего племянника, он уже вовсю читает и считает, хотя до школы еще больше года.

Доехав, Кира паркует машину у подъезда. Я выхожу из машины и с теплом и легкой ностальгией в душе смотрю на двор своего детства — песочница, в которой играл с друзьями в машинки, выстраивая песочные улицы и дома; горка с острыми загнутыми краями отошедших листов металла, с которой я скатился тысячи раз; палисадник, в котором мы отлавливали кузнечиков, хвастаясь редким цветом крыльев. Беззаботные годы были, а самой большой проблемой казался невыученный урок или то, что родители позовут с улицы домой.

Папа с мамой живут в тихом старом районе — невысокие дома, узкие улочки и очень много зелени, создающей благодатный в летнюю жару тенёк. В их небольшом дворике многолетние деревья — дубы, клены, каштаны — поднимаются выше крыши, ветвями с любопытством заглядывая в каждое окно родительского дома.

Папа уже стоит на маленьком балкончике, курит и высматривает нас.

— Дедушка! — кричит Кирюша.

— Дети приехали! — радуется отец.

Дома я обнимаю своего некогда большого сурового папу, и что-то щемит в груди — осознаю, какие они с мамой старые. Отец стал ниже ростом, высох, и мне кажется, что я обнимаю подростка. Его любимая клетчатая рубашка, заправленная в штаны, топорщится из-под них, она явно не по размеру. Прежними остались лишь его смеющиеся глаза и запах — запах табака и отечественного парфюма. Отец не изменяет своему одеколону и любимой марке сигарет.

Мама, охая и жалуясь на спину, контролирует Киру, накрывающую на стол в маленькой гостиной. Сестра шустро носится между кухней и залом, успевая рассказывать маме последние сплетни об общих знакомых.

Как обычно, у родителей включен телевизор — заканчивается «Поле чудес», Якубович пытается разговорить финалистов, а в титрах анонсируется выпуск программы новостей «Время». Такие привычки не изменить никаким интернетом, привыкли старики новости по телевизору узнавать.

Стол, куда мы все усядемся ужинать, стоит у старенького потертого и продавленного дивана, того самого, на котором пару месяцев назад сидела Яна — мы отмечали мамин день рождения. Яна тогда с самого утра помогала маме с Кирой, они убирались, мыли, готовили, пока я отсыпался после рейда. Кажется, это был последний раз, когда мы с Яной были у родителей вместе, и именно такой я хочу ее запомнить, ведь хорошего было намного больше.

Мы с отцом не путаемся под ногами и идем на балкон побеседовать. Батя вкусно закуривает от спички, и я вспоминаю, что именно этот запах первой затяжки прикуренной сигареты в детстве казался мне необыкновенно вкусным. Он протягивает мне пачку.

— Не, пап, спасибо. Бросил.

— Давно держишься?